История человеческих жертвоприношений
«Я жрец, — ты говоришь, — а не палач».Жрец, а какой, скажи, Атрид, молитвойБлагословенье призывать на ножТы думаешь, подъятый на ребенка,На плоть и кровь свою, Агамемнон?А я? могла бы я с тобой молиться?С убийцею и за убийцу — нет!И если б бог, малютку пожирая,От матери еще молитвы ждал,Он был бы глуп… Но дальше, царь, вернувшисьДомой, ужель ты б мог ласкать детей?О, ты бы не решился! Да ребенокНе захотел бы ни один глядетьНа этого жреца их детской крови…Впрочем, Ифигении не нужны были заступники — узнав, как обстоит дело, она решила исполнить волю богини:
За родину, за всю Элладу телоЯ предаю на жертву, и. никтоМеня к тому не вынуждал, — веди жеК богине дочь, коли богиня ждет.И дай вам бог счастливую удачу,Оружие украсить и домойС победою вернуться из-под Трои.А до меня ахеец ни одинПусть не касается: я горло молчаПодставлю вам; я — сердцем не ягненок.Еврипид подробно описывает подготовку к жертвоприношению:
И вот Калхант-провидец вынул нож,Что лезвие таил в суровой коже,И в россыпь круп его он погрузилСредь золотой корзины, а царевнеВенком чело увил. Меж тем Пелид,Вкруг алтаря кружась, его водоюИ той крупой священной окропилИ к дочери Зевесовой взывает:«О дивная охотница, в ночиТы по небу свое светило катишь…Прими ж от войск союзных этот дарИ от вождя дружин, Агамемнона:Кровь чистую из девственной ееИ мраморной мы выпускаем шеи.Утешься ей и даруй путь судам,Дай Трою нам высокую разрушить!..»И в землю взор в молчаньи вперилАгамемнон; и Менелай, и войскоПотупились. И наскоро мольбуЖрец сотворил, меж тем как взор прилежноНа девственной груди ее искал,Где б нож вонзить ему, чтоб без мученийИ разом ей конец настал…Еврипид описывает, как испуганные очевидцы отвели глаза от жертвенника, а когда вновь подняли их — Ифигении уже не было.
Близ алтаря лежала, содрогаясь,Огромная, красы отменной, лань,И кровь ее в последних муках жизниПо ступеням рекой струилась алой…Жрец объявил ахейцам, что «благородный дар… охотницей божественной отринут…», что Ифигения «среди богов удел днесь обрела» и что «молва о чуде меж греками, конечно, не умрет». Версии о том, что Ифигения стала божеством, придерживался автор «Каталога женщин» (ошибочно приписывавшегося Гесиоду); он писал, что Артемида
Деву поспешно с собой унесла и амвросией сладкойТело с главы умастила, чтоб оное стало нетленным,Дни навсегда положила в бессмертии жить, не старея.Ныне ее называет племя земных человековСпутницей славной метальщицы стрел Артемидой Дорожной.Спася девушку, Артемида перенесла ее в далекую Тавриду (нынешний Крым), где у богини было святилище, и сделала своей жрицей. О том, как дальше сложилась судьба Ифигении, тоже повествуют многие античные авторы. Тем более что судьба эта была не из легких: едва спасшись от жреческого ножа, Ифигения должна была сама участвовать в человеческих жертвоприношениях, которыми старались умилостивить богиню благочестивые тавры. Делала она это, судя по всему, настолько добросовестно, что со временем затмила саму Артемиду и стала почитаться местными жителями в качестве одной из ипостасей богини. Геродот, побывавший в Причерноморье семью веками позже, писал:
«У тавров существуют такие обычаи: они приносят в жертву Деве потерпевших крушение мореходов и всех эллинов, кого захватят в открытом море, следующим образом. Сначала они поражают обреченных дубиной по голове. Затем тело жертвы, по словам одних, сбрасывают с утеса в море, ибо святилище стоит на крутом утесе, голову же прибивают к столбу. Другие, соглашаясь, впрочем, относительно головы, утверждают, что тело тавры не сбрасывают со скалы, а предают земле. Богиня, которой они приносят жертвы, по их собственным словам, это — дочь Агамемнона Ифигения. С захваченными в плен врагами тавры поступают так: отрубленные головы пленников относят в дом, а затем, воткнув их на длинный шест, выставляют высоко над домом, обычно над дымоходом. Эти висящие над домом головы являются, по их словам, стражами всего дома».
Даже в четвертом веке уже нашей эры Аммиан Марцеллин, офицер римской армии и историк, описывает почти такой же ритуал — с той лишь разницей, что в его времена отрубленные головы выставляли на стенах святилищ. Описания античных авторов подтверждаются и находками археологов…
Еврипид, описавший чудесное спасение дочери Агамемнона в трагедии «Ифигения в Авлиде», посвятил ее деятельности на новом месте жительства еще одну трагедию — «Ифигения в Тавриде». Он описал святилище богини, в котором по приказу царя Фоанта в жертву Артемиде приносили всех появившихся в этих краях греков. Ифигения говорит:
Из старины обычайМеж таврами ведется и теперь:Коль эллин здесь появится, богинеЕго готовить в жертву я должна.Еврипид описывает алтарь, замазанный кровью, — «по его зубцам развешены остатки вооружения приносимых в жертву эллинов». Сюда прислужницы Ифигении несут необходимые для жертвоприношения «сосуды с медом, маслом, молоком, белые ткани и ножи». Впрочем, сама Ифигения, хотя и называет свою богиню «дивной», хотя и служит ей, как этого требует обычай, такой практики не одобряет. Она говорит:
Лукавая богиня! К сердцу желчьВздымается: убитого коснися,Родильницы иль мертвого — и тыНечист — от алтаря ее подальше!А человечья кровь самой в усладу…Не может быть, чтоб этот дикий бредБыл выношен Латоною и ЗевсомБыл зачат. Нет, нет, не поверю я,Чтоб угощал богов ребенкомТантал И боги наслаждались.Грубый вкус Перенесли туземцы на богиню…При чем она? Да разве могут бытьПорочные среди богов бессмертных?Трагедия Еврипида заканчивается отменой человеческих жертвоприношений. Ифигения с ее неожиданно объявившимся братом Орестом, которого она должна вести на заклание, бегут обратно в Грецию. Афина, которая тоже совершенно неожиданно объявилась во владениях Артемиды, рекомендует беглецам перенести статую кровожадной богини из Таврии в Аргос и там учредить культ хотя и кровавый, но в смягченном варианте. Теперь жрецу надлежало лишь слегка касаться мечом шеи жертвы и пускать кровь «для вида, сердце теша богинино».