Правда о «золотом веке» Екатерины
Всякий, по отношению к кому были нарушены традиция или закон, мог рассчитывать на защиту и помощь. Были понятны правила игры, и были гарантии. Можно было жить.
Петр разрушил и высмеял традиции, уничтожил всякие остатки корпоративных и гражданских учреждений. «В низу» общества, в низшей городской и особенно крестьянской среде, общины сохранялись, и традиции продолжали играть огромную роль в жизни. Но служилое сословие оказалось совершенно выбитым из общинности или из традиций.
Прежний закон оказался почти что отменен бумажным творчеством Петра, пресловутыми 20 тысячами указов. Соборное Уложение 1649 года уже не очень соответствовало новым реалиям; постоянно возникали ситуации, никак законодателем не предусмотренные. А указы противоречили и друг другу, и законодательству, их использование только помогало сильному теснить слабого, создавать правовую неопределенность и там, где «надо», – правовой беспредел.
Если в обществе анархия, казалось бы, первое, что надо сделать, это договориться о каких-то новых правилах. Но если анархия, беспорядок достаточно велики, то и для начала таких переговоров неплохо бы выяснить, кто с кем и на основе каких принципов будет договариваться? Неизбежно пройдет какое-то время, пока новые общественные группы осознают сами себя и свои отношения, пока начнется выработка новых принципов устройства всего общества.
Но людям ведь приходится жить и в условиях смуты, бардака, неопределенности! У каждого из них только одна жизнь, и не он решает, когда ему ее лучше прожить. Как они могут получить хотя бы какие-то гарантии своей безопасности, безопасности своих ближних, неприкосновенности своей собственности и так далее?
Можно накопить богатство, но государство или сильные мира сего в любой момент могут разорить, и скажи спасибо, если сам уйдешь на своих ногах.
Можно сделать карьеру… но все ведь видели, как кончилась карьера Шафирова, Толстого да и Меншикова.
Можно жить кланом, который поддерживает своих. Феодальный клан, особенно аристократический, типа Голицыных и тех же Долгоруких, сильный и богатством, и связями, и образованностью («кто владеет информацией, тот владеет ситуацией», давно известно) – это самое надежное, это дает больше всего гарантий.
А можно ведь еще и попытаться сделать так, чтобы государство Российское поработало на тебя… Лично на тебя, как это хотел сделать Меншиков, или на свой клан – как хотели сделать Долгорукие.
Парадоксально, но дичайшее беззаконие и совершается-то потому, что люди устали жить без законов. Люди идут на смертельный риск, чтобы получить хоть какие-то гарантии стабильности. Раскручивают маховик бардака и анархии, стремясь к определенности.
Вот только можно ли достигнуть этого всего, «прихватизировав» императора? Ведь это всегда так ненадежно – зависеть от одного человека…
Конец
Ходили слухи, что фельдмаршал Долгорукий, один из глав рода, был очень недоволен планами женить царя, – Долгорукие во зло употребляют малолетство царя, говорил фельдмаршал, а вот он подрастет, достигнет хотя бы 16 лет, и Долгорукие кончат опалой и ссылкой, а Катерина – монастырем. Еще фельдмаршал, одичавший в походах и растерявший аристократизм в трудах на благо Отечества, называл Екатерину совсем уж непотребными словами и полагал необходимым применить к ней любимое воспитательное средство XVIII века.
Единственное, в чем мы не согласны с фельдмаршалом, так это в том, что порку Долгоруких надо было начинать с Екатерины. Тут раскладывать на лавках следовало весь род, начиная с его патриархов, и особенно не забыть Ивана Алексеевича.
И ведь был прав фельдмаршал! Как в воду он смотрел со своими мрачными прогнозами. Не переживут Долгорукие правления Анны Ивановны…
6 января 1730 года император внезапно заболел. Где он подцепил оспу, почему не заболел никто, коме него? Что за странная оспа? На эти вопросы у меня нет никаких ответов.
Факты же таковы: промучившись две недели, император умер 18 января: а на 19 января планировалась свадьба юного царя, Петра II, и Екатерины Долгорукой. Что это? Случайность? Перст Божий, вышняя кара, рухнувшая на третье поколение, коему еще угрожает отмщение? Этого я тоже не знаю. Но я знаю, как вели себя Долгорукие: бывали у царя ровно постольку, поскольку надо же было выяснить – помрет или выживет?
Среди прочих планов был и такой: пока не поздно, обвенчать Екатерину с царем. Пусть император и помрет, зато в руках у Долгоруких останется уже не царская невеста, а царица, венчанная жена и вдова императора… Словом, все говорит о глубокой, преданной любви Долгоруких к юному императору.
А в ночь на 19 января собирается семейный совет Долгоруких. Послушаем, как они жалеют бедного мальчика, умирающего в четырнадцать лет и три месяца, как им плохо без будущего члена их рода:
– Император болен, и худа надежда, чтобы жив был. Надо выбирать наследника, – кидает пробный шар Алексей Долгорукий, отец Ивана и Екатерины.
– Кого выбирать в наследники думаете? – спросил Василий Лукич.
Князь Алексей ткнул пальцем в потолок, где были покои Катерины, его дочери:
– Вот она!
Сергей Григорьевич:
– Нельзя ли написать духовную, будто бы императорское величество учинил ее наследницей?
Василий Владимирович:
– Неслыханное дело вы затеваете, чтобы обрученной невесте быть российского престола наследницей! Кто захочет ей подданным быть? Не только посторонние, но я сам и прочие нашей фамилии – никто в подданстве у нее быть не захочет. Княжна Катерина с государем не венчалась.
– Хоть не венчалась, а обручилась, – возразил князь Алексей.
Василий Владимирович:
– Венчание иное, а обручение иное. Да если бы она с государем и в супружестве была, то и тогда учинение ее наследницей не без сомнения было бы.
Сергей Григорьевич:
– А мы уговорим графа Головкина и князя Дмитрия Михайловича Голицына, а если они заспорят, мы будем их бить. Ты в Преображенском полку подполковник. А князь Иван майор, и в Семеновском полку спорить о том будет некому.
Василий Владимирович:
– Что вы ребяческое врете! Как тому можно сделаться? Как я в полку объявлю? Услыша от меня об этом, не только будут меня бранить, а и убьют.
После этого спора князья Василий Владимирович и Михаил Владимирович уехали.
А остальные еще долго упражнялись в том, кто лучше напишет духовное письмо, лучше всего подделав подпись умирающего. Написали свои версии Василий Лукич, Сергей Григорьевич и Алексей Григорьевич. Тут князь Иван, лучший друг умирающего императора, вынул из кармана лист бумаги:
– Вот посмотрите, вот письмо государевой и моей руки: письмо руки моей слово в слово как государево письмо: я умею под руку государеву подписываться, потому что я с государем в шутку писывал.
После чего Иван подписал бумагу: «Петр». Все члены семейного совета сочли, что очень похоже и что если государь не подпишет сам, пусть Иван подпишет за него.
А император ничего уже не подписал. Пока Долгорукие в очередной раз решали, как получше его использовать, император бредил, звал близких людей, в том числе умершую недавно сестру, княжну Наталью.
Во втором часу ночи на 19 января он произнес фразу:
– Запрягайте сани, хочу ехать к сестре.
И «умер на руках действительно любившего его воспитателя – Андрея Ивановича Остермана» [32. С. 91].
Что характерно – с умиравшим был до конца один человек – въедливый учитель Остерман. Андрея Ивановича много раз ославили и интриганом, и мелким подлецом, способным втереться в доверие и обмануть, и наглым типом, и жуликом, и пройдохой, и хитрым немцем, который паразитировал на богатствах чужой ему страны. Скажем сразу – все это чистая правда, и все эти не самые почетные титулы Генрих-Андрей заслужил.
Но давайте уж договорим до конца: самая скверная характеристика Андрею Ивановичу сделана историками со слов тогдашнего русского дворянства. Ведь почти все, что мы знаем об этом человеке, написано именно русскими дворянами, и лишь очень немногое – зарубежными дипломатами, которых Андрей Иванович ловко обманывал в пользу Российской империи, и они его тоже не любили.