Шопенгауэр как лекарство
— Хорошо, Филип, принято. Кстати, «почему именно сейчас» — хороший вопрос, я сам им пользуюсь. Помогает сконцентрироваться на главном. Ну что ж, тогда к делу. Как я уже сказал, у меня возникли проблемы со здоровьем — в общем, дела неважнецкие, так вот… мне захотелось оглянуться назад, посмотреть, что удалось и что не удалось в моей работе. Сам понимаешь, возраст — хочется подвести итоги. Стукнет тебе шестьдесят пять — вспомнишь меня.
— Не понимаю, о чем вы, но готов поверить на слово. Признаюсь, мне не совсем понятно ваше желание встретиться со мной или с другими клиентами. Лично со мной такого не случается. Мои клиенты платят мне деньги, я предоставляю им свое экспертное мнение. На этом мы расходимся они знают, что получили квалифицированный совет, а я — что сделал все возможное. Не могу представить, чтобы мне захотелось когда-нибудь встретиться с ними еще раз. И тем не менее я весь внимание. С чего начнем?
Джулиус не имел обыкновения утаивать что-то от клиентов, это всегда было его сильным качеством — люди ценили его за прямоту и открытость. Но на этот раз он заставил себя умолчать об истинной цели визита. Бестактность Филипа неприятно задевала его, но ведь он пришел не для того, чтобы давать советы. Наоборот, он хотел получить от Филипа прямой и честный ответ о том, что он думает о его работе, так что чем меньше Джулиус скажет про свое теперешнее состояние, тем лучше. Если бы он заикнулся о своем отчаянии, о том, как лихорадочно ищет выход, как хочет надеяться, что сыграл хоть какую-то роль в жизни Филипа, тот, чего доброго, мог бы из жалости наговорить ему кучу комплиментов. Или поступить как раз наоборот — из упрямства.
— Что ж, прежде всего спасибо, что согласился встретиться со мной. Я хотел бы услышать следующее: первое — что ты думаешь о нашей работе, помогла она тебе или нет, и второе, уже посерьезней, я хотел бы узнать, как сложилась твоя жизнь с тех пор, как мы расстались. Обожаю слушать, чем заканчиваются истории.
Если Филипа и удивила такая просьба, он ничем этого не выразил. Несколько секунд посидел молча, закрыв глаза, сложив пальцы. Потом размеренно заговорил:
— История пока еще далека от завершения, доктор Хертцфельд. По правде говоря, моя жизнь так сильно изменилась несколько лет назад, что мне кажется, будто я родился заново. Но пойдем по порядку — начну с нашего лечения. Вынужден признаться, оно оказалось совершенно бесполезным — пустая трата времени и денег. Считаю, что со своей стороны я сделал все, что мог: если память мне не изменяет, я всегда был готов к сотрудничеству, работал над собой, ходил регулярно, оплачивал счета, запоминал сны, выполнял все ваши указания — надеюсь, вы не станете возражать?
— Возражать против того, что ты был готов к сотрудничеству? Конечно, нет. Скажу больше, ты был чрезвычайно прилежным учеником.
Филип кивнул и, снова уставившись в потолок, продолжил:
— Насколько я помню, мы встречались ровно три года, в основном по два раза в неделю. Это очень много часов — как минимум двести. Почти двадцать тысяч долларов.
Джулиус едва сдержался: всякий раз, когда пациенты отпускали подобные замечания, он не упускал случая возразить, что это «капля в море», и вдобавок подчеркнуть, что проблемы, копившиеся много лет, невозможно устранить в одночасье; кроме того, он обязательно приводил какой-нибудь убедительный довод из собственного опыта: к примеру, сам он во время студенческой практики три года ходил на занятия по пять раз в неделю — более семисот часов. Но Филип уже не был его пациентом, и Джулиусу не нужно было ни в чем его убеждать. Он пришел сюда, чтобы слушать. Поэтому он прикусил губу и промолчал. Филип продолжил:
— Когда я начал лечиться у вас, я был загнан в угол — нет, валялся на обочине, лицом в грязь, так будет точнее. Тогда я работал химиком, разрабатывал средства для уничтожения насекомых. Меня тошнило от моей работы, от моей жизни, вообще от всего. Единственное, что мне нравилось, — это читать философию и размышлять над загадками истории. Но я пришел к вам из-за своих сексуальных проблем, как вы, надеюсь, помните.
Джулиус кивнул.
— Тогда я терял контроль над собой. Только секса я и хотел. Он не давал мне покоя. Я не мог остановиться. Страшно вспомнить, какую жизнь я вел. Соблазнить как можно больше женщин — вот все, чего мне требовалось. После коитуса короткая передышка — и снова все сначала.
При слове «коитус» Джулиус подавил улыбку — он вспомнил, как, несмотря на свою неутолимую похоть, Филип всегда старательно избегал непристойностей.
— Только в этот короткий момент, сразу после коитуса, — продолжал Филип, — я мог жить полной жизнью, в согласии с самим собой, тогда я мог общаться с великими мыслителями прошлого.
— Да, я помню твоих Аристархов и Зенонов.
— Они, а потом и многие другие. Но эти моменты, эти передышки были слишком короткими. Теперь я свободен. Теперь я могу жить, не думая об этом. Но позвольте мне вернуться к вашему лечению, ведь именно в этом состоял ваш первый вопрос?
Джулиус кивнул.
— Я, помню, очень привязался к нашим занятиям, они стали для меня еще одной навязчивой идеей, которая, увы, не заменила первую — просто наложилась на нее. Я помню, как ждал каждого сеанса — и все-таки, несмотря ни на что, каждый раз уходил разочарованным. Сейчас я точно не помню, что мы делали, — кажется, все время пытались как-то связать мою проблему с моей прежней жизнью. Выводили, выводили — мы все время пытались что-то вывести. И все же каждый ваш новый вывод казался мне сомнительнее прежнего. В ваших рекомендациях не было ни аргументации, ни логики, но хуже всего было то, что ни одна из них ни капли не повлияла на мою проблему… А проблема была серьезная. Я знал это. И еще я знал, что обязан во что бы то ни стало с ней завязать. Прошло немало времени, пока я понял, что вы не знаете, как мне помочь, и тогда я окончательно потерял веру в вас. Помню, вы тратили кучу времени на то, чтобы исследовать мои взаимоотношения с другими людьми — и, в особенности, лично с вами. Я не видел в этом никакого смысла — не видел тогда, не вижу и сейчас. Время шло, и мне становилось все тяжелее встречаться с вами, продолжать исследовать наши отношения так, будто они действительно существовали, делать вид, будто они больше того, чем на самом деле были — обычными платными услугами. - Филип замолчал и, разведя ладони, взглянул на Джулиуса, словно говоря: «Сам напросился».
Джулиус был раздавлен. Чей-то незнакомый голос сказал за него:
— Что ж, это честный ответ, Филип. Ну, а теперь продолжение истории — что было с тобой потом?
Филип сложил ладони, опустил подбородок на кончики пальцев, завел глаза к потолку, собираясь с мыслями.
— Потом? Начнем с работы. Мои открытия в области создания гормональных инсектицидов неожиданно принесли компании солидные дивиденды, и моя зарплата резко выросла. Но к тому времени я уже был сыт химией по горло. А тут, когда мне исполнилось тридцать, подоспели траст-фонды моего отца. Подарок судьбы. Наконец-то я был свободен. Этих денег хватало на несколько лет безбедного существования, и я забросил подписку на химическую литературу, уволился с работы и занялся наконец тем, о чем мечтал всю жизнь, — поиском истины… Я был жалок и несчастен, все так же напряжен и по-прежнему страдал от навязчивых желаний. Конечно, я перепробовал и других психоаналитиков, но они могли дать мне не больше, чем вы. Один из них, бывший сокурсник Юнга, как-то сказал, что мне нужна не просто психотерапия. Он сказал, что в моем положении единственная надежда — духовное развитие. Я последовал его совету и обратился к религиозной философии, в особенности к идеям Востока — из всех прочих только они показались мне стоящими. Остальные не давали ответов на важнейшие вопросы и только прикрывались именем Бога вместо истинного философского осмысления. Я даже провел несколько недель в медитативном лагере — довольно любопытно. Правда, это не избавило меня от проблемы, но у меня возникло ощущение, что в этом есть какое-то рациональное зерно — наверное, тогда я просто не был готов… И все это время, за исключением вынужденного воздержания в ашраме — хотя и там я умудрялся находить лазейки, — я продолжал свою безумную погоню. Я переспал с толпой женщин — с десятками, сотнями, иногда по две в день, всегда и всюду, в любое время — так же, как во время наших занятий. Постель с одной — иногда с двумя женщинами — и снова поиски. Никакого возбуждения после. Помните старую поговорку: «С девчонкой в первый раз бывает только раз». — Филип поднял голову и посмотрел на Джулиуса: — Это была шутка, доктор Хертцфельд. Помню, однажды вы заметили, как вас поражает, что за все время я умудрился ни разу не пошутить.