Волчьи войны

Бритые головы стали отличительным знаком друидов. Но этот обычай имел свою предысторию. Когда- то давным-давно головы брили воины, чтобы при рукопашном бое враг не смог схватить их за волосы. Позже бритая голова стала символом искренности, чистоты помыслов…
Фингин надел белую мантию с вышитым на груди красным Драконом Мойры — знак своей касты. Затем не спеша оглядел свой наряд, взял дубовый посох и вышел из комнаты.
Он шел по оживленным коридорам Сай-Мины и думал о том одиночестве, какое он ощутил, став Великим Друидом. То ли подобная холодность принята среди членов Совета, то ли ему не могут простить его юный возраст… Фингин не только оказался самым молодым Великим Друидом за всю историю существования братства, но и, что еще хуже, пробыл простым друидом меньше года. И тем, кто еще недавно относился к нему как к ученику, сегодня приходится общаться с ним на равных. Впрочем, поговорить с Фингином приходил один только Эрнан, Архидруид. Разумеется, это тоже нравилось далеко не всем… Фелим относился к Фингину по-братски, но он и раньше редко бывал здесь, а теперь его вообще изгнали из Совета! Подумав об этом, юный Великий Друид сразу же вспомнил об Эрване. Удалось ли ему найти Алею? И где Фелим? Ах, как не хватает их теперь здесь, в Сай-Мине, с их свободным образом мысли, свежестью восприятия… Фингин почувствовал, что ему тоже хочется уехать куда-нибудь, где идет жизнь, туда, где он мог бы послужить доброму делу. Здесь он чувствовал себя таким ненужным…
Но он знал, что должен учиться убеждать. Настанет день, когда он уже не будет самым юным Великим Друидом, а когда-нибудь станет и одним из старейших. Если, конечно, к тому времени Сай-Мина еще будет существовать. Тогда, в день празднования Лугнасада, Эрнан был настроен мрачно, и Фингин не забыл его слов.
Войдя в Зал Совета, он увидел, что все Великие Друиды уже собрались и рассаживаются на свои резные черешневые троны. Фингину нравился этот приглушенный гул перед началом заседания. В негромком бормотании можно было различить и слова беспокойства, и откровенные признания, и даже выбалтываемые тайны… Шехан, Тиернан и Аэнгус тоже были здесь. Это означало, что они вернулись из поездки, куда были посланы Советом на поиски Фелима, покинувшего Сай-Мину без согласия Архидруида и потому исключенного из Совета, и его магистража Галиада. Фингину тотчас стало ясно, зачем собрался Совет: речь пойдет о Фелиме…
Юный друид сел на свое место и поставил дубовый посох рядом с собой. Он не уставал восхищаться красотой этого места. Каждый раз ему открывались новые детали. Загадочные символы были повсюду: на картинах, посвященных истории братства, искусных фризах на стенах, мебели, вырезанной из дерева великими мастерами, в этой витой веревке, которая опоясывала весь Зал Совета. Приходя сюда, Фингин находил все новый и новый смысл в надписях на древнем языке, выведенных золотыми буквами на стенах:
 
Друид — это сын Поэзии,
 
Поэзия — дочь Размышлений,
 
Размышление — дитя Созерцания,
 
Созерцание — дочь Науки,
 
Наука — дочь Поиска,
 
Поиск — сын Великой Науки,
 
Великая Наука — дочь Великого Ума,
 
Великий Ум — сын Понимания,
 
Понимание — дитя Мудрости,
 
Мудрость — дочь Мойры.
 
Как он всегда делал, бывая в этом зале, Фингин перечитал написанное, стараясь постигнуть смысл этого изречения, всю его полноту. Ум, Понимание и Мудрость есть порождение Мойры. Это объясняло смысл Мойры в большей степени, чем целый доклад о ней. И все же… Мог ли кто-нибудь, даже находясь здесь, в этом зале, утверждать, что понял истинную суть Мойры? Не позабыли ли Великие Друиды, думал Фингин, об этом поиске? О поиске смысла?
Рядом с этим текстом колонками были высечены триады. Фингину уже не надо было их читать. Как и все друиды, он знал их наизусть.
 
Судьба,
 
Истина,
 
Точка Свободы, или место, где воздастся всякому противостоянию.
 
«Точка Свободы», — мысленно повторял он. А свободна ли Гаэлия?
 
Он посмотрел на братьев и глубоко вздохнул. Десять человек из числа самых влиятельных людей острова находились здесь, и он среди них. Фингин никак не мог свыкнуться с этой мыслью. Ему всегда вспоминался первый урок, который он еще в детстве получил от одного друида. Всю свою жизнь Фингин стремился к заветной цели: стать членом этого Совета. Сидеть здесь и выполнять предназначение друида. Вести людей по пути Мойры. И вот сегодня, добившись этого, он мучится сомнениями. Их не было в годы ученичества. Но сейчас, когда он преодолел самое трудное, когда достиг своей первой цели, когда задача, стоящая перед ним, была ему ясна, оставалось понять, как ее решать…
Эрнан постучал посохом по мраморному полу зала.
Фелим, Алеа, Эрван. Где они? Что они сейчас делают? А главное, что делать нам? Как мне жаль вас, Эрнан. Прежде вы так свободно говорили со мной, но сейчас вам придется выполнять роль Архидруида. То, что скажете вы, будет нашим общим словом.
— Благодарю вас, братья, за то, что вы так скоро собрались здесь. Как видите, Шехан, Тиернан и Аэнгус вернулись к нам. И мне пришлось собрать вас снова, чтобы сообщить очень тяжелую весть, — произнес Архидруид звучно и значительно.
По большому залу пронесся тихий гул.
Значит, Фелим мертв. Я должен был об этом догадаться. О Мойра, сделай так, чтобы с Эрваном и с Алеей ничего не случилось…
— Трое наших братьев нашли тело Фелима в Борселийском лесу. Фелим умер. Печаль моя велика. Но он умер до того, как Совет объявил о его исключении. А посему пусть сегодня будет возвещено о том, что достопочтимый Карон Катфад, сын Катубатуоса, названный Фелихмом, достойно принял смерть на пути Мойры в звании Великого Друида Совета Сай-Мины. А решение о том, что он исключен из Совета, пусть будет отменено и запись об этом вычеркнута из летописи.
Шехан, занявший место летописца, когда Эрнан стал Архидруидом, тотчас исполнил это решение. Летописец был единственным друидом, которому разрешено было вести записи, а летопись Совета — единственным письменным документом, который признавали друиды. История ордена не была тайной, но ее не следовало изучать. При этом ей надлежало оставить свой след в истории. А вот обучение друидов, напротив, осуществлялось только в устной форме и должно было отвечать духу времени. Поэтому в огромном замке Сай-Мина не было ни одной книги, только летописи, которые столетиями копились в комнате сменявших один другого архивариусов.
Ни один из братьев не возразил против выдвинутых Эрнаном доводов. В Совете хорошо относились к Фелиму, и его размолвка с Айлином для многих осталась не более чем неприятным воспоминанием, которое они были рады поскорее забыть. К тому же исключение одного из друидов ни в коей мере не украшало братство…
Значит, память о Фелиме не будет запятнана… И наша честь тоже. А его жизнь? Может быть, вместо того чтобы его исключать, нам следовало ему помочь? Эрнан сказал мне, что Айлин изгнал Фелима из Совета именно для этого. Чтобы освободить. Ничего себе освобождение — смерть!
— Тело брата нашего Фелима захоронено в Борселийском лесу, а поминовение его состоится завтра здесь, во дворце. Лоркан, согласно высказанному им желанию, будет назначен Великим Друидом и займет место Фелима. Но нам предстоит сделать еще очень многое, принять и другие важные решения. Тиернан, прошу вас, расскажите Совету о том, что вы обнаружили.
Великий Друид кивнул и произнес:
— С помощью трех наших магистражей мы проследили путь Фелима по всему острову. Действительно, он и трое его спутников дошли до южной части Галатии, до леса сильванов.
Спутников? Значит, с ним был кто-то еще, кроме Галиада? Значит ли это, что он нашел Алею?
— Кто эти спутники? — спросил Архидруид, будто прочитав мысли Фингина.
— Его магистраж Галиад, а также девушка, гном и еще один человек, личность которого мы не смогли установить. Некая женщина.