Операция молот

Совсем иными мотивами руководствовался Барри Корман, согласившись прислать ему из Вашингтона копии стенограмм (с приложением фотографий вещественных доказательств) слушаний сенатского комитета по организованной преступности в 1962 и 1965 годах по Парадайз-сити. Корман, лучший из всей когорты строго одетых и коротко стриженных помощников амбициозного Мичиганского сенатора, учился в Колумбийском университете в группе Уиллистона и получил стипендию Фулбрайта во многом благодаря настойчивым рекомендациям своего научного руководителя. Не то чтобы Корман теперь отплачивал ему старый долг — хотя так оно по сути и было, а он сам был достаточно опытным политиком, чтобы интуитивно понимать, что долг платежом красен, — но просто Корман любил и уважал Энди Уиллистона. Что оказалось весьма кстати. Обыкновенно запрос о предоставлении копий стенограмм сенатских слушаний приносит свои плоды через восемь, а то и десять дней, Уиллистону же пакет был доставлен экспресс-курьером через девятнадцать часов после его звонка в Вашингтон.
Второго наиболее выгодного жениха Соединенных Штатов также ожидала удача, хотя в поездке в Нью-Джерси его постигло небольшое разочарование. Покупка патронов для пистолетов и винтовок прошла без приключений, но лысый владелец оружейной лавки, который раньше имел право торговать боеприпасами для автоматического оружия, пожаловался, что «после этой заварушки с Кеннеди местное начальство держит ухо востро, так что даже у ребят теперь случаются перебои с этим делом». Ну, уж если даже «ребята» — группа затейников, которых объединила искренняя убежденность, что Аль Капоне оказался куда более талантливым бизнесменом, чем Генри Форд, — не всегда могли восполнить магазины своих автоматов, то дело и впрямь дрянь. Однако у предусмотрительного П. Т. Карстерса был в резерве запасной источник — бармен ночного клуба «Боллз оф файэр» в Гринвич-виллидж, где порция любого спиртного стоила полтора доллара, «экзотические танцовщицы» шли по пятьдесят, а жаркое на ребрышках готовили из рук вон плохо. Но у бармена был дружок, который водил дружбу с парнем, чей шурин работал в порту; тот, в свою очередь, имел обширные и разнообразные социальные контакты, которые могли бы поразить воображение Маргарет Мид или Кеннета Кларка [8] и которые в конце концов помогли раздобыть девять тысяч автоматных патронов для английских «Л-2A-3» плюс шесть тысяч патронов для всех типов американского стрелкового оружия калибра 0,45.
Все было краденое, и всем это было известно, о чем, впрочем, никто даже словом ни разу не обмолвился. Все необходимые переговоры велись с помощью сорока двадцатидолларовых банкнот, выложенных П. Т. Карстерсом. В остальном же вся беседа состояла из хмыканья, бессодержательных любезностей и разъяснений, куда, когда и как доставить груз. Груз был тяжелым и объемистым.
Красавец охотник знал также, что этот груз представляет опасность. Через час после того, как боеприпасы были загружены в грузовой отсек автофургона, он мчался на север, законопослушно оставаясь в пределах пятидесятимильного лимита скорости. Путь его лежал в «Преисподнюю».
Три дня спустя автофургон вернулся на Манхэттен. За рулем теперь сидел Сэмюэль Мордекай Гилман. Он был загорелым, похудевшим, окрепшим и даже еще более целеустремленным, чем обычно.
— Пожалуй, можно было бы заказать все по почте, — говорил он Уиллистону за обедом в отличном китайском ресторане на углу сто двадцать пятой улицы и Бродвея, — но я предпочитаю в таких делах действовать осмотрительно и придирчиво. Так что лучше уж я сам закуплю все эти приборы. Я лично хочу проверить все, что мне продают.
— Передай креветки, — попросил профессор.
— Ты считаешь, что я придира, не так ли, Энди?
Уиллистон пожал плечами.
— Ты считаешь, что я придира, — настаивал Гилман.
— Нет, не совсем так. Я считаю, что ты сейчас слопаешь всех креветок.
Человек, который никогда не ошибался, вздохнул и подтолкнул блюдо к приятелю.
— Ну ладно, пусть я придира — особенно в мелочах, — согласился человек из Лас-Вегаса.
— Это не так уж страшно, Сэмми.
— Да нет, ты не понимаешь. Просто меня так воспитали, я так привык.
Профессор психологии выложил себе в тарелку порцию креветок и кивнул.
— Только, пожалуйста, не рассказывай мне душещипательные истории о своем тяжелом детстве, — взмолился он. — Не здесь, во всяком случае. Я смертельно устал от своих пациентов.
— Мне нельзя ошибаться, я всегда должен поступать правильно, во всем. Мои родители — они же оба были учителями — так меня воспитали. Вот почему я все должен делать сам, а иначе я не смогу быть уверенным, что все делается правильно.
Уиллистон понимающе улыбнулся.
— Что касается твоей придирчивости, то это очень полезное качество, — уверил он друга. — Уж лучше быть таким придирой, чем открывать стрельбу в магазине или задираться в метро. Ты отличный работник, а это нынче редкость. Ты честен, трудолюбив и знаешь наизусть слова всех песен Коула Портера — так что нечего тебе терзаться из-за своей придирчивости.
— Мой отец…
Но худощавый вермонтец перебил Гилмана, нацелив на него вилку, точно учительскую указку:
— … был тяжелым человеком. А ты нет — просто немного беспокойный. Но мне это нравится. Нам всем это нравится, — убеждал его Уиллистон. — Без твоих недюжинных талантов, без твоей щепетильности и — да, временами раздражающей придирчивости у нас не было шансов на успех.
Теперь настал черед Гилмана улыбаться — на его лице расцвела благодарная, но почему-то невеселая улыбка.
Пока они расправлялись с обедом, человек из Лас-Вегаса объяснял, где именно он намеревается раздобыть радиопередатчики и прочее электронное оборудование — в лавчонке на Сорок шестой улице и в двух магазинах радиоаппаратуры в центре города неподалеку от Чеймберс-стрит. Все закупки они произведут, как и те, в Олбани, в трех разных магазинах, чтобы огромное количество приобретенных товаров не привлекло к ним внимания продавцов. Девять радиопереговорников новейшей конструкции — четыре для использования и пять для замены. Каждый радиопереговорник весил всего три фунта и имел радиус действия в одну милю. Это были отличные радиопередатчики — компактные и дорогие — лучшее, что они могли позволить себе приобрести на деньги П. Т. Карстерса. Эти «уоки-токи» значились под номером первым в списке Гилмана. Прочие покупки оказались еще более дорогостоящими.
Номер два: радиопередатчик средневолновый, состоящий из двух небольших компонентов, легко укладывающихся в небольшой чемоданчик; микрофона и передающего устройства для шифрованных посланий с радиусом действия в пятьсот миль.
Номер три: телескопическая антенна для использования с вышеуказанным радиопередатчиком.
Номер четыре: три глушилки типа «Джей-эР-11», используемые для подавления определенных коротковолновых частот, в том числе и тех, которые используются полицейскими радиостанциями.
Номер пять: восемь разного рода «жучков», приспособленных для подключения к телефонным проводам и для ведения внешнего электронного наблюдения, различных размеров и конфигураций — от крохотного ультракоротковолнового передатчика размером не более долларовой монеты до «ствола» дальнего действия, способного «засекать» человеческий голос на расстоянии двухсот ярдов.
Номер шесть: четыре магнитофона современной модификации с дистанционным включением режима записи по команде голосом, в том числе швейцарская «Награ» стоимостью тысяча девятьсот долларов, «Ухер-400» и миниатюрная «нательная» модель, которую можно было носить под пиджаком.
Номер семь: пять «антижучков» размером не более сигаретной пачки — японские штучки для создания помех на частотах, обычно используемых «жучками».
А еще батарейки, запасные части и чемоданчик с набором инструментов инженера-электронщика — Гилман покупал все это с придирчивостью начальника отдела снабжения антропологической экспедиции в отдаленные районы джунглей Новой Гвинеи. Покупки полностью заняли весь грузовой отсек фургона, не оставив места для еще не приобретенных приборов ночного видения с инфракрасными излучателями, ацетиленовых горелок для вскрытия сейфов и здоровенных баллонов с ацетиленом.