Пристойное поведение (СИ)
Вот и все. Никаких поцелуев, прогулок за ручку или чего-то подобного. Если бы мы взглядами не срывали друг с друга одежду, можно было вполне решить, что дружба между мужчиной и женщиной — существует.
Сегодня он заказал гору роллов и вызвался приготовить мне коктейль.
— Есть повод?
— А как же, — заявляет весело. Егор не успел переодеться с работы, по-прежнему в брюках со стрелками, в строгой рубашке с галстуком, правда, последний развязан и висит, перекинутый через шею. Выглядит официально, но одновременно небрежно, по-домашнему. Если честно, когда он впервые приехал ко мне в бюро при полном параде, выбритый, собранный — я растерялась. Такому парню я бы вряд ли решилась влепить пощечину. Не наговорила бы того, что осмелилась. Верните мне прежнего лохматого заросшего Егора, перед этим я тушуюсь.
— Сегодня официально объявили, что один из моих сериалов попал в номинации «Лучший сценарий» и «Лучший отечественный сериал», есть неплохие шансы на победу, — подмигивает мне, наливая в вычурной формы бокал мартини, сверху щедро выжимает лимон.
— О, классно! Только я без платья и… без подарка.
— Подарок я купил себе сам. Знакомься, это Галина, — он подводит меня за руку к террариуму, в котором ползает самая настоящая черепашка.
— Ух ты! Живая! А почему Галина?
— А чем плохо быть Галиной?
— Ничем, так маму мою зовут.
— О. Значит, есть еще одна ассоциация, — не уверена, что это комплимент, но я решаю промолчать. — С недавнего времени черепахи вдохновляют меня на творчество. Вот смотрю на нее, так и прет текст, строчка за строчкой! Так что Галка теперь на твоей совести, Веро.
если я разобьюсь на самолете или на машине, или же откинусь от передоза, ты должна будешь связаться с арендаторами и забрать ее себе, — он обнимает меня одной рукой, прижимает к себе, а я делаю глоточек. Неплохо. Думала, без сока будет слишком крепко.
— Я тебе откинусь от передоза. Только попробуй свалить настолько тупейшим образом.
Он хохочет и чмокает меня в макушку:
— Шучу. Но, знаешь… всякое может случиться, а домашнее зверье — это ответственность. Я, к счастью, не бессмертный. Даже такие везунчики, как я, дохнут.
Меня словно кипятком ошпаривает. Я дергаюсь, расплескав на себя коктейль, и испуганно отлетаю в сторону.
— Что ты сказал? — впиваюсь в него взглядом.
Он непонимающе разводит руками:
— Даже такие, как я, дохнут?.. — проговаривает вопросительно. — Ты чего, Веро?
— Нет, не так. Скажи с другой интонацией. Пожалуйста!
На его лице отражается секундное замешательство, затем понимание, а следом губы расплываются в широкую, самую наглую, что я видела в жизни, улыбку:
— Да ну нафиг, Веро. Ты смотрела «Грешника и деву»? — приподнимает брови.
— Мать твою, конечно смотрела, Егор! — я не в силах следить за языком, эмоции прут наружу. Скрывать их — себя ненавидеть. Картинка сложилась в один миг. Сложная, измятая, как и вся моя жизнь по соседству с этим мужчиной. Как я не догадалась сразу? Боже, ну конечно же дело не в реинкарнации! Все банально: мой кумир говорит его голосом. — Да быть не может! Ты озвучивал Велиара в «Грешнике»! Это так? Скажи мне правду. Как такое могло случиться?!
— я хожу кругами по комнате, заламываю пальцы, Озерский открыто забавляется, скрестив на груди руки. Рубашка выбилась из брюк, но приводить себя в порядок он, судя по всему, не намерен. Вместо этого расстегивает на ней пару верхних пуговиц, закатывает рукава.
— Мой первый сериал, первая роль дубляжа. Отвратная работа. Провальная, с кучей тупейших ошибок, — чеканит слова, не сводя с меня глаз.
— Не смей! Это лучший сериал в мире!
— То-то его закрыли на середине второго сезона.
— Дебилы у них там сидят, вот и закрыли. Егор, с ума сойти можно, я эти несчастные двадцать четыре серии пересматривала раз пять. Мне жарко. Надо выпить. — и я допиваю свой коктейль. Беру со стола второй.
Почему-то Математик выглядит слегка смущенным.
— Ты же писатель… Каким образом ты озвучиваешь сериалы?
— Ну: у нас же не официальная озвучка, — пожимает плечами, и, кажется, немного стесняется. — Официально меня еще ни разу не выбрали, хотя голос есть в базе. Так, подрабатываем с друзьями. Веро, я же говорил, что мой отец — актер. Я тоже стремился к этому отсюда спорт — в планах ведь было стать не аки кем, а русским Рэмбо, ну, знаешь, душевным героем боевика.
— А почему не стал?
— У меня нет таланта. О, не расстраивайся, это нормально. Конечно, в театральный меня взяли без собеседования, просто по фамилии, и я даже там отучился пару лет. Кое-как. Можно было продолжать биться, но мне не настолько это нравилось, чтобы мучиться. А когда я ушел, испытал облегчение. Все же я из тех, кто предпочитает оставаться за кадром. Друзья, когда создавали канал, позвали меня, и я решил попробовать.
— У тебя потрясающе получается! А какие ты еще сериалы озвучиваешь? Как называется канал?
— «ФериТэйлФилмс», можешь загуглить. С «Грешника и девы» мы тогда ничего не заработали, кроме опыта. Какое-то время я даже жалел, что в нем звучит мой голос. До сегодняшнего вечера, — он поиграл бровями.
— А вообще это прибыльное дело?
— Ну, хватает на сигареты, — подмигивает. Ни разу его таким не видела — скромным, смущенным. — Иногда работаем на голом энтузиазме, когда сотни подписчиков просят сериал, а больше никто не берется и спонсора не находится. Ты чего, плачешь, что ли?
— Нет, просто, наконец, все встало на свои места. С нашего знакомства я мучаюсь, где могла услышать твой голос, он мне буквально снился ночами! Но так как «Грешника» я пересматривала в последний раз лет шесть-семь назад, то каждый раз упиралась в глухую стену. А сейчас, когда ты сказал фразу Велиара с его интонациями, меня осенило!
Мои слова ему льстят, Математик облокотился на подоконник, тянет свое пиво, поглядывая на меня.
— Дрянной сериал… — произносит как бы невзначай.
— Заткнись! — огрызаюсь. Именно огрызаюсь, на что он хохочет.
— Полный отстой, — расплывается в улыбке. — Он ужасно наивный и пошлый. Работать было — каторгой.
— Значит так, да? — я зажмуриваюсь, затем прищуриваюсь. — Забавляешься? — и после его самодовольного кивка действительно кидаюсь на парня с кулаками, он едва успевает отставить бутылку пива. Озерский смеется, приседает, закрываясь от ударов, а затем, когда ему это надоедает, нагло хватает меня за пояс, крепко обнимает, тащит несколько шагов и заваливает на кровать, придавив сверху:
— Елена, вы меня с ума сводите своей невинностью, — хрипло басит он, и я хохочу от души,
громко, звонко, до слез.
— Дурак ты, Озерский. Не было там такого, и героиню звали Ингрид.
— Бл*дь, — он тоже улыбается, но как-то загадочно.
— Надо будет пересмотреть вместе.
— Не-не-не! Я терпеть не могу слушать свой голос со стороны. Когда перепроверяю работу иногда по несколько раз, аж перекашивает.
— Обязательно посмотрим, — киваю я, глядя в его блестящие глаза. Чувствуя, как его руки обнимают меня. Ничего сверх, но я загораюсь даже от такой простой ласки. Я вообще не хочу с ним расставаться. Разве могут где-то существовать более простые и приятные отношения?
— Сучка, — шепчет он.
— Хорошие девочки не спят с женатиками. Самая настоящая грязная сучка.
— Ты тоже не спишь.
— Пока не сплю.
Мы переворачиваемся, и я сажусь сверху на него, наши пальцы переплетаются, его ладони немного влажные.
— Поедешь со мной за наградой? Ксюша не сможет точно, никто не узнает. Тусанем.
Как ножом по горлу. Лучше бы он меня ударил, ей-Богу.
— Отпросишь меня у дяди?
Он выгибает бровь, происходит заминка. Я эротично качаю бедрами раз, второй, распускаю волосы по плечам и смотрю на него томно, из-под опущенных ресниц. Приоткрываю рот.
— Ладно, отпрошу. Веро, когда ты рядом, черт, — одно движение, и я оказываюсь снова внизу, под ним. Опасно, знаю, но он нарушил молчаливое соглашение — упомянул жену, и я готова его уничтожить. Обвиваю ногами талию, он толкается будто в меня, и из моих губ вырывается стон. Он хрипло ругается, а я смеюсь громко, истерично весело и отчего-то низко, гортанно. Словно мне не больно делить его с другой. Словно я не ненавижу себя за то, что с каждым днем привязываюсь к нему все сильнее. — Когда ты близко, мои брюки словно становятся на размер меньше. Мне больно, родная, — он целует меня в щеку. — Они ужасно тесные и узкие, словно я, как гребаный педик, набрал себе шмоток в обтяжечку, что яйца зажимают.