Пристойное поведение (СИ)
Я улыбаюсь, не могу ничего с собой поделать.
— Извини.
— Да пофигу.
Он пожимает плечами и возвращается к теме разговора:
— Понятия не имею, кто такой МЧ2. Если бы кто меня просветил, был бы благодарен, — барабанит пальцами по столу.
— А Ксюша что говорит?
— Разумеется, все отрицает, — он снова делает глоток виски, кладет на стол пачку сигарет, зажигалку. — Ну, пытать ее сейчас не вариант, сама понимаешь. Пусть спокойно родит, там будет видно.
— Спокойно родит? Ты трахаешь все, что движется, не скрываясь, и говоришь мне тут, что хочешь своей жене покоя?
— Во-первых, — он пододвигается ближе, и кажется, что нависает надо мной. Злится, и мне становится страшно. Еще чуть-чуть, и я почувствую его дыхание на своем лице, — во-первых, не все, что движется, а только секси-телочек, — не знаю почему, но я краснею. — А во-вторых, мне нужно поставить памятник только за то, что я не придушил ее, как только узнал о бля*стве, — его слова звучат как угроза, холодок пробегает по спине. Впервые за вечер он выглядит агрессивным. Егор откидывается в кресле, а я размышляю, на что может быть способен ревнивый мужчина, узнавший о предательстве?
— Может, «жена ревнивца» — не она? — с надеждой спрашиваю.
— Я уверен, что она. Было бы хоть одно сомнение, я бы за него ухватился.
— Черт, Егор, зачем ты вообще полез на этот форум! Ну к чему эти расследования! Он комично закатывает глаза, утрируя свою реакцию на мое замечание:
— Перечитай ее ник еще раз. Я проверяю всю ее почту.
— Это ненормально.
— Она знала, за кого выходила. Я никогда не скрывал, кто я есть на самом деле. Понимаешь… А как тебя зовут вообще? — вдруг спохватывается он. Да уж, вовремя. Мы почти час обсуждаем его самую что ни на есть личную жизнь, пора бы познакомиться.
— Вероника, — я протягиваю ему руку, и он ее быстро пожимает.
— Егор. Так вот, Вероника, я абсолютно отрицательно отношусь к изменам. Ксюша знала, что я никогда не смогу простить даже поцелуя с другим мужиком, не то что секс. А тут, по-моему, вообще гребаный трындец! Нет? Ты так не думаешь?
— Все совершают ошибки, — втягиваю голову в плечи, понимая, какую же чушь несу. Он, видимо, по глазам прочитал, о чем я думаю, поэтому проигнорировал мое нелепое оправдание.
— Я не могу любить женщину, которая меня не уважает и выражает это таким вот способом, — брезгливо морщится.
— Ты ее любил?
— С детства, — говорит и допивает свой напиток. Лед в его стакане не успевает таять, но Егор перед каждой новой порцией докладывает пару кусочков. Еще пара штук — и горочка будет.
— Погоди. Ну может, это шутка такая? Егор, нельзя же рушить жизнь из-за сообщения в интернете! Да мало ли что могло случиться? Вдруг ее элементарно подставили?
— Хотелось бы в это верить, но вот что-то не получается.
— А тест на отцовство?
— Сделаем после родов, конечно, но как прежде уже никогда не будет. Если мой — я, разумеется, согласен платить алименты.
— Однозначно развод?
— Естественно. Да о чем ты вообще говоришь? — он снова разводит руками. — Она трахается с другими, я трахаю других. Это похоже на семью, скажи мне, Вероника? Ты себе так представляешь брак?
Я вздыхаю.
— Спасибо, что прочитала и поговорила со мной. Хотелось с кем-то обсудить. Друзьям стыдно даже заикнуться, — задумчиво говорит он, распечатывая зубочистку, прикусывает ее. Вертит сигарету в руках. — Думал к священнику сходить, но, оказывается, исповедь происходит при всех. Шепчешь второпях на ухо, когда еще двадцать человек стоят за спиной, напрягая ушилокаторы. Я думал, все как в кино будет — закрытая кабинка, пустынный готический храм.
— Тебе нужно в католическую церковь.
— Предательство — это самое ужасное, что может сделать женщина по отношению к своему мужчине. У меня была семья, планы на будущее, беременная жена, а через минуту я потерял все, просто авторизовавшись за ее ноутом. Мой отец говорил, что все до единой бабы — шлюхи, а я не верил. Вот к двадцати восьми годам прозрел. Ну что ты смотришь на меня испуганно, Вероника, хочешь опровергнуть мои слова? Представь, я не могу даже наорать на нее, как следует, потому что она беременная, и вне зависимости от того, кто отец, у нее есть преимущество в любой ссоре.
— Мне жаль.
— И мне жаль, — он разливает остатки выпивки по стаканам. — Я не оправдываюсь перед тобой и не собираюсь. Напротив, признаю, что веду себя не образцово-показательно. Со стороны — так вообще, но понимаешь, Вероника, во все остальные моменты мне тупо хочется сдохнуть. Выкарабкиваюсь из этой гребаной ямы, как уж умею, — он допивает виски и задумывается, не заказать ли еще, а я делаю несколько глотков и кашляю.
— Егор, а у тебя есть враги?
Он приподнимает брови. Я продолжаю:
— У тебя или у Ксюши? Ты говоришь, что она все отрицает.
— Ну, разумеется, отрицает. Ей же жить хочется.
— А если ее и правда подставили, чтобы разрушить ваш брак? Что если твоей «ямы» не существует?
Он морщится. Я продолжаю:
— Ты говоришь, что не знаешь, кто МЧ2. Может, его вообще не существует? Вместо того, чтобы ныть и пить, взялся бы да выяснил!
— Как? Говорю же, с Ксюхой поговорить невозможно, как только ее что-то расстраивает, ей сразу становится плохо, она хватается за живот и теряет сознание. Ей дурно, а мне хреново. Пять месяцев. Это почти, блин, полгода тянется! Когда я впервые показал вот эти скрины, у нее поднялось давление, пришлось вызвать скорую, она неделю лежала на сохранении, а я чувствовал себя убийцей. Да и врач припер к стенке, заявил, что такими темпами я спровоцирую выкидыш. Как только она меня видела, сразу начинала рыдать, пока я не сказал, что верю ей. Мы типа помирились, живем вместе, но она понимает, что спокойствие мое — липовое и временное. Понимает и не лезет в мою жизнь.
— Сегодня Ксюша понимающей не казалась.
— Да. Очень удачно влезли вы с подружками. Спасибо большое. На меня и так вся семья ополчилась, а она у нас огромная. Мне кажется, меня родная мать ненавидит за то, что плохо отношусь к Ксюхе. Но я не могу сказать правду, мама очень импульсивна, она не сможет сдержаться, устроит грандиозный скандал. Я не хочу брать грех на душу. Придется терпеть.
— И ты решил снять квартиру и водить туда женщин.
— Точно! И бухать, — он охотно кивает, наконец, прикуривает сигарету, с наслаждением делает затяжку и выпускает через нос густой дым. К нам спешит администратор, которому Егор пихает деньги, тот строго произносит: «всего одна», после чего удаляется.
В безумную историю Математика трудно поверить, но собственническое отношение к партнеру мне знакомо. Хотя, наверное, оно знакомо всем, кто хоть раз был влюблен по- настоящему. Ситуации, в которой он оказался, не позавидуешь. Ловушка. А еще мне кажется, что он до сих пор ее очень любит. Каково это видеть округлившийся животик своей любимой женщины, зная, что он была с другим, и, возможно, носит его ребенка? Егор столкнулся с предательством, размах которого много шире, чем он способен принять. Как продолжать доверять человеку, который создает подобные темы на форумах? Ей, кстати, там много чего насоветовали, большинство форумчанок рекомендовали ничего не говорить мужу и жить в свое удовольствие. Общий вывод можно сделать только один — пятьдесят на пятьдесят.
Отцом может быть в равной степени что один, что второй.
Мне грустно за Ксюшу, оказавшуюся в такой непростой ситуации. На моих глазах разваливается брак. Когда Егор говорит о ней, я вижу, как ему больно, и мне немного завидно, ведь меня никто никогда не любил так же сильно. Сама я любила. Однажды.
Я осушаю свой стакан и на вопрос «повторим?» киваю.
У меня нет и никогда не было синего постельного белья. Тогда почему подо мной сейчас так много темно-синей мягкой ткани? Простыни, подушка и даже одеяло, которое натянула на голову — всё это принадлежит не мне. А кому?
Голова не болит, но сердце колотится так, будто позади уже два километра, а впереди еще три. Оно, должно быть, решило, что я сошла с ума, вспомнила юность и рванула марафон. Зажмуриваюсь, силясь вспомнить, что вчера произошло и где могу находиться. Откуда-то слева слышится шум, бряканье посуды, и я начинаю вспоминать.