Боец тишины (СИ)

головой – находим мы на войне одно горе. Но мы не впадаем в отчаянье. Ведь, в итоге, – отчаянье
одной из воюющих сторон решает исход войны, стирая в порошок войска, вооруженные и
высокотехнологическим оружием. Ведь стоит воину потерять дух, – веру в своего предводителя,
уверенность в своих силах – он потеряет память, а следом и разум, и волю… и силу. Но мы не
поддадимся отчаянью.
– Так точно.
– Мы выдержим и выждем, когда и война, и время позволят нашим бойцам взять в руки отчаянье
как оружие и направить его против противника, – тогда, в решающем сражении, мы сокрушим
врага. Но не пришло еще наше время. Мы еще стоим на месте, – не сдавая прежних позиций, но и
не занимая новых высот, не продвигаясь вперед. Нашим бойцам еще приходится преодолевать
изнеможение и неизвестность, неопределенность и страх одной решимостью. Мы должны ждать и
стараться сохранить остатками всех своих сил воспоминания о чистоте и свете, стремиться найти
среди разрушений и смертей хоть осколок радости, хоть лучик веселья. Ты прав, Слава… Ты верно
поступаешь, не тоскуя в засадах и не унывая в ожидании приказа к наступлению, – ты всегда готов
к нападению… к защите своей страны или к захвату чужой.
– Вы, Игорь Иванович, конечно, мысли мудрые высказали, только вы, про меня рассуждая, маху
дали – вы в мою голову запихнули размышления умнее тех, что на деле. У меня в голове места,
может, и много, только всему не достает. Так что я, Игорь Иванович, и на войне, и так – всегда
веселый такой.
– Не ври мне, Слава.
– Не вру.
– Не дурак ты всегда веселым оставаться. Вижу я все. Тяжело воевать стало?
– Как вам… как всем нам. Только что с того? Не важно, – по нашей воле или по чужой все своим
чередом идет… война идет на нас, мы идем на войну. Война ничьего согласия не спросит, ничьего
протеста слушать не станет. Жестка она с нами. Но и мы с ней жестки – вопросы ей не задаем,
начищая оружие, ответы ее не ждем, начиная сражение, и на ее вопросы не отвечаем, вступая в
очередную схватку.
Начальник через силу поднял углы рта, стараясь рассмеяться.
– Верно все, Слава… Всем бы такими умными, как мы быть, не тратили бы мы столько времени
на войны… вернее, воин никаких и не было бы…
– Не было бы войн, не было бы и людей – мы друг другу, как лебеди, верны вовек, а в
одиночестве оставшись гибелью обречены.
– Вели бы войны умные люди, и людей никаких бы не было…
25
– Была бы одна война – настолько простая, что веселая, настолько короткая, что не скучная. Такая
война, что – всех и все одним ударом и к черту! Такая, что со всем и всеми покончила бы и, не
начинаясь, кончилась бы! Только не время мечтать и в отчаянье впадать! Время на нас,
подчиненных, как немец, четко рассчитанные планы строит – скупые отчеты про нас пишет, с
точностью наши растраченные секунды считает и отмечает их нашими промахами. Время над
нами, подчиненными, как англичанин, надзирает зорко – задачи задает сложные и их решения к
скорому сроку просит приказным порядком, кнутом махая, напоминая о наказании за
неисполнение. Тяжела у времени служба – требует оно все наши силы, всю скорость. Так что
останавливаться и отставать нам никак, Игорь Иванович.
– Верно, Слава, верно, но не кончил я еще про Снегирева нашего строгого… Не трогай ты его,
ему не только твое – ему все веселье в тягость.
– Не с сильной я злости, Игорь Иванович, над ним смеюсь. Подкалываю, просто, порой.
Напоминаю иногда ему, ездоку, что на ежа не сядешь и не поедешь.
Игорь Иванович напряженно растянул рот, пытаясь рассмеяться настойчивее прежнего, но
сосредоточенность все же взяла свое.
– Одни насмешки у тебя на уме.
– Никак нет, не одни. Они у меня только так – в нагрузку к запредельно серьезным мыслям о
наших сложных, опасных и секретных операциях… в разгрузку, вернее.
Глаза начальника сверкнули смехом, но отсветы потускнели, глаза его снова потухли. Сдает он,
Игорь Иванович. Сильно сдает.
– Пришло же тебе в голову такое решение… Ежом перед нашим строгим Снегиревым
предстать…
– Не мог я с ним серьезно задачи наши решить. Не обернулся бы я при нем ежом – мы бы с ним
еще раньше рассорились… а вскоре перессорились бы насмерть и расстались бы под конец,
ненавидя навек друг друга, как враг врага. Я моими насмешками ему хмурые мысли в голову вбил,
а мрачные – выбил. Согласитесь, веселая вражда, все ж не жестокая. Я ж его другом, а не недругом
стать собираюсь, пусть нам и не всегда просто дается общество друг друга терпеть. А что ежа
образ выбрал… Согласитесь, не худший же вариант – под колючками почти пушистый зверек.
– Слава, сколько же зверей ты в свою голову запустил?
– Столько, сколько для дела нужно. Я же у вас не простой “волк”, а – волшебный. “Оборотень” я
у вас, Игорь Иванович.
Начальник, наконец, запамятовал о наших невзгодах и рассмеялся, хоть краем рта, но радостно и
искренно. Я рад, что он смеется. Так всегда – когда грустен мой начальник, тогда и меня тоска
берет, а когда радостен Игорь Иванович, и я радость беру. Из одного мы с ним всегда кубка пьем –
что брагу горькую, что вино кислое, что мед сладкий – все… и всегда до дна. И не в одном старом
дело. Многим я ему обязан был, он мне немалым обязан стал. Только дело в другом. Он мне не
просто начальник, а я ему – подчиненный. Мы друг другу не просто соратники. Он, командир мой,
как отец мне, а я, боец его, как его сын. Он один обо мне все время думает, всеми силами оберегает,
как и я – его. Все я за него отдам, за Игоря Ивановича Загоройко, как за страну свою великую.
– Сказочник ты у меня, Слава.
– А как же? Служба такая – сказки да легенды для людей сочинять.
– Немудрено, что ты Снегирева замучил.
– Виноват, Игорь Иванович. Он меня, просто, раззадорить старается, а я и так задорный – вот и
выходит, что у него только разозлить меня получается.
– Вижу, долго вы с ним вдвоем не выдержите.
– Трудно нам с ним – особенно последнюю неделю тяжело стало. Он, просто, к стае привык, а я –
к одиночеству.
– Ничего, не долго вам осталось общество друг друга терпеть. Время подходит.
– Понял я, что подходит.
Игорь Иванович стряхнул с кителя только ему заметную пылинку, кивнул головой, оглянулся на
одиноко стоящее дерево.
– Наш человек еще не попал под подозрение. Но они подозревают, что среди них чужой.
26
– Понял.
– Через шесть суток ты в ночь выезжаешь.
– Шесть суток?
– Время не ждет. Заканчиваешь подготовку, возвращаешься и – вылетаешь.
Я мысленно пронесся по маршруту, проехал на поезде по рельсам, проплыл на пароме по морю,
промчался на машине по дороге и пролетел на самолете по воздуху. Черт… Из Москвы – в
Петербург, из Петербурга – в Осло, из Осло – в Берлин, а из Берлина… Стоп. Дело осложнилось.
Мне придется поехать и в Тронхайм. Я в таком деле без страховки никак не обойдусь. А свои
страховочные документы и деньги я оставил в Тронхайме. А главное, – я оставил там свою
технику, о которой командир не гадает не ведает.
– Понял. А вы мне сутки в одном глухом и тихом городке на ваше решение в качестве кости
подкинете?
– В тихом и глухом, нет, а… Ты через обе столицы поедешь.
– А в одной из столиц на ваш выбор сутки подкинете?
– А что ты в них не видел?
– Ничего из того, что за последние годы перестроилось.
Игорь Иванович разом поник и посуровел.
– Старайся, Слава. Выбейся из сил, только сделай все, как следует…
– Сделаю.
– Я так устал, Слава.
– Я тоже.
– Ничего, на кладбище отдохнем.
– Мне и на кладбище особо отдыхать не придется, Игорь Иванович… Меня ведь даже похоронят
под чужим лицом, под чужим именем… Так что служба моя и после смерти пойдет своим чередом