Цикл «Историк». Рассказ II. После жизни (СИ)

Я обернулся через плечо, ища Олафа… Он подошел ближе, будто учуяв мой зов.
– Олаф, что нужное тебе не смогла дать система?..
– Я хотел другой жизни…
– Настоящей жизни?..
Олаф пожал плечами…
– Жизнь всегда настоящая… Просто – другой… Я хотел дышать ветром… Хотел только –
дышать ветром… Я долго терпел, но… Я привык есть и пить, когда положено, – привык хотеть
этого, когда положено… Привык убивать, кого приказано… и хотел смерти тех, кого называли
моими врагами. Система дала мне все, полковник, – дала все желания и все, для их утоления… У
меня было все, что было мне нужно… Но был бой… и был ветер… И он драл мне глотку холодом,
когда я кричал… И он вырвал мой крик с хриплым корнем, и он нес мой крик прочь – в
нескончаемую даль, незнакомую мне, хоть я и видел ее не на одних только картах… Он звал меня
моим голосом, полковник… и я пошел на этот зов – на мой зов…
– Свободы захотел?..
– А что это – свобода, полковник?.. Я всегда был волен. Я считал себя свободным, когда другие
считали меня и рабом, и вольным… Я волен выбирать, и я выбираю – это все. Я решаю, когда
терпеть, когда бунтовать… Меня нельзя покорить – покориться могу только я, полковник…
Система дала мне силу и система получила отдачу… И я убил моего соратника, чтобы жил мой
ветер…
– Ты выбрал ветер?..
– Я бросил чужую жизнь в объятья вечно голодной смерти, чтобы она выпустила из когтей мою
жизнь – дал ей в руки добычу, чтобы взять из ее рук ветер… Мы всегда приносили смерти жертвы,
чтобы жить, полковник…
– Но ты принес ей в жертву не врага, Олаф…
– Не врага… Нет… Лишь стоящего у меня на пути… Но моими врагами всегда были – лишь
стоящие у меня пути… Я думал, где грань, которая разделяет воина с врагом, убийцу с жертвой и
хищника с добычей… И я не нашел грани. Я убивал, чтобы жить – и воевал, и губил, и просто
жрал…
– Разделитель – только сложность организации, Олаф… Добыча дает тебе жизнь, когда ты один,
убийство – когда ты в стае, война – когда ты в системе… А ты зверь – просто зверь, Олаф…
– Не просто зверь, полковник… Я – сильный зверь… Такой сильный, что могу быть один.
– Или такой слабый, что не можешь быть с другими…
– Я могу быть везде, я могу – выбирать.
– Ты не можешь вернуться в систему…
– Но я могу вернуть систему.
– У тебя не хватит знаний.
– Хватит для выживания. А больше и не надо, полковник. Мне не нужны все эти завороты
борьбы разведчиков и шпионов… Я не собираюсь ломать голову о мысли – пусть мысли сломаются
о мою голову…
– Они уже сломались о твою голову, Олаф…
21
– Ну если вы такой умный, полковник, скажите: подлец вы или нет? Вы всю вашу штабную
жизнь лгали одним во имя других… Честны вы после этого?
– Я честен, Олаф. Я никогда не переступал грани – никогда не забывал, кого губит моя ложь, а
кого – спасает.
– Даже сейчас эту грань не потеряли?
– Сейчас я никому не лгу…
– Потому, что никому не служите… Ни системе, ни врагу, ни себе… Ведь обман для вас –
жизнь, как для нас – убийство…
– Ты прав, Олаф, я никому теперь не служу…
– Не по вашей воле… Не по вашей воле вы не служите системе – по ее воле… Она вышвырнула
вас, не потрудившись даже казнить, как опасного для нее врага… Она знает, что вы казните себя
сами, оставшись без нее, – она знает, что вы служите только ей, не служа себе… Вы убьете себя,
храня ей верность, не присягнув на верность себе… А выбрав себя, выбрав жизнь, вы станете
опасны для системы – станете ее врагом… Тогда, чтобы жить, вам придется предать ее – систему –
придется пойти против нее и убить всех, кто будет послан ею убить вас…
– Замолчи, Олаф, я знаю… Просто… Это трудно…
– В борьбе за жизнь нет виновных и невинных – есть только победители и побежденные, только
живые и мертвые…
– Ты человек прошлого, Олаф… Ты мог бы стать человеком будущего… Но в будущем нет
человечества… Смотри на меня, Олаф, – я один из тех, кого нет без системы, кого не будет без
системы… И будущее за такими, как я… А за такими, как я, будущего – нет…
– А мне плевать, полковник… И на прошлое, и на будущее… Я живу только сейчас.
– Мы все живем только сейчас.
– Но вы так далеко зашли в прошлое и будущее, что в настоящем от вас ничего не осталось…
– Все, что существует, имеет память, Олаф, – это коды, переносчики пространства во времени…
Они просты или сложны… Но без них нет ничего… Код хранит память конструкции, сохраняя ее
строение во времени… И сложные коды сложных конструкций требуют сложной памяти… Не
помня, не прогнозируя, мы не сможем остаться на грани между прошлым и будущим, которую
называем – настоящим… А с усложнением конструкции, хранимой нами и хранящей нас, мы
должны заходить в прошлое и будущее дальше… Прежде мы не были объединены системой – нам
была нужна только короткая память… Но теперь нам нужна долгая память, объединяющая нас
системой… И такому одинокому стрелку, как ты, Олаф, никогда не зайти во времени дальше
сложного объединения… Система сильней – она уничтожит таких, как ты…
– И сдохнет следом, как все остальное, что идет во времени… Все, что восходит, – нисходит во
времени… Не было и не будет организма или организации не павших в руины и не поднятых из
руин… И кончайте вы голову ломать, идите лучше крыс с Хансом ловить… А то – с голоду
помрете, пока мысль додумывать будете, полковник. Вот проволока, тросы и ножи… Берите и
идите.
Я положил проволоку на пол, сосредоточенно вглядываясь в ментальный фон Рокотова,
ждущего в отдалении… Он еще бдителен, он еще не уверен, что мы здесь останемся надолго… Но
он станет спокойней, когда пройдет время… когда мы допустим пересечение с разведчиком…
Допущение пересечения – это успокоит его, а я смогу выправить перестроенные схемы поиска,
взяв в расчет данные этих разведчиков… Тогда нас не найдет ни Рокотов, ни его разведчики…
Найдет только Тишинский… но он потеряет время… Пройдет время… а время меняет и
обстоятельства… Я взял энергоблок с загруженной портупеи…
– Что вы делаете, полковник?..
– Присягаю на верность себе, Олаф. Готовься, скоро выходим.
Запись №7
22
Рокотов спокоен. Это значит, что он держит наш фоновый сигнал под контролем, но не
способен определить точно наше положение… Я резко толкнул Олафа в плечо, и он сразу
проснулся.
– Уходим. Сейчас.
Он не стал задавать вопросов, поняв все сразу, растолкал Ханса и схватил оружие…
Мы не спустились под землю, где велика возможность натолкнуться на заблокированные после
штурма и пожара тоннели, а скоро пошли через наземные уровни зданий, избегая пересечений с
разведчиками. Нужно спешить – скоро кончится время замедлителя, а рвануть должно ровно в то
время, когда мы выйдем из зоны восприятия Рокотова… Он, не сосредоточенный на нашем
местоположении, потеряет нас в момент взрыва. Но надо спешить – остались считанные секунды…
Рокотов потерял наш сигнал – мы вне зоны восприятия… Я упал лицом в пол, закрывая глаза
руками, увлекая за собой бойцов… Сияние ударило по глазам, за раскатами двинулась взрывная
волна, накрывая нас гулом и треском, сорванными панелями и градом осколков… Мы свободны.
Рокотов не видит нас, он сосредоточен на взрыве, призывая в эту зону разведчиков…
Олаф поднялся, поднимая и пыль, – будто белый зверь гордо встал передо мной… встал, будто с
осыпающейся с его шкуры дымкой…
– Вы одним зарядом здание снесли… Я не знал, что вы такой подрывник…
– Ты еще много обо мне не знаешь. Идем. Скорей.
– Вы ж в штабе служили… еще и в Центральном…
– Да, мне были открыты все карты, и я был счетной машиной, рассчитывающей действия