Ты - задира (СИ)

Паша? Сюда? Ко мне? Зачем? А вдруг он снова будет за старое? А вдруг он не захочет мне и слова сказать? А если он вообще не захочет прийти? Или Дмитрий уже успел его предупредить? Эти вопросы смешались у меня в голове, поэтому я никак не могла даже разобрать один из них и найти ответ. Конечно, я безусловно хотела, чтобы он пришёл к нам, но переживала, как Паша сам к этому отнесётся. Я была уверена, что он просто сделал отцу одолжение прийти сюда, хотя и не хотелось мне в это верить. Я пожелала бы верить, что он с радостью отнёсся к предложению Димы.
— Я, знаете, я, ну, вроде бы я не против, а…
— Отлично! — закричал Дмитрий. — Он будет через минут пять, вещи со школы бросит и приедет.
— Ладно, — ответила я, и хотела было уйти к себе, но мама остановила меня.
— Куда это ты? А обедать? Я сейчас супа налью, а тебе есть надо, сил набираться!
— Мама, не волнуйся, у меня хватит сил, чтобы прожить ещё как минимум лет пятьдесят, — сказала я, даже не подумав, какую реакцию это вызовет у моей матери.
— Ты что, совсем сошла с ума говорить такие вещи? Садись за стол и ешь.
Тогда я поняла, что эти слова её обидели. Есть мне совсем не хотелось, но я уважала её старания, поэтому и села за стол, как она и сказала. Только я подвинула к себе тарелку рисового супа, как в дверь позвонили. А нервишки давай шалить! Я не могла усидеть на том стуле, мне хотелось спрыгнуть с него, ходить туда-сюда по комнате, но я держала себя в руках. Не хотелось мне показывать, как я нервничаю. Мама открыла ему дверь, на этот раз он был вежлив. Я смотрела в сторону коридора, ожидая, когда же Смирнов всё-таки войдёт, но как только увидела его, сразу отвернулась в сторону тарелки с супом.
Единственный стул был свободен рядом со мной, поэтому Паше пришлось сесть туда. Он молчал, а лицо у него было красное-красное, точно переборщили с румянами. Я же чувствовала, как и мои щёки загораются, как ложка в руке трясётся, поэтому я оставила её в покое и опустила руки под столом. Мама поставила перед Смирновым тарелку, он нервно взял ложку в руку и начал невозмутимо есть суп.
Мне хотелось что-то сказать, но я как всегда боялась и жутко стеснялась. Чувствовала я, что мы так и не поговорим, даже пару слов друг другу не скажем, но вот он сам начал разговор:
— Как ты?
Вдруг мама вступает:
— Дима, ты не поможешь мне с люстрой в моей комнате? — о, чёрт, зачем весь этот цирк?
— Конечно, пойдём.
Они ушли.
— Со мной всё хорошо, — я бы хотела быть более многословной, но не получалось выдавить больше тех четырёх слов. — Как в школе? — спросила я, не глядя на Смирнова, а просто сидя за столом.
— Скука в школе. Не считая того, что Василиса всё рвёт себе кое-что, чтобы как-то отстранить тебя от учёбы в нашей школе. Слушай, у тебя, правда, всё нормально? А когда в школу?
— У меня, действительно, всё нормально. Не знаю, наверное, через неделю-полторы. Ты ешь суп, ладно?
— Да, твоя мама потрясающе готовит, почти, как моя, — я молчала, потому что на этом моменте я точно не знала, что говорить, а расспрашивать его об этом не хотелось. — Что же ты замолчала? Не делай вид, что ничего не знаешь, ладно? Ненавижу это. Мне отец говорил, что он всё тебе рассказал. Ты не представляешь, как я злился, ты себе представить не можешь! — он закричал, а мне снова стало страшно, что вот, он снова сорвётся на мне. — Прости, не хотел так кричать. Я виноват перед тобой.
Я молчала. Я смотрела ему в глаза, а он смотрел в мои, и мы ни капельки уже не стеснялись друг друга.
— Ты ешь-ешь, сам же сказал, что вкусно, а не ешь, — я впервые искренне улыбнулась ему.— Всё нормально, Паш. У меня сейчас не те силы, чтобы выяснять всё это, прости.
— Когда… в тот день, когда я нечаянно узнал, что я тебе…
— О, хватит об этом, прошу, не надо, — если бы мы начали говорить об этом, я бы совсем провалилась под землю, да и нервничала ещё сильнее, чем сейчас, а мне это было не надо.
— Почему? Я всего лишь хочу сказать, что я самый настоящий идиот. Я никогда не верил, что кто-то может испытывать ко мне такие чувства, точнее не «кто-то», а именно девушка. Помнишь, я сказал, что, как ты посмела проявить ко мне любовь? Я был удивлён, я не верил, мне казалось это абсурдным, потому что я считал себя недостойным этого.
— Неужели ты думаешь, что у тебя никогда не будет семьи?
— Я не знаю, что такое семья. Я не знаю, как это, чувствовать материнскую заботу, ласку, потому что даже тогда, когда мама была с нами, я знал, что я ей не нужен. Отец постоянно кричал на неё из-за того, что та ходить гулять по ночам, бывало. Что даже замахивался на неё, а я всё это видел. Прости меня.
— Мне очень жаль тебя, правда.
— Не говори этого, ненавижу, когда так говорят, Я тебя рассказал это не для того, чтобы ты меня пожалела, а чтобы ты поняла, что я и сам не понимал, что делал. Радуйся, что у тебя такая заботливая мама, потому что когда у меня была ещё полная семья, я не чувствовал любви ни от отца, ни от матери. Папа хоть сейчас одумался, лет пять назад, а вот она… она никогда не одумается.
— А мне кажется, что она жалеет о том, что сделала.
— О, я знал, что ты наивная, но не до такой же степени! — усмехнулся Паша. — Если бы я был ей нужен, она бы давно нашла мой номер или социальные сети, так что забудь и думать об этом. Да и не надо, чтобы она искала меня, я всё равно не прощу её. Она предала меня, она изменила отцу. А у меня принцип: такое не прощать.
— Но она твоя мать. Если вдруг через десять, двадцать лет она придёт к тебе и раскается, то, может, простишь её?
— Ах, боже мой, хватит быть такой правильной и доброй, прошу тебя. На твоём месте я бы и меня не прощал бы, а ты меня даже в дом пустила.
Я улыбнулась, но ничего не ответила.
Дальше всё прошло тихо и спокойно, а через полчаса обоих Смирновых в нашей квартире и след простыл. Я опять легла под одеяло, а мама опять зашла ко мне в комнату. Я знала, что сейчас пойдут расспросы, поэтому уже приготовила к ним свои хрупкие нервы. Мама села рядом на кровать и посмотрела на меня. Я не глядела на неё, а куда-то в стену напротив.
— Вы поговорили?
— Не надо об этом, мам. Ещё недавно ты была против наших отношений, а теперь уже и «за»! Ничего странного не находишь?
— Я просто не хочу, чтобы с кем-то у тебя были плохие отношения, понимаешь? Я забочусь о тебе.
— Мама, не волнуйся, всё хорошо. Я тебя люблю.
— Надеюсь, ты не говоришь это только ради того, чтобы я от тебя отстала?
— Нет, конечно! Как ты могла такое подумать? Слушай, а когда я в школу вернусь? Мне уже так надоело лежать в этой скуке.
— Когда тебе снимут швы. А снимут их через две недели, или две с половиной, я думаю.
— Так долго?! — удивилась я.
— Ничего недолго. Всё. Ты, кажется, хотела спать. А я схожу в магазин и куплю что-нибудь к чаю. Спи.
В этот день моя душа взлетела вверх с новыми силами. Я чувствовала облегчение, потому что вроде бы как ситуация разрешилась. Пашу мне стало жаль ещё больше, ведь я услышала его историю из первых уст, постаралась прочувствовать то, что он рассказывал. И это ужасно, что он не ощущал себя любимым и нужным в семье, ведь это главнее всего на свете.
Сегодня я точно призналась себе, что влюблена в Пашу, потому что он раскрылся мне совсем с другой стороны. С такой доброй, беззащитной и детской стороны, но одновременно сильной, мужественной. Я верила, что это не последний наш разговор. Мне хотелось видеть Смирнова ещё и ещё, потому что я убедилась, что он неплохой парень в точности и что его душа требует любви и нежности. Ему нужно общение, приятное общение. И в этом мы похожи.
Только я начала засыпать, как зазвонил телефон.
— Да? — незнакомый номер.
— Это я, Паша, я просто забыл у вас свою кепку. Она должна быть на тумбочке в коридоре, ты не могла бы посмотреть?
— Сейчас гляну.
Я медленно поплелась в коридор и подошла к той самой тумбе. Там действительно лежала его кепка. Я подняла её, чтобы повесить на крючок, но вот увидела под ней маленькую бумажку. Я развернула её и, увидев то, что на ней написано, начала улыбаться, как ненормальная. «Я с нетерпением жду тебя в школе, выздоравливай». Я подняла трубку и начала говорить: