Ты - задира (СИ)

Я всегда слушала то, что она говорила, пусть это цены на сахар или новости политики, чем я совершенно не интересовалась, но ей, я была убеждена, нужно, чтобы её слушали, чтобы ей говорили: «Да, да, Тамара Алексеевна». И пусть она неправа иногда, все мы люди, я всё равно говорила ей это. Просто я каждый раз, когда видела её, представляла себя в её шкуре. И было несладко.
— Разумеется, Тамара Алексеевна, заходите. Вы всегда почётный гость у нас дома, — улыбалась я. — Пойдёмте чай с вареньем пить? Кстати, а что за варенье?
— Малиновое! — её лицо сморщилось от появившейся на нём улыбки.
— Отлично. Идемте ко мне в комнату, я сейчас сделаю нам чай и вернусь.
— Конечно-конечно, пойду я.
И она медленно поплелась, слегка нагнувши спину вперёд. Недаром говорили, что старые люди вниз растут.
Как только я зашла в комнату с двумя кружками барбарисового чая, ложками и полотенцем, Тамара Алексеевна вскочила тут же помогать мне, схватив одну ложку и кружку в свои дрожащие от глубокой старости руки.
— А что это за книжка у тебя такая? — спросила она, вдыхая запах напитка. — Ой, а чай-то вкуснейший! — продолжала бабушка, делая маленький-маленький глоток, боясь обжечься.
— Да, бессмыслица какая-то по психологии. От скуки взяла да листаю вот.
— Мама волнуется за тебя, Карина. Берегите друг друга, мама — это самое святое. Я вот, меня взять даже. Мама умерла, когда мне семь годков было, так меня сестра её воспитывала. Мать мне она заменила. Любила меня, кормила да поила, всё дала. Но никогда не говорила, что любит. Никогда! Я только чувствовала эту любовь. Не знаю, может, стеснялась она этого слова «люблю», боялась ли произносить его, причин может быть уйма. Вообще слово «люблю» надо редко кому говорить, но в первую очередь — маме, Карина, именно маме.
— Знаю я это, Тамара Алексеевна, знаю, — ответила я, глотая чай. — Мы друг друга и так бережём. И любим тоже. А мама сказала, когда вернётся?
— Да часов в восемь, всего лишь на час задержалась, а уже мне звонит! Вишь, как! А в наше время дети редко такое ценят, ой редко, Карина. Ну, ты не такая, ты у нас умница-девочка! Умница! — засмеялась она и погладила меня ладонью по щеке, отчего я даже смутилась немного. — Хорошо было раньше. Я же в деревне жила, коров доила, так постоянно молоком пахла! — улыбалась Тамара Алексеевна, кладя в маленький рот ложечку малинового варенья. — А всё равно: козье молоко лучше, я его больше любила!
А тут я услышала, как открывается дверь, и заходит мама. Я и Тамара Алексеевна вышли в коридор:
— Спасибо, что посидели с ней хоть полчаса, а то задержали, видите, как!
— Ничего-ничего, Наташенька, мы хорошо провели время. Пойду я, до свидания.
— До свидания, Тамара Алексеевна.
Я и мама снова остались одни в пустой квартире. Я ей ещё не говорила, куда я завтра собиралась, а после сегодняшнего случая, я думала, что она меня точно никуда не отпустит. И как жаль, но я оказалась права.
Когда мы сели на кухню ужинать, принялись за еду, решила я начать разговор первая. Но перед этим взглянула на выражение лица мамы, чтобы уже точно понять — нужно ли мне сейчас спрашивать, или нет.
— Мам, меня пригласили на день рождения к однокласснице, — мама вытаращила на меня глаза, ведь я нечасто вообще хожу по дням рождения. — Я пойду с подругой, так что…
— Где это будет, и когда? И что за подруга? Что-то не замечала я у тебя раньше подруг, — ответила она.
Её взгляд был недоверчивый, что меня насторожило, и желание дальше говорить пропало. Но я собралась с силами и продолжила:
— В шесть часов вечера мы собираемся у неё на даче.
— В шесть? На даче? Ты умная девочка, ты знаешь мой ответ. Да и подарка у тебя нет, так что звони имениннице и всё отменяй. И нельзя тебе в шумных компаниях пока находиться.
— Нет, ну, мама! Мне самой почти восемнадцать, почему я не могу пойти и развлечься с классом? Ты думаешь, что вокруг все такие плохие и постоянно что-то замышляют? Нет, нельзя так думать только из-за пары гадких людей в твоей жизни, мама. Я пойду, и точка!
— Ах вот, как мы заговорили. Иди. Потом не жалуйся, — прошептала она. — И вообще, делай, что хочешь, ты ведь у нас почти совершеннолетняя. Корми себя сама, покупай сама себе одежду, клади себе сама на телефон деньги. Всё, ты взрослая! — закричала мама, поднимая руки вверх и вскакивая из-за стола.
— Куда ты? — спросила я, растерявшись от маминого крика. Она давно так не кричала на меня.
— Спать! — вскрикнула она ещё сильнее, чем прежде.
Нет, я не могла допустить, чтобы я с ней вот так поругалась, почти из-за пустяка. Я поняла, что должна извиниться и поговорить с ней нормальным тоном, потому что я чувствовала её заботу, и что она запрещала мне идти на вечеринку только потому, что переживает за меня.
Я зашла к ней в комнату следом и быстро села на кресло, первая начав говорить:
— Мам, извини, не хотела, правда. Но и ты меня пойми, я и не хочу, чтобы меня считали изгоем.
Она села рядом со мной на кресло, еле втиснувшись.
— Я мать, — говорила она, смотря мне в глаза, — и когда у тебя будут свои дети — поймёшь. Я не изменю своего решения — иди, только, прошу тебя, не пей ничего, что тебе будут предлагать. Ну, кроме сока. Нигде не оставляй свой стакан, сама понимаешь, почему. Поняла?
— Да.
— Ну, а что за подруга-то? Рассказывай, — наконец я увидела улыбку на её прекрасном лице.
— Рита. Мы познакомились ещё в больнице, а потом оказалось, что учимся в одной и той же школе.
— Как же? И не были до этого знакомы?
— Нет-нет, ты не поняла. Она перешла к нам.
— А почему?
— Ну, — не хотела я разочаровывать маму, что Риту выгнали за драку, поэтому сказала: — Переезд. До этого она училась в школе, которая в конце города находится, а сейчас в нашем районе. Она хорошая девушка, прямолинейная и честная. А ещё у неё есть брат — Артём, ему двадцать три года, и он лингвист.
— А родители что?
— У неё только мама, но её я не знаю.
На этом наш разговор и закончился. Каждый разошёлся по комнатам, а вскоре и в квартире наступило сонное царство.
На следующий день часов в четыре дня Рита предложила зайти за мной и пойти вместе к Тамаре. Оделась я просто: лёгкое платьице, а сверху кожаная куртка, ведь, если на улице осень — это не значит, что очень холодно, и нужно запретить себе надевать платья. Сегодня было даже жарко.
Я услышала звонок в дверь и выбежала к Рите, попрощавшись с мамой, которая перед этим прочитала мне список правил: что можно делать, а что нельзя. Я её внимательно выслушала, хотя мне и совсем не хотелось этого делать.
— Спасибо, что согласилась пойти, иначе я бы вообще не знала, что и делать.
— Пустяки. Хотя нет, не пустяки. Для меня это было очень сложно, потому что я боюсь себя, когда хожу на какие-то тусовки. Ты там последи за мной, чтобы я в рот лишний стакан не тянула. Хорошо?
— Конечно, я присмотрю за тобой.
Мы завернули на железную дорогу, которая вела к дачным участкам.
— Ой, а не Павел ли это? — выдала Рита, прищурившись и смотря вдаль.
— Он, кажется.
— Он в первый день, когда я только пришла, показался мне довольно милым. Неужели он такой ненормальный, как ты и говорила?
— Был таким, и, причём только по отношению ко мне. Других девушек он не трогал.
— Да уж, странный парень. Ну, а как у вас сейчас? Нормально?
— Вроде, — улыбнулась я.
Паша шёл с какими-то незнакомыми никому, кроме него, парнями, и вот он обернулся и увидел меня и Риту. Я услышала звуки подходящего поезда и сказала Рите, что лучше было бы сойти с рельс на дорогу. Парни остановились, и Смирнов подошёл к рельсам, что-то перед этим шепнув своим друзьям. Рита поглядела на него, потом на меня. Все остановились.
— Эй, ты что, ненормальный? Уйти с рельс, поезд едет, — приказала Рита.
— Где? — улыбнулся он. — Что-то не слышу, — продолжал Смирнов, украдкой смотря на мою реакцию и улыбаясь.