Любить сенатора (ЛП)
– Ты должна смириться, Прюд. Ничего не изменится. Он всегда будет видеть в тебе маленькую девочку, это всегда будет удерживать его на расстоянии, милая, – сказал Томас, крепко обнимая меня.
– Почему? Я не понимаю. Мы должны быть вместе. Я чувствую это, вижу это в его глазах.
– Я не знаю почему, милая. Ты должна двигаться дальше и выбросить его из головы.
– Я не хочу, Томас. Он в моей голове, в сердце, внутри меня. Я не знаю, как это объяснить. Я не могу описать это. Он – часть меня, и когда он так поступает, эта часть умирает, – я продолжала плакать. Закрыла лицо салфеткой, чтобы заглушить рыдания.
– Ты должна отпустить, милая. Ты должна жить без него, – произнес Томас, все еще крепко обнимая меня.
– Не думаю, что смогу, – я рыдала.
Подошел Брюс, Томас оставил меня с ним, чтобы сходить за бутылкой шампанского. Это помогло успокоиться и на время забыть о человеке, о котором я мечтала больше всего на свете. Я постаралась унять боль и насладиться вечеринкой, чтобы быть благодарной людям, которые пришли отпраздновать со мной. Было тяжело, но после еще нескольких бокалов шампанского мне стало лучше. Вечер подходил к концу, и я отлучилась, чтобы привести себя в порядок и собраться с мыслями. Томас пошел со мной в мою комнату и помог мне с макияжем. В мгновение ока я стала выглядеть лучше. Остаток ночи я провела с отцом и его семьей. К счастью, мой отец не знал о связи между мной и Алексом. Спустя еще несколько бокалов вина мне стало совсем хорошо. Той ночью я намеревалась утопить мысли об Алексе в алкоголе.
Он еще раз разбил мое сердце иллюзиями, что все возможно, и оставил меня. Почему тогда он не мог держаться в стороне? Если бы он оставил меня в покое, я могла бы продолжать жить так, как раньше. Я должна держаться от него подальше и заниматься своей жизнью. Я действовала как безнадежно влюбленная девчонка, и вот где я оказалась. Виктория уже просто оторвала бы ему яйца, а во мне разочаровалась. Я должна стать жестче. Хватит с меня.
***
Рождество и Новый Год я провела несчастная, но в попытках сделать их лучше. Всю зиму я много работала и иногда навещала папу в Сан-Диего. Я хорошо проводила время, но однажды, когда вернулась, воспоминания об Алексе нахлынули на меня тяжелой волной. Я обнаружила, что маниакально смотрю местные каналы, на которых транслируют заседания Сената. Я искала его везде, куда бы ни приходила. Чем бы я ни занималась, я думала только о нем.
Я бросила все силы на подготовку к экзамену в коллегию адвокатов и, к своему удивлению, сдала его с первой попытки. Это было адски трудно, и подготовка, кажется, даже труднее. Она отнимала каждую свободную минуту, что мне было только на руку.
Фирма Виктории предложила мне начальную ставку под ее руководством. То, что она будет моим наставником, уже было хорошей наградой. А от неплохой зарплаты, предложенной мне, и карьерных перспектив я была на седьмом небе от счастья. Казалось, что все встало на свои места. Только одна деталь была не на месте, и она была существенной. Меня не отпускали мысли об Алексе Конраде, заставляя осознавать, что не все идеально. Я скучала по его губам, рукам, телу.
На следующий день после урагана, который валил деревья и обрывал линии электропередач, Виктория предложила мне пообедать. Я была удивлена, потому что она никогда не обедает, тем более с кем-то из офиса. Я чувствовала себя польщенной тем, что она выделила меня. Она спросила, хотя скорее сообщила, что обедать будем рано, тем же утром. Она выглядела измотанной, что было очень странно для такой женщины, как она. Раньше ничего не могло выбить ее из колеи, а сейчас, похоже, у нее возникла какая-то трудность. Я даже не знала, есть ли у нее муж или дети – ничего о ее внерабочей жизни. Она никогда не показывала никаких эмоций, за исключением судебных заседаний, и то, там могла быть только одна эмоция – злость. Она никогда не испытывала сочувствия к клиентам, только необходимость отомстить, добиться справедливости или запугать.
В очень элегантный ресторан под названием Синий Базилик, часто посещаемый элитой Вашингтона, мы поехали в ее четырехдверном Порше. Я никогда там не была, но слышала, что это место для тех, кто что-нибудь из себя представляет в Вашингтоне. Ресторан был расположен в обычном кирпичном здании, перед которым рос плющ, а над входом висел синий навес с названием ресторана. Внутри было просто чудесно: темно, кирпичные стены украшали рисунки местных художников. Столы были накрыты синими скатертями, в центре которых стояли свечи. Когда мы там оказались, он не был забит, потому что час для ланча был слишком ранний. Я заказала салат, а она заказала стейк и большой бокал вина. Я была поражена.
Беспокоиться я начала, когда мы заняли столик. Подумала, что возможно таким способом она хотела уволить меня. Рабочие дни мелькали у меня в голове, пока я пыталась вспомнить, где могла допустить ошибку. Я не могла припомнить ничего, кроме дружбы с Томасом, которого она на дух не переносила.
– Это мой увольнительный ланч или что-то вроде того, Виктория? – спросила я, делая глоток воды. Возможно, я работала не настолько хорошо, как о себе думала. Подошел официант и подлил ей вина, по отношению к нему она вела себя менее чем приятно.
– Что? Конечно, нет, Прюденс. Господи Боже, я же не чудовище. Кроме того, ты одна из лучших юристов здесь. Я просто хотела выбраться сюда с девушкой. Ты должна увидеть это место, потому что будешь обедать здесь с клиентами. Я сама хотела показать его тебе. Между нами, мне здесь не нравится, и еда у них не очень, но тебя должны здесь увидеть и сегодня для этого подходящий день. Кроме того, я хочу узнать твое мнение по одному очень личному вопросу, если ты не против.
Ого. Она хотела узнать мое мнение. Я была сбита с толку. Она понятия не имела, что ей интересно мнение девушки, которая когда-то жила в трейлерном парке. Никто из тех, с кем я общалась, не знал о моем прошлом, за исключением Томаса и, конечно, Алекса, и никто меня об этом не расспрашивал. Я уверена, что никогда никому не рассказывала о своих личных делах, и никто меня не расспрашивал. Я предпочла, чтобы так все и оставалось.
– Я даже не представляю, каким советом могла бы помочь. Хотя я готова попытаться, – сказала я, ковыряя салат.
– Это личное, только между нами. Хоть ты мне и нравишься, я буду очень расстроена, если ты будешь это с кем-нибудь обсуждать. Твой болтливый дружок Томас обожает сплетни и большую часть времени торчит за чьим-нибудь столом, занимаясь только этим. У него длинный язык, и я узнаю, говорила ли ты ему что-нибудь. У меня нет привычки обсуждать свои личные дела с кем-нибудь. И тебе советую в дальнейшем делать так же. Чем меньше людей знает, тем лучше. Большинству наплевать, но они могут использовать это, чтобы причинить тебе боль, – сказала она.
– Я сохраню все в секрете, Виктория.
Она нервничала, и когда я смотрела ей в глаза, казалось, что она плакала. Я никогда не замечала, что у нее зеленые глаза. Я никогда не замечала, что у нее есть привычка кусать губы, когда она волнуется. Она сделала большой глоток вина и начала говорить:
– Я замужем. Не знаю, в курсе ты или нет. Двадцать восемь лет с одним и тем же хреном, и я была счастлива. По большей части. Я никогда ему не изменяла. У меня никогда не было ни времени на такого рода поведение, ни желания. Я переживала его измены и терпела их слишком долго. Он знал, что может так делать, и я ничего не скажу, потому что я такая. Я не хотела выносить этот сор и выставлять себя слабой. Я бы потеряла все, если бы кто-то узнал, что мой муж мне изменяет.