1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь

Своими руками я забрала жизнь у одного человека-и почти тут же породила другую. Неужели это входило в условия сделки?»
Аомамэ закрывает глаза и отключает сознание. Голова пустеет, затем наполняется чем-то еще. И невесть откуда приходят слова молитвы:
Отец наш Небесный. Да не названо останется имя Твое, а Царство Твое пусть придет к нам. Прости нам грехи наши многие, а шаги наши робкие благослови. Аминь.
Почему именно сейчас она произносит эти слова? Никогда ведь не верила ни в Царство Небесное, ни в Господа, ни в райские кущи. Но молитва эта с детства врезалась в ее память. Она зазубрила ее года в три или четыре, понятия не имея, что она значит. А если ошибалась хоть словом, получала указкой по рукам. Но все тайное когда-нибудь становится явным, даже если поначалу о нем не подозреваешь. Как татуировка на интимном месте у партнера по сексу.
Что сказала бы мать, узнав, что ее дочь забеременела без соития? Наверняка сочла бы это преступлением против веры. Этот грех для нее потяжелее, чем потеря девственности с кем ни попадя. Хотя Аомамэ, конечно, давно не девственница. И все равно… А возможно, матери будет просто до фонаря. Ведь я, беспутная грешница, в ее мыслях давно сгорела в аду.
Попробуем мыслить иначе. То, чего словами не объяснить, не нуждается в объяснениях. Воспримем само явление как загадку, которую нужно рассматривать под каким-то другим углом.
Должна ли я радоваться этой беременности, как благу? Или опасаться ее, как печати проклятья?
Сколько тут ни размышляй, ответа не будет. Просто я пока не могу прийти в себя. Я сбита с толку, ошеломлена. Мое сознание раздваивается. И принять эту новую реальность так сразу я, конечно, не в состоянии. Но в то же время очень хочется уберечь это крохотное тепло внизу живота. Сделать все, чтобы оно увидело свет. Да, мне тревожно и страшно. А вдруг во мне поселилось что-то инородное, и некий злобный монстр пожирает меня изнутри? Да нет, не может быть…
В Аомамэ побеждает здоровое любопытство. И мысль, которая никогда не приходила ей в голову, вдруг вспыхивает лучиком света в кромешной тьме:
А что, если во мне — ребенок Тэнго?
Скорчив гримасу, Аомамэ размышляет, возможно ли это. Как она физически могла зачать от него?
Конечно, можно подумать и так: в тот кошмарный вечер, когда творилось Великое Черт Знает Что, некая сила вдруг забросила мне в матку сперматозоиды Тэнго.
Из-за убийства Лидера где-то во мраке, посреди грозы и дождя этот мир дал трещину, и образовался некий коридор. Видимо, совсем ненадолго. И мы с Тэнго воспользовались этим шансом по назначению. Мое тело приняло тело Тэнго, и я забеременела. Какая-то из моих яйцеклеток — скажем, номер 201 или 202 — «раскрыла объятия» одному из миллионов его сперматозоидов. Такому же крепкому, умному и искреннему, как его хозяин.
Совершенно нелепая версия. Никакой логики. Сколько об этом ни рассуждай, какими словами ни доказывай, никто на свете не поверит, что такое возможно. Однако на дворе — Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четвертый год. В котором может случиться все, что угодно.
Но если ребенок и правда от Тэнго…
В то утро на Третьей скоростной магистрали я не спустила курок пистолета. Действительно собиралась покончить с собой, даже сунула дуло в рот. И ни капельки не боялась смерти, потому что этим спасала Тэнго. Но какая-то сила заставила меня в последний момент передумать. Меня позвал чей-то Голос издалека. Не потому ли, что я уже была беременна? Может, он и пытался сообщить мне о зарождении новой жизни?
Аомамэ вспоминает тот странный сон, в котором элегантная женщина средних лет накинула на нее, обнаженную, свое пальто. Вышла из серебристого «Мерседеса»-купе и закутала ее в легкое, мягкое пальто яично-желтого цвета. Она знала, что я беременна. И защитила меня от бесстыжих взглядов зевак, от холодного ветра и всех остальных невзгод этого безумного мира.
Это был добрый знак.
Лицо Аомамэ расслабляется. Кто-то оберегает и защищает меня, заключает она. Даже в этом Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четвертом я не одинока. Наверное.
Она берет чашку остывшего чая, выходит на балкон. Садится в пластмассовое кресло и сквозь щели балконной решетки — так, чтобы снаружи ее никто не увидел, — наблюдает за детской площадкой в парке. Стараясь думать о Тэнго. Но думать о Тэнго не получается. Вместо этого она вспоминает лицо Аюми Накано. Ее светлую улыбку, открытую и естественную. Они сидят лицом к лицу за столиком в ресторане, в руках — бокалы с красным вином. Обе порядком захмелели. Первоклассное бургундское перемешивается с их кровью, растворяется в теле и окрашивает мир вокруг в нежно-розовый цвет.
— Знаешь, Аомамэ, — говорит Аюми, поглаживая бокал. — По-моему, в этой жизни нет ни логики, ни доброты.
— Может быть, — отвечает Аомамэ. — Но ты не переживай. Эта жизнь когда-нибудь закончится, и наступит Царство Небесное.
— Жду не дождусь, — вздыхает Аюми.
Почему я тогда заговорила о Царстве Небесном? — удивляется Аомамэ. — Почему вдруг вспомнила то, во что сама никогда не верила? А ведь вскоре после этого Аюми погибла. Может, я имела в виду совсем не то Царство, о котором твердят «очевидцы», а нечто более личное? Не для всех сразу, но для каждого по отдельности? Вот почему и вырвались у меня эти слова. В какое же Царство Небесное верю я? Какое, по-моему, Царство придет, когда этот мир исчезнет?
Она кладет руку на живот, прислушивается. Но, конечно же, ничего не слышит.
Аюми больше нет. Ее приковали жесткими холодными наручниками к спинке кровати в отеле на Сибуя и задушили поясом от халата (убийца, насколько известно Аомамэ, так и не найден). Ее тело вскрыли, потом зашили, а затем кремировали. От человека по имени Аюми Накано в этом мире больше ничего не осталось. Ни частички плоти, ни капельки крови. Жива лишь в документах — да в чьих-то воспоминаниях.
Но, может быть, все не так? И Аюми по-прежнему существует в 1984-м? Все так же ворчит, что ей не дают носить на работе оружие. Засовывает штрафы за нелегальную парковку под дворники чьих-то авто. Или обучает старшеклассниц, как предохраняться от беременности: «Запомните, девчата, — без резинки не давать!»
Как же тогда им увидеться? Может, если бы я поднялась по той аварийной лестнице и вернулась в прежний, 1984 год — мы сумели бы снова встретиться? Там Аюми была бы жива-здорова, а за мной не следили бы громилы из «Авангарда»? И мы заглянули бы в тот ресторанчик на Ногидзаке и выпили по бокалу бургундского? А может…
Может, и правда вернуться по той же лестнице наверх?
Будто перематывая кассету в магнитофоне, Аомамэ отслеживает ход своей мысли. Почему мне ни разу не пришло это в голову? Я пробовала еще раз спуститься по той же лестнице с хайвэя, но больше не нашла пожарного выхода. Лестница под рекламным щитом «Бензина Эссо» исчезла. Но, может, нужно идти в обратную сторону — не спускаться, а подниматься? Еще раз пролезть на стройплощадку под хайвэем и оттуда по лестнице выбраться на Третью Скоростную магистраль? По тому же коридору — обратно. Разве не это требовалось от нее в прошлый раз?
Ей хочется тут же вскочить, выбежать из квартиры, доехать до станции Сангэндзяя — и проверить все как можно скорее. Может, получится, может, нет. Но попробовать стоит. В том же костюме, на тех же каблучках — вверх по той же лестнице с пауками.
И все-таки Аомамэ сдерживает себя.
Нет, нельзя, понимает она. Ведь наши с Тэнго судьбы снова пересеклись именно потому, что я попала сюда, в год 1Q84-й. И, возможно, именно поэтому теперь жду от него ребенка. Значит, я непременно должна снова встретиться с ним в этом мире. И хотя бы до тех пор не покидать этот новый мир. Чего бы ни стоило — и что бы со мной ни случилось.
На следующий день после обеда звонит Тамару.
— Сперва насчет человека из «Эн-эйч-кей», — говорит он. — Я позвонил в контору корпорации. Сборщик взносов, ответственный за этот участок в Коэндзи, сообщил, что не помнит, чтобы стучался в дверь квартиры номер 303. Зато помнит, что видел на двери извещение об автоматическом переводе через банк и сам факт оплаты уже проверял. Еще он сказал, что, если есть звонок, он никогда не стучит в дверь. Иначе к концу дня все руки себе поотбивал бы. Мало того: в день, когда к тебе заявился тот тип, официальный сборщик взносов обходил совершенно другой участок. Насколько я понял, он не врет. Судя по отзывам, работник он терпеливый и приветливый, ветеран с пятнадцатилетним стажем работы.