Песнь волка (ЛП)

И вот после нескольких недель безразличия Брик, наконец, заметил скопившуюся на крыльце коллекцию блестящих осколков и других причудливых кусочков — и тогда Саммер случайно уронила щербатый и облупившийся знак с капота ему на грудь.
Тот шлепнулся.
Эмблема с головой барана. Блестящая. В отличие от потрескавшегося сине-белого значка BMW, уже валяющегося на пороге. Но Саммер считала эту эмблему роскошной находкой. Брик казался парнем, предпочитающим грузовики.
Он приподнялся, схватил со своей груди кусок металла, уставился на него, моргнул и будто бы впервые посмотрел вокруг. Разглядывал полудюймовый слой осколков, устилающий доски, на которых лежал. Саммер думала, что он подметет весь этот беспорядок, скинет в мешок и отнесет к мусорному баку.
Но он все собрал, кропотливо разобрал на кучки, разделил разноцветную мешанину на группы, а затем выложил точными рядами и линиями. Пересчитал. Начал заново. Если проносился легкий ветерок и сдвигал предмет со своего места, Брик быстро все восстанавливал и снова выравнивал мелочевку, будто не мог перенести даже малейшего отклонения от жесткой системы, в которую вписал беспорядок. Брик казался одержимым. И его одержимость завораживала Саммер. Мужчина, стремящийся внести смысл в бессмысленный хаос.
Она начала искать для коллекции более яркие предметы, чтобы положить их в его тайник — то красный хрустящий целлофан, то погнутую трубку от голоса ветра. Некоторые вещи Саммер едва могла унести в клюве и когтях. Но она должна была пытаться. Для Брика. Ее сердце распирало от мысли, что он ценит принесенные ею выброшенные вещи.
После нескольких таких подарков Брик глянул на коробку, полную плотницких инструментов, и сел в углу крыльца, чтобы ее осмотреть. Выбрав большой топор и пилу, он спустился по невысоким ступенькам во двор, но делал это медленно и скованно, словно старик. Срубив свое первое дерево, Брик распилил его на грубые доски. Отшлифовал их и сделал гладкими. Затем, к изумлению Саммер, вернулся на крыльцо и начал мастерить полки.
Когда Брик впервые снял рубашку, от вида выцветших синяков, сплошь покрывающих спину и грудь, она почувствовала удушье. Ее сердце переполнили печаль и тревога. Было видно, что над Бриком издевались. Саммер не знала, каким проступком можно оправдать подобное рукоприкладство. Никто не заслуживает такого отношения.
Она хотела — ей было необходимо — принести Брику радость. Его неуловимая улыбка стала для нее сокровищем, более редким и более ценным, чем любой сверкающий камушек, положенный на крыльцо.
Тогда Саммер запела для Брика. Не хриплое карканье ворона. А чистый нежный мелодичный звук. Ее особый дар.
Эта песня ошеломила Брика, он словно окаменел и безмолвно замер. Затем выплюнул гвозди, зажатые между губ, и, положив молоток, спустился с крыльца. Пройдя по двору перед коттеджем, Брик поглядел на небо и осмотрел деревья. Нашел ли он Саммер? Она не знала наверняка.
— Спасибо, — сказал Брик голосом глубоким, но гибким, как плакучая ива. Саммер не знала, что сделать, но ее игривый характер взял верх, и она бросила в Брика грецкий орех.
Он приоткрыл рот, и его губы изогнулись уголками вверх. У него была прекрасная улыбка, как солнечный свет, внезапно прорвавшийся сквозь темные плотные грозовые тучи. Такая, что посылала покалывание и жар в те места, где Саммер никогда не согревалась.
Брик улыбнулся ей. Или, по крайней мере, в ее сторону. У Саммер екнуло сердце. Он коснулся ее души. Она признала родственную сущность. Саммер больше не могла остановиться и не смотреть на Брика, не могла прекратить прилетать к нему на поляну, как не могла перестать витать в своем любимом облике на легком ветру в необъятных голубых небесах. Ворон дал Саммер свободу, которой она так жаждала, чтобы вырваться из удушающего захвата ее все более алчной семьи.
В те первые недели, когда Брик закончил мастерить полки, он снова разложил принесенные ею маленькие безделушки. Снова четкими рядами, каждый предмет на своем месте…словно Брику требовалось вещественное доказательство его способности упорядочить какую-то часть своего мира. Также он смастерил полки для коттеджа.
Когда в следующий раз приехал Джи, то казался довольным.
— Прогресс, — сказал он. — Ты обустраиваешься.
— Я могу здесь жить, — ответил парень. — Я не слышу голоса. Только красивые песни.
— Однажды тебе понадобится стая. Как и ей понадобишься ты. Тебе нужно будет вернуться.
«Аха, значит, он волк».
— Может быть, — пожал плечами Брик. — Но не сейчас.
Старший оборотень кивнул.
— Стань сильным. Позволь духам этого леса говорить с тобой. Они могут многое поведать. Учись у них.
Джи показал ему технику боевых искусств под названием тайцзы-цюань8, отчасти созерцательную, отчасти медитативную, и во многом физическую.
— Сосредоточься. Останься наедине с тем, что слышишь, что видишь и чувствуешь. Используй это. Контролируй.
Трехсотфунтовый9 медведь комично исполнял захваты и движения, которые парень схватывал налету. Брик практиковался по несколько часов в день в тихие рассветные часы или в закатных сумерках, босиком на влажной траве, голый по пояс, одетый только в свободные черные брюки на завязках, и удерживал позиции все дольше, а на его теле выпирали и перекатывались мышцы.
Джи приезжал все реже и реже. Парень проводил долгие дни, пешком исследуя холмы и леса, а затем возвращался в коттедж, чтобы, сидя на крыльце, вытачивать фигурки животных и статуэтки. Иногда они представляли собой целые лесные сценки, где каждая фигурка размером была не больше кулака крупного мужчины. Саммер восхищалась мастерством Брика.
В конце концов, он собрал творенья рук своих, осторожно сложил в жестяную коробку и уехал из коттеджа. Брик начал ходить в город. Не в Лос-Лобос, откуда, как подозревала Саммер, он приехал, и где всем заправляла стая волков Блэк Хиллс. Брик ходил в Теневое Сердце, в котором главенствовала ее семья кошек-перевертышей, распространяя свое влияние в захудалом деловом районе, как нефтяное пятно в океане.
Из первой такой поездки Брик вернулся уже без своих резных фигурок. На следующий день он собрал упавшие ветви свежесрубленного дерева и начал заново.
После одного из посещений города Брик вернулся с подержанным дребезжащим грузовиком. Саммер задалась вопросом, уж ни один ли из ее родственников продал ему эту грохочущую рухлядь. Может, даже обманул его. В другой раз Брик вернулся пьяным в сопровождении грубой на вид женщины, которая, вышагнув из своей машины, пошатнулась на ногах. Саммер не сомневалась, что это одна из дешевых проституток из борделя ее дяди Кэла. Все мужчины на многие мили вокруг — люди и перевертыши — знали, что могут купить удовольствие или что-либо еще, чего они жаждут, в баре и казино торговой компании «Греймаркет» — принадлежащем Кэлу логове порока и беззакония Теневого Сердца — которое не был теневым, и имело минимум отношения к сердцу.
Вокруг глаз женщины расплылась черная подводка, делая похожей на енота. Слишком много румян, слишком много помады, слишком мало платья. Наверняка, одна из притона Кэла. Скорее всего, человек. Слишком вульгарная, чтобы принадлежать к клану Голдспарк — их прайду пум. Да и Саммер не признала ее.
«Сколько Брик за нее заплатил?»
Женщина подковыляла к нему и схватила за руку.
Саммер ринулась вперед и с хриплым криком набрасывалась на размалеванную женщину, пока та не завопила от ужаса и не вскинула руки, прикрывая лицо. Тогда Саммер оставила в растрепанных волосах шлюхи липкий вклад и улетела. Грязная курица вскарабкалась обратно в свою машину и укатила прочь. Больше Брик не приводил домой женщин.
На следующий день, выйдя из коттеджа, он потер виски, будто у него болела голова, и Саммер закидала его грецкими орехами. Брик поднял руки в жесте поражения.
— Ты не можешь ревновать, Аннабель Ли.
Итак, он дал ей имя, верно? Саммер это понравилось. Она обрушила на него еще одну партию орехов, но уже более игриво. Брик поймал несколько. Пожонглировал ими. Стоял на своей поляне, запрокинув голову к небу, подбрасывал в воздух грецкие орехи и смеялся. Его смех был глубоким и прекрасным, а с годами становился все глубже и прекраснее. Брик подпитывал игривые, беззаботные, причудливые стороны натуры Саммер. Она с нетерпением ждали этих игр с грецкими орехами.