Место преступления
Но был еще один момент, о котором приходилось задумываться Агееву. В этом городе, где власть верховная принадлежит фактически уголовнику, хоть и наряженному в милицейский полковничий мундир, жизнь человеческая и копейки не стоит. Им, а не тем, о чьей жизни идет речь. И как бы ни скрывался Филипп, место его пребывания будет обязательно раскрыто. У него не было сомнений, что если того же Сергуню возьмут за… пардон, то он все расскажет, и в первую очередь как водил «курортника» по городу и показывал, где кто проживает. И даже Захарикова помогал вытащить из квартиры. Тут не надо быть и особым провидцем. Поэтому ночевать и дальше у хорошей женщины Фроси означало бы только то, что он готов ее подставить самым натуральным образом. Волки не разбираются, какая овца виновата, а какая нет, режут всех подряд. Местная милиция, под руководством полковника Крохалева, вероятно, тоже. Они ж от него получают прямые указания.
А когда к полковнику поступят все сведения о событиях в городе в течение последних суток, — и это обязательно произойдет, — у него, если он не полный дурак, выстроится четкая «теньденьсия». А потом, непонятного драчуна видел уже и охранник на фабрике, и даже пострадал немного. Точнее, не он сам, а его внутренняя честь, душевная то есть. Но вряд ли он станет рассказывать, как его снес с ног какой-то сопляк… А, в общем, для профессионала сравнить показания о различных вроде бы событиях в городе в течение суток и сделать соответствующий вывод — это не проблема.
Другими словами, пора освобождать Фросю от возможных неприятностей, а также самому быть готовым к объявлению себя на военном положении. То есть срочно заняться подчисткой собственных «тылов».
Сообщать «неминуемую новость» ласковой женщине было бы очень гадко с его стороны, она должна знать лишь то, без чего не сможет обойтись, когда ее станут «трясти» менты, а они это умеют: с откровенным хамством и угрозами. Иначе как им добиться правды? Логично? Разумеется.
И рано утром, во время завтрака, который, сияя от хорошего настроения, приготовила ему Фрося, он, как бы между прочим, заметил, что ему надо на несколько деньков — на два-три, скорее всего, — «смотаться» в Дорогобуж и Смоленск, где у него есть свой бизнес. Что-то, мол, сердцу тревожно, помощник не то чтобы не «сечет» в проблемах, но — немного шаляй-валяй, без царя в башке. Как бы он там не напортачил.
Естественно, хозяйка огорчилась, губы свои полные поджала. Тут вот Филя и посвятил ее в свое «сокровенное». Преступника он одного выслеживал, оттого так поздно и возвращался. Сыщик он по профессии. Сказал и понял, что не унизил, а, наоборот, даже возвысил свою тщедушную внешне фигуру до уровня того гиганта, каким уже видела его, ну и ощущала, можно сказать, во всей полноте, радостно воркующая Фрося. Настоящий, живой сыщик! Каких она только в телевизоре и видела. Это ж надо такое! Оказывается, что и сыщики — тоже люди живые, и очень даже неплохие, если их приголубить вовремя, к сердцу прижать…
Но одного признания было, конечно, недостаточно, и Агеев высказал предположение, что за ним уже идет охота местных стражей порядка, которым он здорово мешает творить их черные дела. Ввиду этого не исключено, что и сюда, к Фросе, они явятся, чтобы узнать, где его искать. Так вот, чтоб не путаться и самой не выглядеть в чем-то виноватой, он просит ее сказать, если будут приставать с вопросами, что он отбыл на несколько дней по указанным адресам и обещал вернуться, чтобы продолжить свой дальнейший отдых. Отпуск, мол, еще не закончился, да вот дела срочные вызвали, но ему здесь нравится, и он обязательно вернется. Твердо обещал. А про минувшую ночь она может говорить правду. То есть, почти правду. Они должны узнать, что вернулся он не заполночь, а около пяти вечера, а потом все время чинил забор и никуда не уходил. И это будет самое главное его алиби, когда те захотят его в чем-то обвинить.
Фрося поняла, что от нее зависит сейчас не только свое собственное спокойствие, но, возможно, и безопасность Филиппа, и согласилась говорить только так, как он просит. А Филипп улыбнулся и добавил:
— А мне действительно нравится у тебя, Фросенька, и я не вру, вернусь. Но вот вещички свои, хоть и не хочется с ними таскаться, придется взять с собой. Так что и искать им у тебя будет нечего. Скажи, что сумку свою я забрал, и что в ней было, ты не знаешь, не заглядывала. Хотя видела, как я белье доставал, электробритву. Что обычно у отпускника бывает? То и было. Вот и все. Отстанут… Да, и на Сергуню, который наверняка их сюда приведет, ты не обижайся, он — ничего мужичок, умишка только недостает, а так — вполне. Ежели к делу приспособить.
И сразу после завтрака, по утреннему холодку, с заметно потяжелевшей сумкой на плече Агеев, трогательно расцеловав опечаленную вдовушку, которая, был момент, даже и позабыла о том, что она вдова, отбыл в направлении автовокзала. Там, видел он, когда приехал в Бобров, работала камера хранения для багажа прибывающих в город пассажиров. Филя надеялся, что и для него найдется свободная ячейка…
Повезло. Одна всего и была — с открытой нараспашку дверцей. Сумка плотно вошла в камеру, Филя набрал код и запомнил его. Записывать такие веши — смерти подобно. И после совершенной акции он смог наконец найти укромное местечко в скверике у автобусных стоянок, чтобы позвонить Александру Борисовичу и подробно изложить ему события последних суток. А также сообщить сведения о том, где находится багаж и как его достать. Турецкий выслушал и записал. Сказал, что он ожидает Гордеева, с которым и выезжают в Бобров примерно через час.
Филипп предположил, что наиболее правильным в его положении было бы сейчас появиться в доме Красновой. В двух словах объяснить ситуацию, не касаясь сути самих мероприятий, которые сумел провести в течение ночи, и, на всякий случай, быть готовым к тому, что на него объявят охоту. Оно, конечно, неплохо бы продержаться до приезда москвичей, но прятаться где-нибудь на реке было бы неправильным шагом. Тогда будет неизвестна реакция милиции на прошедшие события, это — во-первых. И, во-вторых, не исключено появление в Боброве самого полковника Крохалева. То, что произошло с его верными помощниками, не может пройти мимо его внимания и, соответственно, «серьезной озабоченности». Прячась, этого не узнаешь.
— Ты чего, на амбразуру торопишься? — съязвил Турецкий. — Что ты, дружище, там потерял? Или забыл? Не рискуешь ли напрасно?
— Ну, как ты понимаешь, я не то чтобы… То есть, не очень как-то. Но — тут уж как повернется. У меня же в запасе всегда разные штучки имеются. Но в любом случае считаю, что мне нужно находиться у Кати. Может, и Вера наконец приехала.
— Что касается Веры, то она еще со вчерашнего вечера на месте, я с ней только что говорил и проинструктировал, как держаться, если у них появится этот полковник. Пока ты доберешься до них, ты ведь не рядом, я правильно понял?
— Не рядом, но и недалеко.
— Вот-вот, значит, я успею дать ей дополнительные рекомендации — с учетом новых обстоятельств.
— Оно бы все неплохо, но будет лучше, я думаю, если они узнают из первых рук. Чтоб не получился испорченный телефон. К тому же две женщины, это тебе не одна, понимаешь?
— Мудрено, — важно произнес Александр Борисович, — но как не понять? Две — конечно, не одна! Это — очень интересная мысль…
Турецкому была ясна мысль Агеева о том, что, надо понимать, двоим легче от врагов отбиваться, хотя вряд ли у женщин объявится такая нужда. Но его немного забавляла Филина горячность, с которой тот рвался на вполне возможную для себя Голгофу, где с ним никто церемониться просто не станет, а в провинции — тем более.
— Ты вот остришь, а, между прочим, там…
— Ничего не было еще десять минут назад. Хочу напомнить, сообразительный ты наш, что в провинции нынче даже петухи начинают кукарекать на час позже…
— Раньше на час, летнее время… надо бы знать, — слабо огрызнулся Агеев.
— Да как угодно. Но ты хочешь, чтобы полковник, если он в самом деле примчался ни свет ни заря из Дорогобужа, уже с утра пораньше бегал бы со своими оперативниками? Филя, дорогой наш, чем ты там занимаешься? Аля смеется и горячо целует тебя от всей полноты чувств к твоим сы-щи-цким, — нарочно ведь, зараза, произнес по слогам, — талантам!