Место преступления

— А что, на этой хате теперь, как в дорогобужской «ментуре», полный беспредел? Всех уже, что ли, загнал Крохалев под свою задницу? И как, ничего, братва? — он посмотрел на тех, двоих. — Вам нравится, и не воняет? — Он присел боком на шконку, посмотрел на лежащего, ткнул его носком ботинка и внятно произнес: — Хватит притворяться, вставай, это я тебя в четверть силы приложил. Вот если б в полную, тогда б ты не встал. Но я тебя-дурака, прихвостня Крохалевского, курочить не стану, не дорос еще, сопливый. Поднимайся и вали от меня… А я думал, тут — честная компания…
— Правильно думал, — глухо сказал пожилой в углу. — Давай сюда… — И когда Агеев подошел, кивнул и присел напротив, спросил: — С чем явился? За какие грехи?
— Не поверишь, отец, — признал его старшинство Филя. — Шьют «мочилово», только — вот им, — он сделал известный жест. — Зарвался Крохалев. Кипятком мочится.
— От тебя, что ли?
— И от меня тоже.
— Так ты — мент?
— Нет, отец, я — сыщик. Людей охранять приходится от таких вот ментов. И это дело у меня получается, потому я им и мешаю. А к милиции я никакого отношения не имею. Частная контора. — Филипп вдруг засмеялся: — Ревнивым женам и мужьям уличить друг дружку в изменах помогаем. А тут человека убили и пытаются списать на самоубийство. Чтоб всем сразу его имуществом завладеть: делом, домом, машиной и молодой женой. Во как живут! Вот вдова и пожаловалась на полный беспредел милиции. В Москву приехали, помочь просили найти настоящего убийцу, а он — вот же, рядом ходит, при погонах полковничьих. Этих вон, — Филипп повернулся и указал пальцем на троих в противоположном углу, куда двое перенесли того длинного, — молодых дураков с пути истинного сбивает, а они — наверняка его стукачи.
— Не боишься ответить? — пожилой с интересом посмотрел на Филю.
— Не боюсь. Я, отец, в спецназе воспитан.
— Оно и заметно, — усмехнулся тот и отвернулся. А потом посмотрел еще раз внимательно и сказал, показывая на шконку напротив себя, на которой боком присел Агеев, — вот тут спать будешь. В очередь. Не «Метрополь».
— Ясно, спасибо. Тут такое дело, скоро адвокат подъедет. Так если по его части чего надо, скажи, я передам или у него спрошу.
— Посмотрим, — ответил тот и отвернулся, потеряв всякий интерес…
Гордеев выслушал недлинный рассказ Фили и улыбнулся. Нечто подобное, в смысле, о похожих ситуациях, он уже слышал не раз — от своих, кстати, клиентов, и подумал, что в тюремной камере само понятие справедливость иной раз звучит, да и воспринимается, гораздо естественнее, чем в той же милиции. Однако ничего хорошего в этом нет. Это называется: дожили. Или, как прикалывается нынешняя молодежь: «Картина Репина «Приплыли»…
— Как у тебя сейчас? — спросил Юрий Петрович, не увидев каких-либо заметных изменений ни во внешности, ни в характере Фили.
— Нормально, — без раздумья ответил тот. — Братва ночью не приставала, правда, и я не спал. А они, возможно, ждут дальнейших указаний. Но. если вы не будете чесаться, а загоните полковника в цейтнот, указаний от него и не последует. Что я — ему, когда у него у самого в заду смола скоро станет плавиться! Вы только не спите, действуйте. А Сан Борисыч пускай за домом вдовы все-таки присматривает, раненый зверь бывает опасным. А обо мне не беспокойтесь, ну, не посплю еще ночку — велика беда, днем отосплюсь. Днем-то они не полезут. Вы, главное, не тяните, работайте! И обязательно — зайдите к Авакумову, он, вероятно, и по второму делу будет проводить судебно-медицинскую экспертизу, там время смерти важно определить поточнее, вряд ли кто-то из них после полуночи к ростовщику этому приходил, хотя я, покидая дом, оставил дверь незапертой. Но это они его, скорее всего, утром «приделали», а у меня на этот случай имеется твердое алиби.
— Ты тут, я смотрю, полностью освоился, — Гордеев улыбнулся. — Так скажи мне, кто, по-твоему, мог убить этого ростовщика? Сам полковник?
— Вряд ли, он играет в интеллигента: не матерится, брани не переносит, пытается быть вежливым даже, когда руки чешутся в морду дать. Он свои руки марать не станет, он кого-нибудь заставит… — Филипп задумался. — А знаете что? Возьмите-ка за бока того парня, ну, вечного помощника — Лешку Захарикова. Он трус и подлец. Потрясите его маленько, пусть Сан Борисыч грозно посмотрит на него и рявкнет, как это у него хорошо получается. Да еще «ксиву» с генеральскими погонами в нос ткнет, тот и вскинет лапки. И расскажет, что там и как было. Можете ему и магнитофонную запись продемонстрировать, чтоб он понял — у нас сидит на жестком крючке. И полковник его не помилует за эти признательные показания. А Игорь Федосович может просто перечислить тех, кто оказался возле трупа, когда приехала опергруппа. Вот и делайте выводы. Только не опоздайте с тем Захариковым. Если полковник уж начнет зачистку, он станет убирать всех, кто был задействован им в операциях. Я видел его мордоворотов, а потом еще и с одним охранником фабрики чуть не познакомился, как говорится, «в натуре», и не хотел бы повторения. Чисто по-человечески, как говорится. Это тот случай, когда без жертв не обойдется, ребятки у этого Крохалева, по-моему, натасканы по всем правилам. Имейте это в виду и будьте сами осторожны.
— Ладно, мы попробуем тебя еще сегодня все-таки вытянуть, но в районной прокуратуре, где я думал застать прокурора, увы, сказали: отбыл в Смоленск. А в районном отделе милиции, куда я только что, перед тобой, заезжал, мне сказали, что Крохалев тоже еще с утра куда-то отбыл. Может быть, предположили, даже в Москву намылился. Если туда, это понятно, наверное, пытается узнать, кто конкретно в верхах на него «бочку катит». А куда же еще ему деваться?
— Деваться-то он может куда угодно. Жаль, что я здесь…
— Сам виноват!
— Да знаю, — Филя поморщился. — Надо бы за его домом проследить, он — хитрый зверюга, может и «ноги сделать», если почует опасность.
— Филя, ну что ты, в самом деле! Судя по тому, что ты сидишь тут, его такие мелочи, как московские сыщики и адвокаты — в одном стакане, не сильно волнуют! — отмахнулся Гордеев. — Что он, ребенок? Не понимает, чем побег ему грозит? На него же сразу всех собак повесят.
— Думаю, что как раз именно это он и понимает. И, возможно, уже не надеется на помощь своих людей. И в той же районной прокуратуре, и даже в Смоленском ГУВД. Почему у него в этих краях почти абсолютная власть? И вообще, мне интересно, кто его может остановить?.. Ну, ладно, Катюше привет от меня, хорошая женщина, не обижайте ее. Она совсем беззащитная, смотреть больно, когда эти хамы… о, Господи… — Филипп тяжко вздохнул.
— Ты чего, с ума спятил? — изумился Гордеев.
— Не спятил, — упрямо повторил Филипп, — потому что я и вас неплохо знаю…
Выйдя из изолятора на залитый солнцем асфальтированный двор, Гордеев тут же позвонил Турецкому.
— Саша, ты сейчас где?
— Я у судебного медика, у Игоря Федосовича. Был уже и у секретарши Леночки, она мне все подтвердила. Я имею в виду акт экспертизы полковника. Ну что, есть новости от Фили?
— Есть, я только что вышел от него. Его с уголовниками держат, но он бодрый, правда, ночь не спал и одно нападение уже было. Но, говорит, не волнуйтесь: там у него вроде бы со «смотрящим» контакт наладился. Слушай, Саш, я пока езжу, так чтоб не терять времени… Спроси-ка у этого медика, пусть он перечислит тебе всех, кого он на вчерашнем утреннем выезде застал возле трупа ростовщика. Ну, кроме участников прибывшей на место преступления следственной бригады?
— Это важно?.. Сейчас… — Турецкий что-то бубнил, потом снова поднес трубку: — Слушай, Игорь Федосович утверждает, что во дворе Плюхина их встретили двое. Точнее, во дворе — полковник, а на крыльце дома — Захариков. Ну и еще двое понятых. Можно предполагать, что к трупу они до их приезда не поднимались. Тот лежал в спальне, поперек кровати, на втором этаже. А они чувствовали себя очень скованно, боялись даже на тело посмотреть. Пожилые люди, понятно, а там — кровищи на всю постель.