Свет в оазисе (СИ)
Король и королева в сопровождении своих свит первыми выехали из Алькасара во главе длинного ряда рыцарей. Дон Фернандо был намерен лично руководить осадой Гранады. Поднимая облака пыли, громыхали закованные в железо лошади. Сверкала на солнце броня рыцарей и их коней, на шлемах всадников живописно выглядели ленты, разукрашенные в геральдические цвета. Было интересно разглядывать нарисованные на щитах и попонах фамильные гербы.
- Рядом с королевой ее сын, принц Хуан, - объяснила Матильда, - и три дочери: инфанты Хуана, Каталина и Мария. Они направляются в Алькала? Ла Реаль, крепость графа Тендильи, которая расположена на пути в долину Гранады. Оттуда королева будет руководить поставками для армии.
Когда мимо нас двигался кортеж придворных, священников и высокопоставленных мирян, Матильда указывала на ту или иную разодетую даму, называя ее имя. За придворными последовали войска. Энрике, удивляя меня своей осведомленностью в геральдике, произносил имена проезжающих мимо военачальников короля: граф Тендилья; граф Сифуэнтес; герой Малаги, дон Алонсо Агиляр; дон Родриго Понсе де Леон и так далее, и так далее...
- Видишь красные кресты на щитах? Это рыцари ордена Калатравы, - пояснял кузен. - А это магистр ордена Алькантара, дон Хуан де Сунига со своими воинами. За ними - арагонские рыцари ордена Монтесы.
Грохот и шум стояли неимоверные: ревели трубы, заходящаяся в восторге толпа напирала со всех сторон. Повсюду развевались штандарты и хоругви. Время от времени кто-нибудь затягивал: "Сантьяго де Компостела! Сантьяго Матаморос, Истребляющий мавров!", и этот клич тут же подхватывали тысячи глоток. Матильда оробела и прижалась ко мне, одновременно держа за руку Энрике. Хуана мы уже потеряли в толпе.
Мимо нас проходили копейщики и арбалетчики, швейцарские наемники и солдаты ополчений. Казалось, войску не будет конца. Но оно все же кончилось, взяв курс на мой родной город. Последними провези артиллерийские орудия - их количество тоже было впечатляющим - и повозки маркитантов с провиантом и снаряжением. Толпа постепенно начала редеть. К этому времени я уже потерял из виду своих родственников, но не стал их искать. Мне хотелось побыть в одиночестве.
Я устал от тесноты и толкучки, от немытых тел христиан (дед был прав, говоря о том, что они еще не научились достаточно часто предаваться омовению), от пыли, жары и шума, от запаха испражнений, оставленных лошадьми там, где они проходили, а более всего - от криков "Смерть маврам!".
Мне не хотелось спешить с возвращением, и я брел по улочкам города, постепенно удаляясь от наиболее населенной его части.
Что бы я сделал, если бы был орбинавтом? - спрашивал я себя. - Как бы предотвратил осаду Гранады? Представил бы себе, что король Арагона и королева Кастилии вообще не появились на свет? Но это глупо, на их месте были бы другие. Может быть, я отсрочил бы конец Реконкисты, но вряд ли сумел бы его отменить. Для того, чтобы на самом деле прекратить насилие и войны, пришлось бы заново придумать всю человеческую историю. Может быть, надо было бы начать с Адама? Представить себе, что он так и не узнал Евы? Или, лучше, что не поддался на уговоры змия?
Я прошел мимо одинокой ветряной мельницы. Домов поблизости уже не было, только холмы, покрытые невысокими цитрусовыми садами и масличными рощами. Вдали можно было различить несколько арок моста через Гвадалквивир, городские строения и над ними гордые очертания Соборной мечети. Высоко в небе парил орел.
Сейчас мне было легче вообразить себя волшебником совсем иного сорта, нежели орбинавты. Этаким всесильным сказочным чародеем, способным разметать все полчища христиан, направляющихся к Гранаде. Хотя, напомнил я себе, дед не велит убивать. Даже в мыслях. Да мне, по правде говоря, и самому неприятно такое представлять. Воткнуть заточенное железо в трепещущую плоть, отнять жизнь - нет, это определенно не для меня! Но, если бы я сейчас увидел умирающего от ран католического рыцаря, я бы равнодушно прошел мимо, не пошевелив и пальцем ради того, чтобы ему помочь. Насчет обязанности спасать своих врагов от гибели дед ничего не говорил. Пускай отправляются в тартарары и на меня не рассчитывают...
И тут я увидел умирающего от ран католического рыцаря!
Я даже не сразу понял это. Сначала мои мысли прервало зрелище кота, отдаленно напоминающего Саладина. Кот внимательно изучал обнаженную голову лежащего навзничь человека в доспехах, не осмеливаясь приблизиться.
Когда до меня дошло, что именно я вижу, я остановился как вкопанный, не зная, во что верить: что все это мне снится или что мои мысли способны с такой скоростью воплотиться в действительность. Уж не проявился ли во мне таким образом скрытый талант орбинавта? В таком случае впредь мне придется с величайшей осмотрительностью выбирать, о чем думать.
Шлем рыцаря валялся в траве. Меча в ножнах не было, на поясе торчал крюк для небольшого кулачного щита, но щит тоже отсутствовал. Я подошел поближе, и кот бросился в кусты. На голове пострадавшего зияла рана. Видимо, его сильно ударили чем-то тяжелым и ограбили. Темно-русые волосы, правильные черты лица. Молодой рыцарь был без сознания, но дышал. Не будучи лекарем, я не имел ни малейшего представления о его шансах выжить в таком состоянии. Что-то подсказывало мне, что, если его здесь оставить, то шансов скоро не будет никаких.
Я оглянулся в поисках его коня, но не увидел ничего, кроме ветряной мельницы, мимо которой прошел минут десять назад. Пришлось тащиться туда и долго втолковывать устрашающего вида мельнику, для чего мне понадобилась его помощь. Тот потребовал за свои труды оплату. Получив двойной золотой, мельник стал покладистей и согласился помочь.
Мы с мельником доехали на его скрипучей телеге, запряженной старым мулом, до места, где лежал пострадавший. Пришлось повозиться: из-за доспеха, который доходил ему до локтей и колен, рыцарь оказался очень тяжелым. Наконец мы уложили его поверх мешков с мукой, не забыв подобрать шлем, и зашагали рядом с телегой.
Возле дома нас встретил Энрике. Увидев нашего подопечного на телеге, он быстро сообразил, в чем дело, и привел из дома нескольких слуг. Вслед за ними вышли дядя Хосе и наши женщины. Дядя отдал распоряжение отнести пострадавшего в свободную комнату на втором этаже и послал слугу за лекарем, коим, как выяснилось, оказался падре Нуньес.
- Я рад, что ты поступил таким образом, - тихо сказал мне дядя, когда мы на мгновение оказались рядом.
Что же до меня самого, то я, признаться, вовсе не был уверен в правильности своих действий. Перед глазами все еще стояли картины бесчисленного воинства, идущего на мой город. Но, видимо, вести себя иначе я просто не мог.
***
Вечером ко мне в комнату на втором этаже пожаловала Матильда.
- Правда, он прехорошенький? - воскликнула она, сияя. - Ты совершил такой благородный поступок!
Мне хотелось остаться наедине с заветной рукописью, однако намеки на Матильду никак не действовали: она горела желанием обсуждать незнакомца. Пришлось поддержать разговор.
- Он уже пришел в себя? - спросил я.
- Нет, но с него сняли его роскошные доспехи и одели его в одежду из лучшего шелка, которую нашли в лавке. Так распорядился отец. Врач сказал, что, пролежи он еще пару часов в траве, его уже нельзя было бы спасти! Пойдем, посмотрим на него.
- Это еще зачем? Пусть отдыхает.
- Пойдем! - кузина потянула меня за руку.
Сам не зная, почему, я уступил ей. Мы тихо вошли в комнату, где был помещен спасенный мною молодой человек. Он лежал в постели, совсем не напоминая грозных, вооруженных до зубов рыцарей Кастилии и Арагона. Вряд ли ему было многим больше двадцати лет. Рану на голове скрывала повязка, из-под которой выбивались кудри.
- Вероятно, он снял шлем из-за жары и поэтому получил удар по незащищенной голове, - прошептала Матильда. - Правда, хорош собой?