Счастливого пути Сборник рассказов из журнала «Техника — молодежи»
Каждый день Бэрнс надолго уходил к высшей администрации завода. Но где бы ни находился мастер, незримые нити тянулись от него по всему цеху. Люди работали и держались так, как будто недобрый внимательный глаз неотступно разглядывал их сквозь огромное увеличительное стекло.
Бэрнс всегда говорил очень тихо, спокойно, даже ласково. Но пожилой рабочий, к которому мастер почему-то обращался чаще, чем к другим, начинал дрожать, лишь только Бэрнс останавливался у его станка.
Когда мастер Бэрнс подошел к старому рабочему, тот съежился и вобрал голову в плечи.
Крэнк видел, как мертвенно бледнеют щеки, лоб и лысина рабочего, как в судороге бьется правое нижнее веко.
Однажды вечером хозяин завода принял Крэнка в своем кабинете; и журналист, между прочим, спросил его, почему рабочие так боятся Бэрнса, который никому не делает ничего плохого.
Владелец завода засмеялся. Он достал из ящика письменного стола старый альбом с фотоснимками.
— Мой дед выбирал мастеров по (внешним признакам: они должны были обладать мускулами боксера и хваткой бульдога.
Владелец завода достал из ящика письменного стола старый альбом с фотоснимками и, показывая их Крэнку, сказал: «Мой дед выбирал мастеров по внешним признакам».
Вот мастер, работавший на нашем заводе почти сто лет назад. Легенда утверждает, что он перекусывал зубами пятимиллиметровую железную проволоку. Все остальные мастера того времени — красавцы, под стать первому. Очевидно, дед кое-что понимал в людях, так как мастера работали у него десятки лет, — и дело процветало. Но времена меняются. Этот альбом показывает эволюцию американского мастера на протяжении ста лет. Говорили, что с мастерами моего деда небезопасно было встретиться где-либо в темном переулке. Наших теперешних мастеров по внешнему виду вы можете принять за артистов, врачей, учителей. Сделались ли они безопаснее? Смотря для кого. Кстати, мастера прошлого были в настоящем смысле слова мастерами своего дела. Этого нельзя сказать про нынешних. Они не интересуются техникой, нет среди них изобретателей. Да это, собственно, и не нужно ни нам, та самим мастерам.
Мастер сейчас — один из надежнейших наших рычагов в управлении рабочими. Он должен следить за порядком не только в цехах, но и в самих душах рабочих. Бэрнс в этом отношении замечательная фигура. Он, например, придумал тринадцать методов изучения настроений рабочих. Вот смотрите, эти методы сведены в удобную таблицу и напечатаны в журнале «Modem Industry» в прошлом году, в февральском номере. Слева — название метода, посередине — изложение его сущности, а справа— оценка. Сначала идут интервью и разные анкеты. Потом разведка при помощи собственного персонала — мастеров, контролеров и т. д. Дальше специальный шпионаж, организованный частными детективными агентствами — Пинкертона, «Нэйшенл Корпорэйшен сервис» и других. Их у нас — вы знаете — несколько тысяч, и кормятся они главным образом из нашей посуды.
Бэрнс произвел глубокий анализ всех методов получения информации о настроениях рабочих. Он невысоко ценит интервью и анкеты: дешево, но результаты сомнительны. Гораздо лучше пользоваться услугами посредников, призванных улаживать конфликты между нами и рабочими. Но здесь Бэрнс правильно заметил, что — рабочие в большинстве случаев не доверяют этим «посредникам» и боятся их. Очень интересно примечание Бэрнса: «Эта информация обходится весьма дорого».
Заводчик громко засмеялся, откинувшись на спинку кресла.
— Верное замечание — посредники ценят свои услуги ужасно дорого. А вот о профессиональных сыщиках на заводах: «Ловкие, честные детективы могут добывать прекрасную информацию и помогать устранению беспорядков раньше, чем они вспыхнут». Попросту говоря, источник «беспорядков» — группа рабочих, недовольных положением на заводе, — исчезает неведомо куда.
Владелец завода понизил голос:
— Сам Аль-Капоне, чуть не севший на электрический стул и не один год проведший в одиночке на острове Алькатрас, считал Бэрнса образцовым мастером. Это о нем Аль-Капоне говорил в журнале «Либерти», когда писал об охране рабочих от «красной опасности»…
Теперь представьте себе всю пирамиду. На самом верху «генеральный штаб» из двенадцати мощнейших корпораций: «Дженерал моторс», «Дженерал электрик», «Стандарт ойл» и т. д. Они диктуют заправилам Национальной ассоциации промышленников. Мы, составная часть ассоциации, образуем еще более низкий слой. Ниже нас — Ку-Клукс-Клан и всякие полулегальные и совсем нелегальные организации. Самый низший слой — мастера. Они непосредственно давят на рабочих. Но и эти мастера совсем не однородная масса. Такие, как Бэрнс, хотят многого, — пожалуй, больше, чем мы сами желали бы им дать. Я знаю, он и его друзья уже мечтают о мощной организации гангстеров, рэкетиров и вооруженных штрейкбрехеров для «скорой помощи» Национальной ассоциации промышленников. Такой организации, чтобы она, как настоящая армия, могла всеми силами ударить по определенному участку. Люди типа Бэрнс, а не удовлетворяются своей ролью разрушителей организованности, сплоченности рабочих. Они хотят власти не только для нас, но и для себя, чтобы иметь возможность диктовать нам: условия…
Сведения Крэнка о Бэрнсе неожиданно пополнил пожилой рабочий, всегда боявшийся мастера. Они встретились в маленьком баре, куда Крэнк зашел, возвращаясь с завода. Журналист сел за один столик с рабочим и наполнил его стакан из своей бутылки виски.
— Выгнал-таки меня этот бандит, — сказал рабочий, — за то, что я не хотел сделаться его агентом в цехе. Вы ведь из газеты. Напишите о нем, только не указывайте, откуда узнали. Мы с ним работали на заводе далеко на юге, в Хеттисберге. Я знаю всю его историю, и это ему очень не нравится. Мастером он стал после того, как таинственным образом погибли организаторы забастовки в Хеттисберге, ехавшие с ним на автомобиле. Потом он стал членом Ку-Клукс-Клана. Руководил убийством рабочих-пикетчиков, якобы нападавших на заводскую охрану. Все рабочие оказались застреленными в спину, а он всего лишь неделю отсидел в тюрьме. Здесь на заводе он всех стремится зажать в кулак. Выгоняет неугодных, добивается включения в «черный список». Он свирепствует, но он боится. Он знает, что все больше становится тех, кто не хочет быть рабом капитала. Растут прогрессивные силы…
Рабочий допил свой стакан и, прощаясь, сказал:
— Напишите о нем правду. Честное слово, он заслуживает этого, потому что подобных ему — немало. Но имейте в виду: вам это может стоить головы…
С Бэрнсом Крэнку удалось побеседовать только один раз.
После смены он подождал мастера у ворот.
— Нам, кажется, по дороге? Я составлю вам компанию, — сказал Крэнк.
— Отлично, — вежливо согласился мастер.
Был тихий вечер конца мая, когда даже пустырь, который они пересекали, напоминал о весне и сквозь ядовитую медную пыль и угольную копоть земля дышала им в лицо теплой свежестью. Мастер и журналист шли молча; какая- то скованность мешала Ирвингу начать разговор с человеком, о котором он должен был писать.
Ему приходилось писать об убийцах, ворах, и он привык рассматривать своих собеседников лишь как материал, оживающий только на страницах газет и журналов. Самые страшные признания он оценивал исключительно с одной точки зрения: подходит ли это или не подходит для очерка.
Сейчас ему предстояло показать шедшего рядом с ним человека как честного, бескорыстного слугу технического прогресса, обеспечивающего людей нужнейшей продукцией, скромного, незаметного героя промышленной армии. Никаких затруднений журналист не видел в том, чтобы розовой и голубой краской разрисовать сорокадвухлетнего мастера Бэрнса, избравшего в качестве своего жизненного пути извилистую, темную дорогу предательства и обмана подобно другим мастерам на многих заводах. Но Крэнка мучило, что он не чувствовал ничего живого в этом человеке, за деятельностью которого он наблюдал несколько дней. Он боялся провала своего очерка, на который возлагал столько радужных надежд. Ему хотелось спросить, что любит мастер, есть ли у него какие-нибудь страсти, маленькие слабости. Не писать же, создавая образ «хорошего парня», что он по чужим костям мечтает прийти к богатству и власти!
