Комната с белыми стенами
Стоявший рядом с ним Сэм кивал. Но что именно выделяло убийство Хелен Ярдли из ряда прочих уголовных дел? Об этом не было сказано ни слова – ни этим утром, ни вообще.
– С момента убийства прошло двое суток, – продолжил Снеговик. – Если в ближайшее время мы не получим результатов, нашу группу урежут вдвое, и это будет только начало. Вас отправят по вашим участкам – а я на все сто уверен, что те из вас, кто прибыли сюда из Рондесли, вряд ли горят таким желанием… Ну ладно, на сегодня хватит. Сержант Комботекра, детектив Уотерхаус – в мой кабинет.
Саймон был не в том настроении, чтобы ждать, чего хочет Пруст.
– С какой это радости вы отбрасываете правило «ничего не брать на веру», когда дело касается пистолета? – спросил он, как только захлопнул за собой дверь. На этот раз Сэм вздохнул. – Почему Хелен или Пол Ярдли не могли хранить дома «беретту» – в отличие от темноволосого типа, которого мы никак не можем найти?
– Сержант Комботекра, объясните детективу Уотерхаусу, почему пистолет скорее мог принести в дом убийца, а не его жертва.
– Супруги Ярдли отчаянно отстаивали право самим растить своего единственного ребенка – и потерпели неудачу. Подумайте, что это могло для них значить. У вас ведь есть дочь…
– Упомяните ее имя, Уотерхаус, и я вырву вам язык. Моя дочь не имеет абсолютно никакого отношения к этому делу.
Эх, зря вы не слышали, что Колин Селлерс говорит о ней уже много лет, о том, что ему хотелось бы сделать с некими частями ее тела…
Саймон попытался еще раз.
– Пейдж Ярдли живет менее чем в двух милях от Бенгео-стрит с новыми родителями. Те даже поменяли ей имя и ни на шаг не подпустят к ней биологических родителей. На месте Хелен или Пола Ярдли в такой ситуации – «у меня отняли ребенка, более того, закон был на стороне тех, кто это сделал», – я вполне мог обзавестись пушкой. Если б мне довелось стоять в суде, беспомощно глядя, как моя жена получила два пожизненных срока за преступления, которые – я уверен – она не совершала…
– Спасибо, я вас понял, – констатировал Пруст.
– Я еще не закончил и сейчас выскажу свою точку зрения полностью: Хелен Ярдли провела девять лет за решеткой. Если она невиновна, то, выйдя на свободу, она вполне могла думать о мести. И даже если…
– Довольно!
Над головой Саймона что-то пролетело. Он поспешил пригнуться. Прустова кружка с надписью «лучший в мире дедушка» ударилась об угол шкафа и разбилась вдребезги. Сэм нагнулся, чтобы подобрать осколки.
– Оставьте! – проревел Снеговик. – Откройте верхний ящик шкафа! Там лежат два экземпляра книги Хелен Ярдли. Один возьмите себе, второй дайте Уотерхаусу.
Саймон сдержался от ответной дерзости лишь благодаря тому, что поклялся самому себе сделать то, что уже давно собирался сделать, – а именно подать официальную жалобу. И он ее подаст, уже завтра утром. Пруст наверняка выдвинет контробвинения в неуважении, сарказме и нарушении субординации. И будет прав. Никто не поддержит Саймона, кроме Чарли, да и она – лишь потому, что питает к нему слабость, а вовсе не потому, что не согласна с прустовской характеристикой.
Сэм вручил ему экземпляр книги «Только любовь», плод совместного творчества Хелен Ярдли и Гейнор Манди. Саймон сегодня уже допрашивал Манди. По ее словам, бо́льшую часть текста Хелен написала сама, и вообще работать с ней было одно удовольствие. Обложка была белой, в центре – фотография вязаных детских башмачков. В нескольких местах между страницами торчали бумажные закладки. Саймон посмотрел на книгу Сэма: то же самое.
– Давайте еще раз начнем сначала, – сказал Снеговик, четко проговаривая каждое слово, как будто в ожидании возражений. Ибо второго шанса не будет, так как первый уже сам по себе великая щедрость с его стороны. – Я позвал вас обоих сюда потому, что вы – мои лучшие детективы. Несмотря на личную неприязнь с вашей стороны, Уотерхаус, я должен знать, что могу рассчитывать на вас.
– Можете, сэр, – ответил Сэм.
– В чем именно? – уточнил Саймон. Он редко употреблял слово «сэр». Во всяком случае, в последнее время все реже и реже.
– Я хочу, чтобы вы оба прочли эту книгу, – ответил Пруст. – Я прочел ее, и, как мне кажется, в ней нет ничего, что добавило бы новое к тому, что мы уже знаем. Но, возможно, вы найдете нечто такое, что я мог упустить. Я отметил страницы, на которых упомянуто мое имя. Через три дня после смерти ее второго ребенка я произвел арест Хелен Ярдли и обвинил ее в убийстве обоих детей. Я дал соответствующие показания в суде. В ту пору я был сержантом. Моим начальником был суперинтендант Бэрроу.
Саймону стоило неимоверных усилий не посмотреть на Сэма и вообще никак не отреагировать.
– Мое мнение таково: из всех, кто занимается этим убийством, прочесть эту книгу должны лишь вы двое. Завтра утром, на совещании, я намерен рассказать всем о моей… личной причастности к этому делу. И пусть эта причастность не так уж и важна, я хотел бы, чтобы о ней знали.
Не так уж и важна? Он что, шутит? Проверяет их?
– Я не стану упоминать о том, какую роль сыграл суперинтендант Бэрроу, чье имя не фигурирует в книге.
Неужели Бэрроу приказал Прусту вымарать его имя? Неужели они тайно договорились, что упоминать, а что нет? Снеговик никогда не скрывал своей ненависти к Бэрроу, но за долгие годы та настолько смешалась с его антипатией ко всем другим, кого он знал, что Саймон никогда не задумывался о ее истоках.
– Обычно – я уверен, вам это известно – любой полицейский, который, будучи сержантом, предъявил кому-то обвинение в убийстве, не может возглавить расследование убийства этого же человека уже в качестве инспектора. Главный констебль [4], заместитель главного констебля и суперинтендант Бэрроу возражали против того, чтобы я расследовал дело об убийстве Хелен Ярдли. И все же вот он я, следователь по делу об убийстве Хелен Ярдли. Так что вперед, Уотерхаус. Мне кажется, у вас есть ко мне вопрос.
– Я или чего-то не понимаю, или вы хотите сказать, что Бэрроу, шеф и его заместитель не хотят, чтобы кто-то узнал, что это они упекли Хелен Ярдли за решетку? – Саймон удержался от вопроса о том, угрожал ли Пруст предать огласке их роль в вопиющей судебной ошибке, в случае если они поручат руководство расследованием убийства Хелен Ярдли кому-то другому.
– Шеф и его заместитель никак с этим не связаны, – ответил Пруст. – Хотя как непосредственные начальники суперинтенданта Бэрроу они учитывают его интересы, равно как и интересы полиции Калвер-Вэлли.
Сэм Комботекра прочистил горло, но ничего не сказал.
– Значит… – начал Саймон.
– В той степени, Уотерхаус, в какой ваша гипотеза применима к суперинтенданту Бэрроу, я бы не сказал, используя фразу сержанта Лекенби, что вы попали пальцем в небо.
– Что?.. Ах да. – Саймон вовремя все понял, чтобы не выставить себя дураком.
– Итак, вы оба прочтете эту книгу, – произнес Пруст. – Это не приказ. Я прошу вас оказать мне личную любезность.
– Да, сэр, – ответил Сэм.
Саймон еще утром заказал «Только любовь» через «Амазон» [5], как только пообщался с Гейнор Манди. Он прочтет собственный экземпляр, когда тот придет, потому что так хочется ему самому, – что не имело ничего общего с чьей-то просьбой. Любезность. Лучше б это был приказ. О любезности просят друзья, Снеговик же другом не был.
– Завтра утром вы должны стоять по обе стороны от меня для получения инструкций и заданий, так что потрудитесь прийти пораньше, – произнес Пруст уже не столь сурово: видимо, разговор шел так, как ему хотелось. – Я хочу, чтобы все видели, что у меня есть полная поддержка, когда я объявлю, что отныне любой, кто скажет что-то типа «нет дыма без огня» или «просто потому что они ее выпустили, это еще не значит, что она невиновата», подвергнется дисциплинарному взысканию. Причем независимо от того, в каком виде и при каких обстоятельствах это будет сказано, – в виде шутки или под воздействием алкоголя. Любой бобби, который пусть даже шепотом среди ночи произнесет эти слова в своей спальне, с головой накрывшись одеялом, проклянет этот день. Отныне вы оба – мои глаза и уши. Если вдруг услышите нечто подобное, тут же докладывайте мне, будь сказавший хоть трижды вашим лучшим другом; я уже не говорю о тех, кого вы едва знаете. Вы должны быть в курсе всех дурных высказываний, я же хочу услышать о них от вас.