Был у меня друг
* * *Лежа на горячем песке, он наблюдал, как забавно Маринка плескается в море. Все-таки классно, что я взял ее с собой к тете Вере. Оставлять такое сокровище на целый месяц без присмотра – дело рискованное. Вон сколько ухажеров пришлось отшить, закрепляя за собой право на эту красоту. Одно волновало Максима: через полгода ему исполняется восемнадцать лет. А это значит неминуемый призыв в ряды Советской армии. Как таковой службы Максим не боялся, и, даже наоборот, служить он желал и к службе готовился серьезно, так как во что бы то ни стало хотел попасть в воздушно-десантные войска.
Уже год он усиленно занимался парашютным спортом и общей физической подготовкой. На промежуточной медкомиссии военком ставил его в пример другим призывникам: смотрите, мол, какими должны быть советские солдаты. Поэтому армии Веденеев не опасался и, даже наоборот, воспринимал ее как свежий ветер в знойный день. Когда еще представится возможность попутешествовать за счет Министерства обороны, да еще с автоматом в руках? Волновало его другое – Марина. Сможет ли она его дождаться? Будет ли верна? Разлука ведь предстоит немалая, целых два года. Они никогда не расставались на длительный срок, поэтому испытание их чувствам предстояло серьезное.
Тревожило и то, что сразу по возвращении домой Маринка будет сдавать экзамены в медицинский институт и поступит наверняка. С ее-то успеваемостью! А там у нее начнется совсем другая, незнакомая ей прежде жизнь. Совершенно новые впечатления, иной образ жизни, знакомства….
Последнее обстоятельство как раз и волновало Максима главным образом. Знакомства…. Их он опасался больше всего и одновременно понимал неизбежность новых встреч своей девушки с другими парнями. В любом случае будут какие-то совместные торжества, вечеринки с шампанским, танцы….
Максим на секунду представил, как его Маринку провожает домой какой-то высокий брюнет, и, обессиленно застонав, опустил голову на песок. Конечно, друг детства Пашка Вьюхин обещал присмотреть, но ведь сутками караулить ее он не сможет при всем уважении. Да-а, проблема!
Приподнявшись на локтях, Максим окинул взглядом береговую линию и, не увидев свою девушку в прибрежных водах, обеспокоенно сел, закрываясь ладонью от солнца. Вдруг чьи-то влажные ладони нежно легли Максиму на глаза. От неожиданности он вздрогнул и осторожно, боясь спугнуть счастья миг, накрыл эти тонкие прохладные кисти своими теплыми ладонями.
– Оля! Я знаю, что это ты! – нарочито громко сказал Максим и перехватил Маринку за запястья.
– Оля? Какая такая Оля?! – послышался над головой звенящий шутливым гневом голосок.
– Ой! Это ты, Маринка! – развивая шутку, виноватым голосом залепетал Максим. – Извини, милая, я что-то перегрелся сегодня.
– Все, дорогой! Развод и девичья фамилия, – принимая игру, шутливо сказала она и попыталась освободить стиснутые Максимом нежные запястья. Но не тут-то было. Будущий десантник легко контролировал ситуацию. Марина в конце концов сдалась и, кусая Максима за ухо, окутав его мокрыми волосами, прошептала: – Я улетаю ближайшим рейсом, мои адвокаты свяжутся с вами, Максим Сергеевич, отпустите, от ваших лап у меня будут синяки.
– Ни за что! Как мне искупить свою вину?
– Придется вам меня поцеловать тысячу раз.…
– О! С превеликим удовольствием! – С этими словами Максим вскочил на ноги и принялся целовать хохочущую, пахнущую морем девушку: – М-м! Какая ты солененькая!
Марина, слабо сопротивляясь, смущенно поглядывала на загорающих рядом пляжников:
– Максим! Ну, хватит! Я пошутила, не надо меня чмокать, люди же кругом…
– Это даже хорошо, что люди. Это просто здорово! Пусть все видят, какая у меня русалка есть. Пусть завидуют…. Лю-у-ди-и! За-ви-дуй-те мне-е-е!
* * *…Солнце уходило за горизонт, беспокойно оглядывая выброшенное на каменистый берег безжизненное тело. «Мне жаль тебя, мальчик, но ты сам предпочел этот путь. У тебя был выбор, ты мог сейчас сидеть в уютном клубе и самозабвенно перебирать любимые тобой струны, но ты не смог предать своих друзей и поэтому стал чище и светлее. Но даже за это надо платить, платить вообще надо за все. Это только кажется, что кому-то что-то дается даром, но это не так.
Я полюбило тебя, потому что ты, подобно мне, стал излучать свет, и я буду тебе помогать. Но это не значит, что тебе будет легко. Самые тяжелые испытания я посылаю своим самым любимым детям, и пока ты здесь, ты должен решать свою главную задачу. Поэтому – дыши, дыши и действуй, а я всегда буду рядом. Я буду в тебе…»
ЧАЙКА
К свободе ведет лишь одна дорога: презрение к тому, что не зависит от нас.
Впервые о своем будущем Егор Чайка задумался, заканчивая восьмой класс поселковой школы. Все прожитые им до этого четырнадцать лет сливались в его сознании в череду однообразных, совершенно похожих один на другой безрадостных дней. Мирская жизнь не обещала ничего нового и в будущем. Егор точно знал, как он проживет всю свою будущую жизнь: окончив восьмилетку, пойдет учеником судового моториста в отцовский рыбколхоз, потому что другой работы для мужчин в его родном поселке не было, и, сдав несложный экзамен, многие годы будет слушать монотонный стук неторопливого дизеля, не обращая внимания на свои почерневшие от машинного масла и соляра руки.
Теоретически можно было, конечно, продолжить образование, но для этого два года придется ездить каждый день на автобусе в находящуюся в райцентре десятилетку. Сорок километров туда и столько же обратно, и это изо дня в день в течение двух лет. Ради чего? Чтобы потом вновь прийти в родной рыбколхоз, но уже со средним образованием?
Посоветовавшись с отцом, Егор решил от этой затеи отказаться. В техникум, а уж тем более в институт ему не поступить наверняка, а для каботажного моряка восемь классов и так избыточное образование.
Был еще вариант поступить в ПТУ, куда брали без экзаменов, и остаться в райцентре, но перспектива жизни в беспредельных и грязных общежитиях тихого по характеру и скромного по натуре Егора не прельщала. Дома ему было уютнее и спокойнее.
Итак, оставался рыбколхоз и его родной, облизываемый со всех сторон соленой гладью поселок, в котором ему предстоит провести всю свою жизнь.
Егор честно себе признавался: особой любви к морю он никогда не испытывал. Наверное, чтобы его любить по-настоящему, думал он, надо родиться где-нибудь в холодной Воркуте, чтобы длинной полярной зимой каждый день засыпать с мечтами о теплом морском прибое. Егор воспринимал море как что-то само собой разумеющееся, как ежедневный атрибут его однообразных будней. По-настоящему он любил совсем другую стихию – небо.
Лет с десяти, как только ему было позволено самостоятельно гулять за пределами своего двора, маленький Егор стал уходить в степь и там, лежа на какой-нибудь выцветшей под солнцепеком сопке, часами завороженно смотрел в бездонную голубую даль.
Что-то необъяснимое происходило в его душе в такие минуты. Мальчику казалось, что его маленькое тело переставало существовать как часть материального мира, оно просто растворялось в воздухе, а его дыхание начинало плавно сливаться с прозрачной высотой бескрайнего небесного горизонта. Оставив на земле все свои мысли, Егор медленно, словно надутый гелием воздушный шар, замирая от восторга, поднимался вверх. Там, в облаках, ему не было страшно, совсем наоборот, его завороженная невесомостью душа испытывала совершенно неземной восторг и счастье. Пожалуй, это были единственные мгновения, когда Егор чувствовал неутомимый пульс Жизни.
Возвращаясь с Небес на Землю, он мучительно осознавал, что настоящая Жизнь приостанавливается до следующего свободного полета.
Исполняя свои обычные земные дела, Егор с нетерпением ждал того часа, когда он совершенно никем не контролируемый, упиваясь своей абсолютной независимостью от обыденного мира, вновь сможет взлететь над миром, пронизывая всем своим существом бесконечность. Там он видел совершенно необъяснимые человеческим языком вещи. Абсолютная свобода от своего маленького тела и рутинной земной суеты открывала новые, абсолютно непостижимые человеческому уму бесконечные просторы, которые нуждались в нем, любили его и ждали.