Союз нерушимый...

— Удостоверение ваше можно?
— А что, ты ещё по базе меня не проверил? — не сдержавшись, усмехнулся я.
— Проверил, — не стал скрывать охранник, улыбнувшись в ответ. — Но порядок есть порядок.
Я показал удостоверение и вскоре уже проехал внутрь, на территорию.
У завода было несколько корпусов, объединённых друг с другом крытыми переходами на уровне второго этажа. В администрацию вела длинная и прямая, как стрела, дорога шириной с проспект. По бокам производственные цеха — серые, рыжие и бурые; ангары из нержавейки, возле которых сидели группками курившие рабочие в синих комбезах. Повсюду стояли красные тяжёлые многотонные «Уралы», чадившие дымом из двойных труб. Что-то грузилось или разгружалось, люди суетились, бегали туда-сюда. Работяги в ржавых экзоскелетах вдвоём куда-то тащили огромный оранжевый контейнер размером с фуру. Сразу видно — предприятие союзного значения, не какая-нибудь шарашкина контора. Все при деле, жизнь кипит.
Администрация представляла собой исполинский параллелепипед, облицованный мрамором, который, вкупе с формой, придавал ей сходство с надгробием.
Здание смотрело на мир высокими узкими зеркальными окнами, между которыми кто-то безвкусный поналепил одинаковых гранитных гербов Союза. Иногда на несколько мгновений на стены проецировалась яркая цветная реклама продукции завода — и эти исполинские картинки нешуточно подавляли. Чего стоил один лишь солдат в боевом экзоскелете: складывалось впечатление, что сейчас этот бронированный монстр с выгравированным гербом НСССР на грудной пластине либо наступит на тебя огромным сапогом, либо расстреляет из автомата, калибр которого, в силу пропорций, был как у главного орудия линкора.
Внутри, в светлом, стерильно-чистом просторном холле тоже обнаружился охранник. Он кивнул, увидев меня, и указал на стойку администратора, где сидела смазливая русая девушка в сером костюме.
— Подождите, пожалуйста, десять минут, — прощебетала она, когда я спросил, как пройти к главному конструктору. — Можете подождать на диване.
Я тяжело плюхнулся на мягчайший диван, обтянутый белоснежной искусственной кожей и сразу же захотел спать — очень уж на нём было уютно.
— Иванов Иван Иванович! — позвала, наконец, секретарь, и я, нехотя вынырнув из мягких объятий, снова подошёл к стойке.
— Да?
— Проходите, вас ждут, — на столешницу легла белая пластиковая карточка — потёртая и исцарапанная. Фамилию, инициалы и фотографию там заменяла крупная надпись «ГОСТЬ». — Двадцатый этаж, из лифта налево. Далее до конца, двойная дверь с надписью «Приёмная». Не ошибётесь, — она улыбнулась, и я заметил, что кожа на её лице, так же, как зубы и волосы, — полностью искусственная. Нет, выглядела она безупречно, но всё-таки что-то такое было в пластических имплантах.
Я сцапал карточку и отошёл от стойки, гадая, сколько на самом деле лет этой «девушке». Или может, это даже не человек, а какой-нибудь робот. «Лебедевцы» вполне могли заменить львиную долю сотрудников на собственную продукцию, убив этим двух зайцев — и сократить расходы, и прорекламировать товар.
Я выполнил инструкции администратора и через пару минут стоял у окна приёмной, любуясь видом. Девушка за столом секретаря была точной копией той, что сидела внизу, и я понял, что догадка насчёт роботов оказалась верна.
Завод находился в одном из многочисленных производственных районов юга Москвы, поэтому и пейзаж был исключительно серый и индустриальный. Однако яркое солнце и безоблачное небо преображали его: совсем как мою запущенную квартиру не так давно. Серые коробки домов тонули в лёгкой белёсой дымке, над которой возвышались трубы цехов и башни офисов. Если бы не погода, моё настроение было бы совсем отвратительным.
Приёмная была увешана яркими рекламными плакатами, изображавшими счастливых трудящихся с теми или иными протезами. Слоганы гласили: «Кибернетика — светлое будущее всего человечества» и «Новосоветский человек — больше, чем человек». Я бродил, с интересом рассматривая рисунки. На них были запечатлены усатый рабочий с искусственными руками, учёный-лаборант, из головы которого в районе уха высовывалась короткая антенна, и солдат, изменённый настолько, что человеческого в нём осталось всего-ничего — одна фуражка с красной звёздочкой. «Броненосец» яростно топтал массивным стальным ботинком что-то худое, чёрное и скрюченное и отстреливался от полчищ аналогичных созданий из двух наплечных пулемётов, смахивающих на ДШК. Выглядела картинка эпично, что ни говори.
— Екатерина Павловна ждёт вас. Проходите.
Я не удостоил робота ответом и потянул на себя массивную деревянную дверь.
Главный конструктор сидела за огромным деревянным столом, тщательно замаскированным под старину. Столешница представляла собой экран и голографический проектор одновременно: я как раз застал момент, когда над головой и по сторонам от Платоновой кружился хоровод из чертежей, отчётов и диаграмм приятного янтарного цвета. В кабинете было просторно, пол покрывал мягкий зелёный ковёр, на который было стыдно становиться в уличной обуви. Длинный стол для совещаний, резные стулья, шкаф с имитацией книг, на стенах, обшитых тёмным деревом, висят, портреты каких-то партийных бонз. В углу возле окна — кадка с экзотическим растением, в противоположном — флаг Союза.
Увидев меня, Екатерина Павловна хлопнула в ладоши — и голограммы, следуя за её движением, словно скрылись в столе. Главный конструктор не была красивой женщиной, но что-то в ней притягивало взгляд. На вид лет сорок — сорок пять, крупные черты лица и слегка раскосые глаза, выгодно подчёркнуты косметикой, серый костюм идеально сидит на фигуре. Длинные багровые ногти на тёмных широких ладонях, яркие красные губы.
Было в ней нечто монументальное. Не женщина — памятник.
— Здравствуйте, — начала она без улыбки. — Проходите, присаживайтесь. Чем обязана?
Я отодвинул стул и сел, закинув ногу на ногу. Платонова молча достала из ящика стола пачку сигарет, пепельницу и закурила.
— Я тоже, если не возражаете?
— Не возражаю, — конструктор глубоко затянулась. Почему-то это простое действие в исполнении немолодой и некрасивой женщины со стальными глазами и ярко-красными губами выглядело чертовски порочно и возбуждающе.
— Мне нужно узнать о некоторых особенностях вашей продукции, — сказал я, усилием воли возвращая себя в деловое русло. — Конкретно о комплекте снайперских имплантатов. Модель «Зайцев-79-У».
Она кивнула.
— Что конкретно вас интересует?
— Для начала поясню, что весь этот разговор совершенно секретен и разглашение подпадает под статью о государственной измене со всей вытекающей ответственностью, — отчеканил я, но Платонову это не впечатлило. Лишь очередной кивок, затяжка и облачко дыма. А курит она явно не какую-нибудь дрянь. Даже завидно. — Недавно произошёл один инцидент. Его главный фигурант — бывший снайпер, у которого был как раз «Зайцев» производства вашего завода.
— Мы говорим об убийстве Золотарёва, верно? — спросила конструктор.
— Возможно, — нейтрально отозвался я. — Вернёмся к делу. Мне нужны сведения.
— Дайте конкретику, — пожала плечами Платонова. За окнами вспыхнула реклама, заполнившая комнату багровым светом. Губы главного конструктора пугающе почернели, а черты лица заострились. Полное ощущение, что я пришёл продавать душу дьяволу.
— Меня интересует, возможно ли снова включить блокированные имплантаты?
— Разумеется, — свет за окном погас, и ощущение разговора с демоном исчезло. — Мы предусматривали такую возможность.
— Как это можно сделать?
— Только при помощи прямого хирургического вмешательства.
Я задумался, покопался в документах и быстро пролистал протокол медицинского освидетельствования Вьюнова — стандартная процедура перед заключением под стражу. Но, к сожалению, там было чисто: лишь в разделе «заболевания» нашёлся стандартный фронтовой набор — алкоголизм, посттравматический синдром и депрессия. Ни единого намёка, что снайперу кто-то лазил в голову. «Не сходится».