Ответный визит

Такая осведомленность брала начало не от окольной слежки или чрезмерного любопытства. Просто зайковские сотрудники прожили жизнь в своих деревнях и поселках, среди знакомых с детства людей, чей покой теперь охраняли.
Потому-то и встревожил их ночной выстрел, от которого пострадала жена Прокопия Червякова.
— А может, тут не грабеж, а месть какая-то? Или ревность? — предположил кто-то из молодых.
— Чего? — удивился начальник. — Это в Анну-то Червякову из-за ревности из пистолета стрелять?! Еще таких, понимаете, дураков в Красногвардейске не хватало!
— Или, — вставил свое слово Афанасьев, — кто это и за что будет мстить Червякову? Он всего-то и делов знает, что из дома да на работу. В казенную баню и то не ходит: своя на задах…
— Вот именно! — поддержал его начальник. — Тут собака в другом месте зарыта.
Сотрудники с укором смотрели на неудачника, задавшего наивный вопрос, тем самым выражая полное единодушие с начальником.
— Думаю, по сегодняшнему происшествию все ясно. — Начальник отложил в сторону бумажки. — Расследование предстоит серьезное. Для нас, понимаете ли, экзамен. Прошу учесть… Все.
Оперуполномоченный Никишин после совещания удалился с Червяковым в свой служебный угол в большой общей комнате и просидел с ним до позднего вечера.
Родственников у Червякова в Красногвардейске не было, друзей особенных среди знакомых он тоже не называл. Каких-то ссор или недомолвок с соседями и сослуживцами не припомнил.
— А жена? — продолжал выяснять Никишин.
— Чего жена? — не понял Червяков.
— Она ни с кем не ругалась? Не обзывала никого?
— Не должна. Баба вроде смирная.
— «Вроде» меня не устраивает, — заметил Никишин. — Может, она только при тебе смирная, а когда ты на работе?
— Не слыхал.
— А я видел, как они в магазине сходятся. Из-за пустяка могут друг дружке в глаза наплевать.
— Так ведь то без злобы, — попробовал умилостивить его Червяков. — И к тому же бабы. А лез-то к нам мужик…
— Ты меня шибко-то не учи, Червяков. Я знаю, как бывает: поцапаются бабы, а увечатся мужики. Не слыхал, поди, опять скажешь?
Червяков сдался:
— Оно, конечно… Чего не бывает!..
— То-то. А теперь скажи, дорогой, почему грабители с оружием в руках лезли не в чей-нибудь дом, а в твой?
Вопрос оказался не из легких, и Червяков надолго замолчал. Оперуполномоченный поторопил его.
— Откудова мне знать? Я их не спрашивал… — отозвался наконец Червяков.
— Да я не про то, — стал объяснять Никишин. — Как ты сам прикидываешь: какая корысть привела грабителей в твой дом? Золото, что ли, у тебя есть?
— Что вы!
— Ну, не золото, ценности какие-нибудь: костюмы заграничного покроя или пальто с каракулевыми воротниками, или еще чего… Деньги?
Червяков просветлел:
— Деньги есть — это правда.
— Много?
— Тысяч тридцать наберется.
— Сколько? — Никишин положил карандаш, пригляделся к Червякову, переспросил: — Тридцать?
— Может, маленько больше, может, тридцать одна.
— Хм… — В задумчивости нарисовав на бланке протокола замысловатую фигуру, Никишин полюбопытствовал: — И откуда у тебя такие деньги?
— Выиграл еще в прошлом году по золотому займу двадцать пять тысяч. Остальные — с годами еще раньше подбились в кучу.
— Выиграл, значит? — Никишин снова подумал. — И доказать можешь?
— Чего тут доказывать? — улыбнулся Червяков. — Про мой выигрыш в Зайкове районная газета напечатала. Все знают про него. А вы разве не читали?
Никишин нахмурился.
— Я хочу знать, Червяков, кого, по-твоему, мог заинтересовать этот выигрыш? И не просто так, а с преступной целью?
— Чего не знаю, того не знаю, — сказал Червяков.
— А жена?
— Что жена?
— Опять не понимаешь? Может, она чего предполагает?
— Так, товарищ Никишин, в той же газетке и написали, что я выигрыш на срочный вклад в сберкассу положил. Зачем же за этими деньгами ко мне в дом лезти, ежели их там нет?
Настроение Никишина заметно испортилось, но он все-таки вывел на свое:
— А шесть-то тысяч, которые невыигранные, дома?
— Дома.
— Так-то. А ты мне своей газеткой в нос тычешь. Разве шесть тысяч не деньги для грабителей?
— Деньги, конечно, — согласился Червяков.
— Итак, давай запишем вопрос: «Чем, по вашему мнению, могли интересоваться грабители в вашем доме?» Так?
— Так.
— Твой ответ: «Деньгами. У меня имеется шесть тысяч наличных рублей сбережений». Правильно?
— Правильно.
— На сегодня хватит, — сказал Никишин. — Поезжай домой. А завтра я приеду к вам. Если понадобишься, зайду домой…
О результатах допроса Червякова Никишин доложил начальнику. Тот выслушал его без особого удовлетворения.
— Деньги — всегда мотив серьезный, — согласился сначала. — Но, понимаешь ли, из-за шести тысяч рублей стрелять в человека не каждый решится. Тем более какой-нибудь рецидивист, знающий, что за это полагается.
— А не рецидивист? — возразил Никишин. — Червяков сам говорил, что стрелял парень. А нынче молодежь, она ведь глупая и отчаянная.
— Ну-ну… Дело в твоих руках. Раскручивай.
  
3
 
Схема преступления давала Никишину исчерпывающее представление о событиях, происшедших в доме Червякова, но не содержала и намека на личность преступников.
Их нужно было искать. И Никишин, приехав в Красногвардейск, вместе с участковым Афанасьевым начал устанавливать возможных свидетелей. За полдня они обошли всех соседей Червяковых.
Люди знали о преступлении не меньше милиции, но и не больше. Поэтому, учтиво выслушав вопросы и ответив, интересовались сами.
— А кость-то у Анны целая?
— Целая, — отрубал Никишин и гнул свое: — В котором часу позавчера легли спать?
— После десяти. А почему на нашей улице свет не устанавливают? Может, кто-нибудь и увидел бы бандитов-то…
— Выстрел слышали?
— У нас — ставни. И свои который раз не достукаются.
— Не было, значит, по-вашему, выстрела?
— Как это не было? Может, и был. Анну-то прострелили не из рогатки, чай!
…Все старания Никишина и Афанасьева оказались напрасными. Никто из соседей в ту ночь на улице не находился, выстрела не слышал, а Червякова все считали человеком положительным и тихим.
— И Анна такая же, — добавляли. — Ее и на улице-то редко увидишь. В магазин Прокопий ходит, даже стираное в огороде сам вешает…
С пустыми руками возвращаться в отделение Никишину не хотелось. Постояв в проулке возле червяковского огорода, он вышел на дорогу. Предложил Афанасьеву:
— Дойдем до станции.
На вокзале зашли в буфет.
— Давно не бывали, — кокетливо встретила Афанасьева молодая быстроглазая буфетчица. — Налить чего-нибудь потихоньку?
— Не надо. Делов куча. Как у вас тут?
— А что у нас. Пьют да едят — всю дорогу одна кинокартина.
— Скандалов-то нет?
— Тихо, слава богу. Были бы, так вы, наверное, вперед нас знали…
— Послушайте, девушка, — заговорил Никишин. — Вы по сменам работаете?
— Через день.
— Позавчера были, значит?
— Была.
Она вопросительно посмотрела на Афанасьева, словно хотела узнать, можно ли говорить с этим человеком. И, получив молчаливое разрешение, повернулась к Никишину.
— В какое время закрываетесь?
— В двенадцать.
— Незнакомых двух парней в ту ночь случайно не видели?
— Нет. Все знакомые были. Не то чтобы как мы с ними, — кивнула на Афанасьева, — а в общем, поселковские.
— Кто-нибудь из них уезжал?
— Двое говорили, которые последние. Прибежали, едва дышат, стучатся в двери. Когда сторожиха посетителей выпускала, нахалом залезли и — ко мне: девушка, душечка… всякое разное, в общем, водки надо. Пристали — спасу нет. Уезжаем, говорят, насовсем. Давай простимся…
— Знаете их?
— Ни звать ни величать, а в поселке видела не один раз. Годов по двадцать, здоровые оба.