Год Кита
Мать нашего китенка проголодалась – слишком долго дремала в лучах зимнего солнца, почти у самой поверхности воды. Она делает выдох, затем набирает полные легкие воздуха и выпускает его; повторив этот цикл раз десять, китиха отправляется в глубину. Над волной, на фоне синего неба мелькает ее хвостовой плавник. Ныряя, китиха не просто опускается под воду – она волнообразно изгибает тело, упорно «ввинчивается» в толщу воды. Ее пульс падает до десяти ударов в минуту. В этом замедленном режиме сердце китихи за одно сокращение перекачивает девятнадцать литров крови. Кровь перестает поступать в сосуды, пронизывающие ее плавники, кожу и хвост: она питает теперь главным образом обширный мозг и сердце китихи. Темнокрасные мышечные ткани ныряющего животного начинают выделять в кровеносную систему скрытые запасы кислорода. [39]
Помогает китихе и ее жировой слой. В его губчатой маслянистой ткани тоже есть запас кислорода. Давление воды растет: китиха погружается все глубже. Ее организму уже не хватает кислорода, но она еще держится. Бесчисленные клетки ее тела испытывают кислородное голодание, но не сдаются. Полчаса китиха охотится на глубине, затем всплывает подышать. Ее легкие очищаются и освежаются; в блаженном экстазе она втягивает в себя чистый, ничем не загрязненный воздух. Далеко слышно над водой дыхание китихи, вторящее пению ветра, точно шепот прибоя на песчаном пляже. Другого такого звука не услышишь на море. Китиха охотилась на глубине семисот метров – и осталась цела и невредима.
Не странно ли, что, когда ныряет беременная китиха, зародыш в ее утробе, который тоже испытывает гигантское внешнее давление и тоже страдает от замедленного кровообращения, не вылетает из тела матери, как пробка из бутылки? Вероятно, когда содержание кислорода в крови матери уменьшается, организм зародыша принимает к сведению изменение состава крови и тоже перестраивается на режим ныряния.
Самка кашалота живет довольно однообразной жизнью – первобытно простой, бесконечно повторяющейся и незамысловатой. Настает рассвет, затем полдень, затем сгущаются сумерки, опускается ночь, в небо поднимается луна, через несколько часов снова встает солнце. Набегают облака, проходит полоса дождя, поднимается ветер, потом все затихает; может быть, сгущается туман или идет мокрый снег; затем небо снова очищается.
Еще недавно специалисты дружно заявляли: «Скорость, с которой плавают киты, невозможно объяснить ни одной теорией. По всем законам физики у китов попросту не должно хватать мускульной энергии для столь быстрого передвижения под водой». Специалисты строили жесткие модели из дерева, буксировали их под водой, вычисляли необходимые затраты энергии. Сравнивая полученные цифры с возможностями китов, они пожимали плечами. Потом сконструировали модель из пластика и резины – искусственного кита с эластичным наружным слоем, имитирующим кожный и жировой покровы кита, теплые и подвижные. Эта модель оказалась гораздо ближе к действительности: разгадка поразительных скоростей китов заключается в эластичности наружных тканей, которые чутко реагируют на давление обтекающей их воды и потому не вызывают завихрений при движении, что создает наиболее благоприятные условия для плавания. Вот почему кашалоты плавают со скоростями, недоступными механическим аппаратам. [40] Могучее движение хвостового плавника, непрерывное колебание всего наружного покрова, которое уменьшает трение о воду, позволяют китам в критической ситуации достигать скорости двадцать узлов, а при обычном, «крейсерском» ходе подолгу поддерживать скорость шесть узлов. Взлетают над безмятежным морем насыщенные парами фонтаны выдыхаемого китами воздуха. Плывут киты-одиночки, царственно скользя в волнах. Плывут киты, выстроившиеся шеренгой, точно старинная кавалерия. Играют киты, охваченные весельем: выпрыгивают из воды, ныряют, разом всплывают и пускают фонтаны, появляясь и исчезая в легком и величественном ритме. Они поистине удивительны, эти близкие родственники человека.
Сколько воды утекло с тех пор, как маленький кашалот появился на свет,- утекло прямо у него на глазах! Вода – неотъемлемая часть его мира. Но пьет ли кит? В поисках ответа я перерыл немало научной литературы. Может быть, я задался глупым вопросом? Может быть, животное, всю свою жизнь проводящее в воде, вообще не пьет в привычном нам смысле этого слова? Но ведь это отговорка, а не ответ.
Едва ли киты испытывают жажду – ведь вся их пища плавает в воде, и воздух, которым они дышат, всегда наполнен влагой. Кроме того, в процессе обмена веществ большая часть жиров, поглощаемых китом, разлагается, образуя в числе прочих продуктов также и воду. Пожалуй, можно сказать, что киты не пьют в нашем смысле слова, то есть не раскрывают пасть для того, чтобы хлебнуть морской воды. Однако, когда кит ест, потоки воды наверняка устремляются в его глотку, в особенности на глубине, где этому способствует высокое давление.
В сущности, проблема сводится к следующему: поскольку морская вода в три или четыре раза солонее, чем кровь кита, его почки постоянно работают под нагрузкой, преодолевая осмотическое давление. Когда потерпевший крушение моряк начинает пить морскую воду или, доведенный до крайности, пьет свою собственную мочу, он очень скоро погибает. Почему же этого не происходит с китами?
Дело в том, что человек – странное животное; от ближайшего родственника в животном царстве его отделяет целая пропасть. Говоря о животных, мы обязаны полностью отказаться от своей системы координат, от своих терминов и определений, от своей привычки считать, что они живут так же, как мы сами.
В лабораторных условиях крысы, мыши и белки по нескольку месяцев живут, питаясь только сухой пищей и морской водой. Они худеют от такой диеты и зачастую перестают размножаться, но не погибают. Очевидно, им помогает какой-то особый биологический механизм, который выручает и китов. Иначе говоря, у этих животных тоже весьма высокий порог концентрации солей в организме и хорошо отлаженная система выведения солей. Секреты действия этой системы кроются в строении почек кита: они похожи на виноградные гроздья и как бы состоят из десятков маленьких почек, заключенных в общую оболочку.
Оценивая интенсивность работы почек кита, вероятно, надо учесть и объем мочи, извергаемый его организмом; но этот объем нам не известен. Можно придумать специальное устройство из нержавеющей стали, вживленное в кожу кита вокруг мочеиспускательного канала, которое измеряет выделения этого канала и посылает по радио полученные данные. Вообразите группу ученых, следующих за китом на специальном судне, чтобы фиксировать количество его мочи. Не правда ли – фантастический план?
Так или иначе, киты не пьют с целью утолить жажду, но вместе со своей добычей глотают соленую морскую воду. Они выводят соли из своего организма при помощи биологических механизмов, не так уж сильно отличающихся от наших собственных, и, вероятно, тоже терпят неудобства.
Однажды утром, едва начав сосать материнское молоко, маленький кашалот с отвращением выплевывает сосок. С молоком что-то случилось: у него чрезвычайно неприятный привкус, не то чтобы совсем новый, но гораздо более сильный, чем бывало прежде.
По поверхности моря вокруг китенка и его матери расходится сверкающее на солнце радужное пятно; его принесло сюда с востока. Китиха тоже чувствует неприятный привкус и уходит под ветер в поисках чистой воды.
Где-то за горизонтом какое-то судно промывает грязный танк и сбрасывает за борт остатки нефти и ржавую воду. Много дней будет плавать по морю зловонная пленка, пока солнце не превратит ее в комочки смолы, а волны и течения не выбросят эту смолу на побережье – так море избавляется от грязи, выплескивая ее на прибрежный песок.
Горе бурым пеликанам и олушам, которые садятся здесь на воду, надеясь отдохнуть и поохотиться! Маслянистая жидкость оседает на их оперении, постепенно проникая до самой кожи птиц, и они тяжелеют, теряют плавучесть. Когда птицы наконец поднимаются в воздух и летят к берегу, их мокрая кожа стынет на ветру. Птицы достигают суши, и к маслянистым перьям начинают прилипать травинки и сор; они пытаются клювами очистить перья, но еще больше пачкаются в липкой массе.