Омерта десантника

– Вот так… – смазывая руку Сафронова какой-то противоожоговой маслянистой мазью, приговаривала Иннокентьевна.
Голос у нее сейчас был тихий, успокаивающий, точно у медсестры в детской поликлинике.
– Спасибо, – произнес Сафронов, когда женщина закончила.
Иннокентьевна улыбнулась. «А ведь ей не намного больше, чем той же Ирочке, – подумал Сафронов, глядя в слегка подпорченное оспинками лицо женщины. – Просто черты лица грубоваты, прическа короткая…» И еще Сафронов понял, что Иннокентьевна добрая. Та, в свою очередь, изучала лейтенанта пытливо-настороженными маленькими глазами. «И неглупая», – подвел Сафронов заключительный штрих характеристики.
– Не связывайся больше с Вадимом, – произнесла Надежда Иннокентьевна.
– По-моему, все было честно, так, как он сам захотел, – несколько театральным голосом произнес Сафронов.
– Ничего в этой жизни честно не бывает. – Голос ее вновь стал отстраненно-печальным и недобрым. – Иди, – не слишком любезно поторопила она замешкавшегося у двери Сафронова.
– Еще раз спасибо вам, Надя, – взявшись за дверную ручку, проговорил Сафронов, назвав суровую женщину по имени.
Тогда он еще не знал, что был первым в здешних краях, кто назвал ее просто Надей.
Между тем посрамленный Вадим куда-то испарился. Притихшие девчонки расставляли по местам мебель и терли тряпками пол. Судя по всему, немногословная Иннокентьевна была способна держать их в беспрекословной строгости. «Некрасивая женщина с волевыми командирскими качествами, – думал об Иннокентьевне Сафронов, спускаясь по лестнице к выходу. – У мужчин не в почете, оттого такая напускная суровость… Ничего в этой жизни честно не бывает…» Сегодняшний вечер показал, что очень даже бывает. Окончательно лейтенант Сафронов убедился в этом, встретившись у самых дверей с Ирочкой.
– Идемте в кино? – робко поинтересовалась девушка.
– Идемте, – кивнул Сафронов на правах господина офицера, победившего соперника в честном поединке.
Кинофильм, как это обычно и бывало, задерживался с показом. Механик клеил смотреные-пересмотреные копии, несколько пострадавшие после киносеансов в соседней провинции.
– Кто такая эта ваша Иннокентьевна? – спросил, чтобы не молчать, Сафронов у скучающей по левую руку от него Ирочки.
– Моя подчиненная – фельдшер-эпидемиолог, – ответила Ирочка.
– А вы, стало быть, врач? – задал следующий вопрос Сафронов.
Девушка утвердительно кивнула. В этот момент погас свет, и кинозал гарнизонного клуба наполнился звуками индийского диско, которые перешли в револьверные выстрелы. Началась «Затянувшаяся расплата».
В это самое время всего в каком-то километре от клуба в весьма удобном помещении сидели и вели неспешную деловую беседу трое представительных мужчин.
– Крылов со своим прапорщиком в кино не пошли. Сидят и что-то обсуждают, – сообщил один из них.
– Вот тут-то бы их и… – проговорил второй, сделав при этом выразительную паузу.
– Не болтайте глупостей, здесь вам не Марьина Роща, – довольно брезгливо отозвался первый.
– А я, между прочим, в Марьиной Роще никогда и не бывал, – парировал второй.
– Зато, наверное, Ванинский порт хорошо помните? – несколько смягчившись, произнес первый.
– И гул теплохода угрюмый, – кивнул, как ни в чем не бывало, второй.
– Товарищи-граждане, призываю высказываться по существу, – заговорил доселе молчавший третий, самый старший по возрасту.
– Сейчас будет по существу, – произнес в ответ первый, бросив взгляд на часы.
– Вы, Виталий Павлович, по-прежнему считаете, что иного выхода из сложившейся ситуации не существует? – спросил у первого немолодой третий.
– Крылов пишет рапорт за рапортом, – развел руками Виталий Павлович. – Акция же, которую мы проводим, строго секретна. И за ее секретность, Степан Митрофанович, отвечаю я. Уж извините, но, как человек сугубо штатский, вы не совсем понимаете сложившихся обстоятельств.
– Я тоже сугубо штатский, – непринужденно откликнулся второй, хорошо помнивший «гул теплохода угрюмый». – Тем не менее, Виталий Павлович, прекрасно вас понимаю.
Ответить Виталий Павлович не сумел, так как в дверь помещения, где находились все трое, раздался звонок. Виталий Павлович разрешил войти, и на пороге появился старший лейтенант Парфенов.
– Привет, Вадим, – точно со старым приятелем, поздоровался со старшим лейтенантом Виталий Павлович. – Что это у тебя с рукой? – кивнул он на обмотанную бинтом кисть правой парфеновской руки.
– Да так, – замялся Вадим.
– Выходит, отбил у тебя девицу долговязый гвардеец? – не слишком добро усмехнулся Виталий Павлович. – А Надька-фельдшерица выпороть обещала… Ой, извини, Надька грозилась папке твоему пожаловаться, чтобы он выпорол. Что молчишь, Вадим? У нас ведь был уговор – никаких идиотских выходок. Так?
– Простите, – пробормотал Вадим, запоздало спрятав за спину покалеченную руку.
– Простите! – передразнил старшего лейтенанта Виталий Павлович. – Твое дело – медаль получить и в академию, а ты х…ней занимаешься. Прощаю, но в последний раз, поимей в виду. А теперь слушай и не перебивай.
Виталий Павлович заговорил негромко, обстоятельно, при этом четко излагая суть и не размениваясь на детали. Двое его соратников в разговор не вмешивались, лишь пару раз обменялись одобрительными кивками.
– Сделаю, – выслушав Виталия Павловича, не слишком решительным голосом проговорил Парфенов.
– Приказ получен, изволь выполнить! – произнес Виталий Павлович. – И чтобы ни одна живая душа ничего не знала и не заподозрила. Это гостайна, Вадим. Даже твой отец ничего не должен о ней знать. Вы ведь проходили в училище юридические нормы в вооруженных силах. Что бывает за разглашение гостайны?
– Вплоть до высшей меры, – отозвался Парфенов.
– Если все пройдет успешно, через пару недель начнешь собирать вещи в академию. Сейчас свободен.
Когда Парфенов покинул помещение, Виталий Павлович бодро хлопнул ладонью по подлокотнику своего кресла.
– Об акции и тем более о ее истинных целях и задачах теперь не узнает никто, – одобрительно, самому себе проговорил он. – Конечно, жаль этих служак, но у нас слишком много поставлено на кон. Этот сукин сын Парфенов теперь возьмется за дело с полной самоотдачей. Потому как лейтенант, подчиненный Крылова, с сегодняшнего вечера его лютый, кровный враг.
Проводив Ирочку до дверей общежития, лейтенант Сафронов возвращался в собственное офицерское в весьма приподнятом настроении. Было чем гордиться и отчего радоваться. У самого крыльца Сафронов столкнулся со старшим прапорщиком Михеичем, заведующим оружейным складом подразделения ВДВ.
– Молодец, лейтенант, – подмигнул Сафронову Михеич. – Аж сердце вместе с брюхом радуются, отстоял честь родной гвардии!
У Михеича сердце всегда радовалось «вместе с брюхом». Болтливые девичьи языки уже разнесли о «дуэли» по всему гарнизону. Сафронов не знал, радоваться ему или наоборот. Пожалуй, скромность больше украшает гвардейца-десантника, нежели бахвальство.
– Он мудак, сынок этот генеральский! Привык, что все можно. Вот и доигрался с огнем! Ты его вовремя осадил, он тебе еще должен «спасибочки» сказать!
Сафронов лишь усмехнулся, пожал тяжелую бугристую ладонь старшего прапорщика. Он даже не подозревал, какое «спасибочки» скажет ему в ближайшее время Вадим Парфенов.
 
Глава 4
 
– Девушка – врач-эпидемиолог. Это звучит! – заметил Максимов за завтраком. – Кино-то хоть понравилось?
– Да так, – ответил Сафронов.
Утро наступившего дня Сафронов, Максимов и их капитан Крылов встретили все в том же штабном помещении. Завтракать в офицерскую столовую они не пошли, обойдясь пшенной кашей быстрого приготовления и индийским, купленным по случаю в ларьке, чаем со слоником на этикетке. Максимов собрался было что-то произнести – то ли новый анекдот, то ли что-то важное, пришедшее в голову лихого прапорщика ночью, – но в этот момент дверь офицерской комнаты без стука отворилась, и на пороге вырос взволнованный ефрейтор из разведроты.