Азбука для двоих (СИ)
— Апельсин? — уточнил Чанёль, поравнявшись с ним и ободряюще толкнув в плечо. Чонин кивнул с унылым видом. С вождением у него всё обстояло отлично, но он не сомневался, что Апельсин непременно найдёт к чему придраться. В его случае — несомненно найдёт.
— Не раскисай, дружище. Ну, невзлюбил. Подумаешь. Должен же хоть у одного препода быть зуб на тебя.
Чанёль не погрешил против истины — преподаватели обычно хорошо относились к Чонину из-за его ответственности. Он не был лучшим студентом, но учился достаточно хорошо, чтобы его часто хвалили. И никогда прежде у Чонина тёрок с учителями не возникало. Апельсин был исключением. Самым поганым исключением, потому что Чонин хотел бы иного. Он хотел бы если и не нравиться, то хотя бы не привлекать внимания, чтобы спокойно смотреть на Апельсина на занятиях. Хотя бы просто смотреть и любоваться, оставаясь незамеченным.
Мечтать не вредно. Апельсин следил за ним орлиным взором и постоянно шпынял и придирался. Смотреть на него при таком раскладе не получалось вовсе. При таком раскладе Чонину невыносимо было даже просто находиться рядом. И несправедливость придирок, таких вот, как недавно, обжигала болью ещё сильнее. Потому что из-за ерунды и именно Апельсин.
Чонин оставил сумку в раздевалке, поправил расстёгнутую куртку и отправился навстречу неприятностям. Снисхождения ждать не стоило — его имя фигурировало ближе к началу списка, так что Чонин решил сразу отстреляться и исчезнуть с горизонта, благо, что с вождением у него проблем никаких.
Апельсин сидел на переднем сиденье учебного джипа — справа, держал на коленях раскрытый журнал для замечаний и вертел в пальцах ручку. Чонин тихо поприветствовал его, сел за руль, аккуратно захлопнул дверцу и уверенно завёл машину.
В тишине Чонин просто спокойно ехал по учебному треку, безупречно огибая положенные препятствия.
— Неплохо, — сухо отметил Апельсин, продолжая вертеть ручку.
Чонин старался смотреть только вперёд — там маячил поворотный столб, знаменовавший, что половина пытки уже позади…
И тут Апельсин выронил ручку. Он наклонился за ней, ухватившись ладонью за оказавшееся под рукой колено Чонина…
***
Чонин мрачно смотрел на повязку на ноге и не находил в себе сил даже на проклятия, пока рядом громко скулил Апельсин.
— Ай!.. Больно же!.. Осторожнее! Аш-ш-ш… Вы смерти моей хотите?
— Будьте мужчиной, господин Ким! — не выдержала госпожа Сон, обрабатывавшая ссадины и ушибы на голове Апельсина. — Ну что вы хнычете, как девчонка?
— Но мне же больно! Ой!.. Долго ещё?
— Хватит уже притворяться, не так и больно. Не дёргайтесь — чуть осталось. Скажите спасибо, что без сотрясения обошлось. — Госпожа Сон налепила последний пластырь на ссадину на лбу Апельсина и подошла к Чонину. — Как колено?
Чонин безразлично пожал плечами — колено ожидаемо ныло. Ничего опасного, но на неделю от танцев его точно отстранят. Хотелось что-нибудь сделать с Апельсином такое, чтобы он оценил, насколько это неприятно для Чонина. В то же время Чонин просто хотел уйти наконец, чтобы оказаться подальше от Апельсина — выдерживать его присутствие дольше было невыносимо.
Увы. Им обоим пришлось наведаться в учебный отдел.
— Что ж, на неделю придётся заменить основные занятия вокалом, — великодушно добил Чонина господин Ха, занимавшийся расписанием студентов танцевального направления.
— Может, лучше актёрским или точными науками? — попытался спасти свою шкуру Чонин.
— А смысл? У тебя по всем предметам успеваемость отличная, только вокал подкачал. Воспользуешься случаем и подправишь. Верно же я говорю, господин Ким?
Апельсин немного помолчал, но согласился. Чонин не смотрел в его сторону и не хотел смотреть, пребывая в уверенности, что непременно наткнётся на внимательный взгляд Апельсина.
— Не расстраивайся так, — попытался утешить Чонина господин Ха. — Ещё только начало триместра. Вам ещё даже не выдали итоговые задания. Да и если бы выдали, не с твоими талантами об этом беспокоиться. Твои наставники вообще в полном восторге от тебя. Они считают, что ты и за неделю в состоянии подготовить сложное выступление. Лучше побереги колено и подтяни вокал, хорошо?
Можно подумать, Чонину оставили выбор. Он обречённо взял лист с исправленным на неделю расписанием, попрощался и выполз в коридор. При ходьбе колено ныло сильнее и отзывалось при каждом шаге пульсирующей болью.
— Чонин, подожди!
Не стоило и мечтать о том, чтобы ухромать от Апельсина с впечатляющей скоростью. Пришлось остановиться и дождаться его.
— Я отвезу тебя домой, хорошо?
— Не нужно, — твёрдо отрезал Чонин и сделал шаг.
— Чонин, своей машины у тебя пока нет. Если б она была, ты бы не ходил на занятия по вождению. Ехать на автобусе или идти пешком сейчас — идея так себе. Я вполне могу тебя подвезти и считаю, что обязан сделать это. Заодно поговорим.
— О чём? — Чонин впервые посмотрел на Апельсина.
— О занятиях. Вокалом.
— Спасибо, нет.
Апельсин догнал его тут же, нахально ухватил за руку и закинул себе на плечо.
— Давай без гордых уходов, идёт? Я не так давно тут работаю, чтобы во всём разобраться. Понимаю, ты наверняка думаешь, что я к тебе просто цепляюсь, но это не так. Нам необходимо поговорить, потому ты сейчас сядешь в мою машину, и я отвезу тебя домой. Заодно поговорим и станем чуточку ближе.
Чонин не собирался становиться чуточку ближе. Чонин хотел ближе, но отнюдь не чуточку. Либо же так далеко, чтобы вовек друг друга не видеть. И он вообще не мог соображать, когда опирался на Апельсина и чувствовал его тёплый и неожиданно удобный бок собственным. И видел так близко пробитое гвоздиком ухо. Уши у Апельсина на вид казались очень чувствительными. Так и тянуло потрогать их пальцами.
Или губами.
Ещё лучше — языком.
И прикусить. До тонкой боли.
Клинический случай, но выкинуть эти желания из головы или стереть их Чонин не мог. Пытался, только не получалось, и взгляд неизменно возвращался к блестящей мишуре и ушам Апельсина.
========== - 3 - ==========
- 3 -
Машина у Апельсина была крошечной и двухместной. “Японка”. Походила на игрушечную. А в салоне пахло самыми настоящими апельсинами.
Апельсин забрал у Чонина сумку и запихал назад — за спинки сидений. Ещё и попытался помочь Чонину забраться в салон, словно тот сам не мог. Чонин вывернулся и опустился на сиденье без помощи. И не смотрел на Апельсина, пока тот устраивался за рулём и выезжал со стоянки. Адрес Апельсин не спросил — скорее всего, видел в досье или узнал в учебном отделе.
Вот ведь привязался…
— Не сутулься, — последовал немедленный укол через две минуты. — И пристегнись.
Сохраняя выдающееся хладнокровие, Чонин молча щёлкнул ремнём безопасности и откинулся на спинку сиденья, но на Апельсина не посмотрел — отвернулся к окну. Апельсином он уже был сыт по горло, как и его постоянными раздражающими замечаниями. В голове навязчиво крутилось: “В чужом глазу соринку видит, а в собственном — бревна не замечает”.
Не то чтобы Апельсин бесил или вызывал опаску. Вовсе нет. Строгий, конечно, но добрый — это очень хорошо чувствовалось. Просто эта доброта воспринималась Чонином как навязчивость. До откровенного раздражения. И ладно бы Чонин блистал талантами в сфере игры на фортепиано или в вокале, так нет же. Ну и какого чёрта тогда тратить на него время и внимание? Апельсину стоило забыть о его существовании и превратиться самому в предмет наблюдений Чонина.
— Я с тобой хотел поговорить, — всколыхнул Апельсин новую волну раздражения.
— А я с вами — нет, — отрезал Чонин, даже не попытавшись смягчить голос.
— Ты со всеми так разговариваешь? Рычишь и бурчишь?
— Не ваше дело.
— Угу. Начнём с того, что вне класса ты можешь называть меня просто “хён”, идёт?
Это вряд ли. Чонин не испытывал ни малейшего желания называть Апельсина ни хёном, ни наставником Кимом, но после этого предложения не нашёлся с ответом, потому что при таком раскладе называть Ким Чондэ даже в мыслях Апельсином стало неловко. Вряд ли он предлагал всем студентам называть себя хёном. Привилегия сомнительная, но хоть какая-то. “Чондэ-хён”, да уж…