Партитура преступления
Крыстин Земский
Партитура преступления
Повесть
ГЛАВА I
Адам Зелиньский нервно расхаживал по камере.
— Перестань ты, в конце концов. У меня уже в глазах рябит, — пробурчал сидевший на табурете мужчина.
— Ах, да не понять тебе... — начал Зелиньский.
— Нам тут не один год торчать, разве что амнистия выйдет... Не будь такой неженкой, а то как вмажу...
— Вацек, — Зелиньский присел на второй табурет, его голос приобрел просительные интонации. — Что ты? Ведь ты привык, не первый раз сидишь. А я... Жил в полном достатке, вращался в обществе...
— Кончай болтать. Чем ты лучше меня! Тем, что был директором? Крал так же, как и я. Разве что инструменты у нас были разные... Я с отмычкой залезал в чужие квартиры, а ты служебными ключами — в государственную кассу. Оба работали в перчатках, чтобы не оставить следов. Только ты все проделывал изящней, да и улов у тебя был побольше. Тебе ордена давали за перевыполнение плана, а меня — в тюрягу, без лишних разговоров. Мы из одной шайки. А это твое высшее общество — такие же мерзавцы...
Зелиньский опустил голову.
— Верно, такие же мерзавцы, — повторил он. — Бросили меня одного... А обещали... Но я им еще устрою...
— Болтовня! Когда?! Ты до самой смерти будешь гнить в тюряге.
— Отыграюсь. Я ведь всего еще не сказал, — со злобой бросил Зелиньский.
— Ну да, как же, тебе это поможет.
— А вдруг поможет... Они еще не все знают.
— Вздор! Мусорам все известно. Если бы они ничего не знали, тебе не пришлось бы перебираться сюда. Ну сыпанешь еще несколько человек. Ну и что? Их и так найдут, без тебя. Срок тебе за это не уменьшат.
— Нет, Вацек, я не о таких думаю. Мне известны вещи действительно очень важные. Буквально на вес золота...
— Тихо. «Клавиш» идет.
Оба умолкли как по команде.
Заскрежетала дверь камеры.
— Зелиньский, на свидание, — раздался хриплый голос.
— Я? — удивился Зелиньский. — Иду.
Через час он вернулся с просветленным лицом.
— Вацек, держи: тут яблоки, шоколад. — Зелиньский начал раскладывать то, что принес с собой.
— Так тебе удалось?
— Ты бы только знал! Вспомнили обо мне. Но я твердо заявил: или — или. Вскоре выйду на свободу.
— Дурак, кто этому поверит...
Зелиньский уже не слушал. Из свертка он вытащил тюбик зубной пасты.
— Смотри, Вацек. Французская зубная паста, я всегда такой пользовался. Наша, польская, никуда не годится...
— Подумаешь, паста! Я зубы не чищу, и ничего — живу. По мне, так лучше доллары...
— Будут и доллары, — ухмыльнулся Зелиньский.
— Богатый дядюшка отыскался или наследство получил?
— Скажешь тоже — дядюшка... Очень-очень да-а-а-альний родственник, — многозначительно протянул Зелиньский. — Эта дойная коровка даст много молока... Гляди! — он протянул собеседнику зубную пасту. — Понюхай.
Вацек потянул носом.
— Миндалем пахнет. Ну и что? Подумаешь, велика важность!
— Сейчас посмотришь, какими станут мои зубы.
Вацек только пожал плечами.
— Ты что, на бал собираешься? Кому ты покажешь свои зубы, «клавишу»?
Но Зелиньский его не слушал. Он налил воды в кружку, щедро выдавил толстую колбаску пасты на зубную щетку.
— Ну, Вацек, теперь смотри...
— Ладно, ладно, смотрю. Только быстро.
Зелиньский наклонился над кружкой и начал энергично чистить зубы. Внезапно он застыл на месте, зубная щетка выскользнула из рук. Широко раскрытые глаза Зелиньского впились в Вацека, рот раскрылся, словно Зелиньский хотел что-то сказать, и вдруг, словно пораженный ударом молнии, он рухнул на пол.
— Адась, что с тобой? — заикаясь, произнес испуганный Вацек.
Но его сосед по камере лежал без движения. Вацек попытался его перевернуть, взглянул в лицо и тут же отпрянул. Бросился к двери и, беспорядочно колотя по ней, истошно завопил:
— Помогите!
ГЛАВА 2
— Его вызвали на свидание. Вернулся обрадованный, принес передачу. В свертке были яблоки, шоколад, колбаса. Даже заграничная зубная паста. И как раз, когда он стал чистить зубы...
Бежан записывал, не упуская ни малейшей подробности. В этом деле каждая мелочь, которая поначалу представлялась несущественной, могла иметь значение. Время играло на руку убийце. Лишь два дня спустя после отравления Зелиньского сообщение об этом попало в контрразведку. Несколько ранее стало известно, что Центр в Мюнхене, вводя в действие нового, до этого «замороженного», агента Х-56, одновременно приказал ему ликвидировать провалившегося агента. Более подробных сведений получить не удалось. И вдруг известие о смерти Зелиньского, свидетельствующее, что расконсервированный агент начал действовать. Совпадение этих фактов, конечно, могло быть случайным, но нельзя было исключать и другой возможности. Тем более, что на связь Зелиньского с разведкой Гелена указывали и некоторые косвенные данные. Хотя прямых улик еще не было. «Если не доказано, вовсе не значит, что этого нет», — подчеркивал полковник Бронислав Зентара, начальник и друг Бежана, поручивший ему вести это дело.
Бежан хорошо знал и дело Зелиньского, и круг его знакомых. С этими людьми он столкнулся еще в прошлом году, выясняя причину смерти шурина Зелиньского — Якуба Рейента. Рейент, как установил тогда Бежан, был агентом мюнхенского Центра. Но убили его не по приказу геленовской разведки, а по совершенно иной причине. Якуб Рейент «подрабатывал» шантажом, и одна из его жертв с ним расплатилась.
Зелиньский же за многомиллионную растрату был приговорен к смертной казни, которую ему заменили пожизненным заключением. Он уже год находился в тюрьме. И лишь его внезапная таинственная смерть вызвала к нему интерес.
«Но если его действительно ликвидировала разведка Гелена, то почему только сейчас? — размышлял Бежан. — Какую угрозу для нового агента может представлять человек, отделенный от внешнего мира четырехугольником тюремных стен? А может быть, это просто самоубийство?»
Но ничто этого не подтверждало. Бежан несколько часов расспрашивал тюремных надзирателей, как вел себя заключенный в последнее время. Все они в один голос утверждали, что он был в хорошем настроении, шутил, говорил, что осужден невинно, но его адвокат пытается возобновить процесс.
Тюремный врач тоже был уверен, что Зелиньский находился в хорошей форме, значительно лучшей, чем многие другие заключенные.
Сосед по камере, Вацлав Пакуля, которого допрашивал Бежан, сообщил, что Зелиньский рассказывал ему о попытках возобновить процесс и связанных с этим надеждах.
— Не говорил ли Зелиньский в последнее время, что он может быть кому-нибудь опасен?
Допрашиваемый с минуту молчал, как бы стараясь усвоить сказанное.
— Откуда мне знать? Не помню, — буркнул он нерешительно.
— Не исключено, что Зелиньского просто убили. Разве можно оставить это безнаказанным? — спросил Бежан, понимая колебанье Пакули. — И заключенный имеет право на жизнь, раз уж ему эту жизнь оставили...
Допрашиваемый поднял глаза на Бежана.
— Оно конечно... Только зачем лезть не в свое дело? В какие-то там счеты...
Это становилось интересным.
— Счеты?
— Да наверное. Он все кому-то грозился. Говорил, что знает что-то очень важное. После прихода того родственника заявил мне: «Я ему твердо сказал: или — или». И сразу же начал чистить зубы пастой, которую тот принес...
— Не знаете, о ком шла речь?
— Адась говорил, что родство дальнее. И что тот человек богаче, чем любой дядюшка из Америки...
— Где паста, которой он чистил зубы?
— Не знаю. Забрали вместе с его вещами.
Эксперты не обнаружили яда в продуктах, принесенных в камеру. Ведь их ел и Пакуля. Яд — цианистый калий, мог находиться только в пасте.
В тюремной канцелярии Бежан попросил показать ему вещи заключенного. Внимательно осмотрел их, но пасты не обнаружил.
