Иерихонские трубы
Выйдя из лифта на покрытую кафелем площадку и спустившись на ступеньку Колапушин вслед за Лукониным прошёл через высоченную дверь, и сразу очутился на огромной сцене. Справа, над дубовыми панелями, плохо различимые в полутьме, угадывались большие, блестящие металлические трубы, концы которых терялись где-то вверху. Небольшая лампочка, горевшая над пультом органа, не могла осветить их до самого конца.
— Добрый вечер Илья Вениаминович, — поздоровался Луконин с невысоким, худеньким старичком, что-то переключавшем на пульте. — огромное вам спасибо, что задержались ради нас. Мы совсем ненадолго.
— Ну, что вы, Алексей Львович? Всегда рад вам помочь. Пожалуйста, занимайтесь вашими делами сколько угодно.
Пока Луконин переговаривался со старичком, Колапушин подошёл к самому краю сцены. Конечно он не раз бывал в этом торжественном белом зале, но никогда не видел его отсюда, со сцены. Очень непривычно, при слабом свете дежурного освещения, смотрелись и длинные ряды кресел, с широким проходом посередине, и огромный балкон, и высокие двери с левой стороны зала в два света, и портреты великих композиторов в овальных рамах, сразу под высокими окнами, находящимися почти под потолком.
— Илья Вениаминович, вы не обижайтесь, но лучше бы вам выйти — услышал Колапушин за спиной — а то я собираюсь в субконтроктаве, при тридцатидвухфутовом удвоении и, возможно…
— Что вы, что вы?! Спасибо, что предупредили. Я буду у себя — работайте пожалуйста.
— Арсений Петрович, как, нервы у вас крепкие? — спросил Луконин, усаживаясь за пульт.
— Профессия обязывает.
— На здоровье не жалуетесь? Смотрите — здесь на сцене мощность очень большая.
Немного поколебавшись, Колапушин всё-таки утвердительно кивнул.
— Я всё-таки и спортом занимаюсь.
— Ну, тогда слушайте «Голос Бога».
Колапушин увидел, что Луконин поставил руки на клавиши одной из трёх клавиатур пульта, но оказалось, что у пульта внизу имеются, истёртые ногами многих поколений музыкантов, длинные деревянные педали. Ими тож воспользовался Луконин.
Мощные аккорды, с тяжким гулом, заполнили пространство огромного зала. Колапушин, почувствовал, что как и днём огромная тяжёлая рука безжалостно сминает и выкручивает наизнанку его всего. Снова подступила чернота к глазам, тело затрясла противная дрожь. Ему показалось, что высокие стены дрожат в такт с телом; закружился качаясь потолок, а портреты композиторов поплыли вокруг него в странном нескончаемом хороводе. Покачнувшись, он нелепо попытался ухватиться рукой за воздух и не найдя в нём опоры бессильно осел на пол сцены.
Глава 15
Лидия Викторовна постучала в дверь тихонечко, словно мышка пошуршала, где-нибудь на антресолях или в кладовке, но Колапушин, почти не спавший всю ночь, услышал этот стук сразу.
— Да-да, Лидия Викторовна. — сказал он хриплым голосом, оторвав голову от сбитой, мокрой от пота, подушки и, прокашлявшись, добавил громче: — Входите пожалуйста.
— Арсений Петрович — с порога заговорила Лидия Викторовна. — Я ему объясняю, объясняю, что вы плохо себя чувствуете, только разве от него отвяжешься?
— От кого?
— Да от Егора, от вашего. Я же ему русским языком сказала, что вы больны, что специально звонок у своего телефона выключили, чтобы вас не трогали, а он всё равно названивает — третий раз уже. Ну как же так можно? Давайте, я скажу ему что вы спите.
— Нет, нет, не надо.
Колапушин проморгал опухшие глаза и потянулся к телефонной трубке. Лидия Викторовна, стоя в дверях, всем своим видом выразила явное неодобрение, но вмешиваться, не стала.
— Что там у тебя за пожар, Егор?
— Арсений Петрович, вы что — серьёзно, заболели?
— Да, вечером давление опять подскочило. — досадливо ответил Колапушин — Ничего страшного — скоро буду. Ну, что у тебя за срочность?
— Арсений Петрович! — захлёбываясь заговорил Немигайло — Это чума!.. Это такой кайф!.. Я подсел…
Дома у Немигайло, его жена Оксана удивлённо смотрела на Егора, судорожно прижимающего к груди несколько коробочек с компакт-дисками и возбуждённо орущего в трубку. Пожав плечами, она покрутила пальцем у виска и потащила упирающуюся любопытную Светку на кухню, где остывал завтрак.
— Куда ты подсел?
— На «техно» подсел и на «рейв» тоже! Поймал фишку, Арсений Петрович! Поймал!..
— Кого поймал? — изумлённо спросил Колапушин.
— Фишку! Фишку поймал и теперь рублю!
— Ты там только ничего не сломай, Егор! — на всякий случай предостерёг, так ничего и не понявший, Колапушин. — Слушай меня внимательно. Мы с тобой пока разделимся. Мне надо ещё в два… или нет — в три места. А ты сейчас поезжай на квартиру, где Шаманка жила. Поговори там. Нужно найти кассеты, или компакт-диски которые она записывала, самые последние… Нет, изъятие оформлять не обязательно — просто попроси на время. Потом собери мне в офисе Балясина всех наших фигурантов… погоди, сейчас прикину… к двум часам — раньше я не успею. И захвати Ваню Снегирёва и Филимонова.
— Что, задерживать будем кого-то? Вы поняли, в чём дело?
— Да, я всё понял. С Богом поговорил — и понял. Ну, всё! Не тяни времени — если там на квартире у Шаманки возникнут проблемы, подключай Лютикова — намекни ему только, что результаты скоро будут. Всё! Давай пооперативнее, а то не успеем.
Положив трубку, Колапушин посмотрел на соседку, всё ещё стоявшую в дверях и неодобрительно покачивавшую головой.
— Ну как же так можно, Арсений Петрович? Вы на себя в зеркало посмотрите! Вам надо врача вызвать, взять больничный, а вы…
— Ничего, ничего, Лидия Викторовна. Ну… надо, понимаете? Некому, кроме меня. Зато потом мне начальник обещал отгулы дать, вот и отдохну.
— Знаю я вашего начальника! И двух дней не пройдёт, как уже названивать начнёт. Ну, я, если к телефону подойду, всё ему выскажу — нельзя же так с людьми. А уж Егор ваш пусть лучше мне на глаза и не показывается — я его так пропесочу, на всю жизнь запомнит! Я пойду, чайник на плиту поставлю, вы наверное есть хотите.
После душа Колапушин почувствовал себя значительно бодрее. На ходу приглаживая рукой ещё влажные волосы, он вышел на кухню, где его уже ждала налитая чашка не слишком крепкого чая.
— Я вам чайку налила, а то вы опять за кофе приметесь. И вот черноплодка протёртая на блюдечке — она от давления хорошо помогает.
Черноплодную рябину Колапушин не любил, из-за её терпкого привкуса, но съел несколько ложечек, чтобы не огорчать заботливую Лидию Викторовну. Заметив что её мучает какой-то вопрос, который она не решается высказать, Колапушин подумал немного и сообразил:
— Знаете, Лидия Викторовна, а вы, похоже, вчера правы были. С этой Шаманкой многие очень странные вещи связаны.
— А я что вам говорила — моментально воодушевилась старушка — это всё гены!
— Ну, гены там, или не гены — неопределённо сказал Колапушин — в общем, если я что-нибудь интересное узнаю, то вам расскажу. Конечно…
— Всё, всё, всё. — замахала руками Лидия Викторовна — Я же понимаю, где вы работаете. Вы только зонтик не забудьте — по телевизору говорили, что во второй половине дня дождь будет.
Уже стоя на пороге квартиры, Колапушин вспомнил одно вчерашнее высказывание Лютикова и, немного поколебавшись, всё же вернулся в комнату. Порывшись в ящике, он нашёл галстук-«бабочку» и сунул его в папку. Заодно он прихватил нераспечатанную коробку голландского трубочного табака и на этот раз ушёл уже окончательно, не забыв в соответствии с приметой посмотреться в зеркало.
Миловидная девушка, сидящая за офисным столом на фоне стены увешанной фотографиями известных артистов, вопросительно посмотрела на вошедшего Колапушина.
— Это я вам звонил. Арсений Колапушин, кинорежиссёр.
Девушка задумалась, на несколько секунд, очевидно пытаясь вспомнить имя. Неизвестно, что она вспомнила, но Колапушин, в элегантном летнем костюме, при «бабочке», распространяющий вокруг запах дорогого ароматного трубочного табака был настолько импозантен что, очаровательно улыбнувшись, девушка произнесла: