Невеста скандального шпиона

— О, Господи, мисс. Его наверняка необходимо немного подшить. Принесу-ка я свои булавки. — И Лили бросилась прочь.
Вилла вздохнула. Это выглядело так, словно она хотела сделать примерку. Но все, что она на самом деле желала — это снова лечь на эту роскошную кровать и встретиться со сном, который подкрадывался к ней. Казалось, что усталость всех дней путешествия разом навалилась на нее, и она определенно жаждала немного отдыха.
Она бережно положила голубое платье на мягкий стул и села на кровать, чтобы подождать Лили. Матрац глубоко просел под ней, и она почти задрожала от такого явного искушения. Ее глаза начали закрываться сами по себе, и ее позвоночник плавно разогнулся от усталости.
Когда она непроизвольно скользнула на подушку, ей пришло в голову, что, так как она замужняя женщина, то, возможно, она должна спать со своим мужем…
Натаниэль тихо прислонился к столбику кровати и смотрел, как спит единственный отец, которого он когда-либо знал. Лицо на подушке не было тем самым, которое Натаниэль привык видеть каждый день за обедом в детстве. Это лицо выглядело как его кошмарная карикатура.
Его отец был гигантом. Этот мужчина был скелетом.
Его отец был мощным и самоуверенным. Этот мужчина был слабым и безвольным.
Как он мог так сильно измениться всего за несколько месяцев? Что за болезнь так быстро истощала его жизненные силы?
— Это все его сердце, — голос позади Натаниэля звучал слишком знакомо.
Натаниэль не обернулся.
— Привет, Саймон.
— Натаниэль.
— Что ты здесь делаешь? Разве тебе не нужно развращать юные умы для этого логова воров, которое ты называешь «Клубом Лжецов»?
— На самом деле я думаю, что это они развращают меня. Но я здесь по просьбе твоих соратников, — Саймон встал рядом с ним. — По существу, меня послали ждать тебя. Я уже отправил записку о том, что ты приехал. И я пришел, чтобы присматривать за Стариком, будучи другом семьи. — Он сложил руки на груди и окинул взглядом человека на кровати. — Я знаю, о чем ты думаешь.
Натаниэль все еще не поворачивался к своему почти что брату, которому он никогда не был способен соответствовать или просто не мог избавиться от такого ощущения.
— Я сомневаюсь в этом.
— Нет, я уверен. Я знаю, потому что я сам думаю об этом каждый раз, когда я захожу в эту комнату больного. Ты думаешь, что это не он. Что это какой-то розыгрыш, обман, потому что невозможно, чтобы это был тот самый человек, который был девяти футов ростом и мог поднять дюжину лошадей.
— Десять.
— Что?
— Он был десяти футов ростом, — прошептал Натаниэль.
Саймон подошел к нему ближе.
— Да. Десять, — тихо согласился он.
В первый и единственный раз на своей памяти, Натаниэль смотрел на человека, которого он долго считал вмешивающимся в чужие дела, и разделял с ним момент абсолютного понимания.
Затем Саймон снова стал Саймоном.
— Я рад тебя видеть, Нейт, но я надеюсь, что ты не останешься. Ты же не хочешь подвергнуть опасности свое прикрытие.
Натаниэль улыбнулся уголком рта. Некоторые вещи никогда не меняются.
— Не ты возглавляешь мой шпионский клуб, Волшебник.
Выражение, которое появилось на лице Саймона, было бесценным. Натаниэль мог видеть, что его старый соперник забыл, с кем он разговаривает. Кобра не исполняет приказы бывшего или настоящего главы Клуба Лжецов. Кобра не исполняет даже приказов Принца-Регента.
Губы Саймона изогнулись.
— Нет, милорд. Я его не возглавляю, — он поклонился. — Думаю, меня самым должным образом поставили на место.
Саймон никогда не был его врагом. Натаниэль сделал выдох, закончившийся слабым смешком.
— Считай, что меня самым должным образом отчитали за мою грубость.
— Тебе нечего бояться с моей стороны, Нейт, — мягко сказал Саймон. — Я знаю правду.
Натаниэль кивнул, затем подошел ближе к мужчине, неподвижно лежащему на кровати.
— Но он не знает, не так ли?
Саймон провел рукой по своим волосам.
— Ты знаешь почему.
Натаниэль снова кивнул. Он сам предложил эту дьявольскую сделку.
— Я знаю почему… — его голос просто отказался звучать. Он с трудом сглотнул и отвел взгляд.
Рука Саймона опустилась на плечо Натаниэля в молчаливом жесте поддержки, а затем он тихо вышел из комнаты.
Когда Натаниэль покинул комнату больного спустя короткий промежуток времени, его мать ждала снаружи в холле. Она была высокой и светловолосой, как и он, но на этом сходство и заканчивалось. Даже в те дни, когда он выглядел наиболее щеголевато, он никогда не мог достичь суровой, высокомерной элегантности, которая была свойственна Виктории. Да он и не стремился к этому. Он надеялся на Бога в том, что его глаза никогда не будут такими ледяными.
— Ты приехал, чтобы навлечь еще большие неприятности на всех нас? — слова были едкими, но голос, которым они были произнесены, звучал так заученно мелодично, что казалось, принадлежал презирающему ангелу.
Натаниэль сделал глубокий вдох, затем решительно улыбнулся.
— Привет, мама.
— Не называй меня так.
— Конечно, мадам. Как щепетильно с вашей стороны напомнить мне об этом.
— Если бы ты держался подальше от твоего отчима и меня — как ты согласился поступить — мне не пришлось бы напоминать тебе об этом.
— Я предпочитаю думать о нем как об отце.
Она сложила руки на груди.
— Твой отец был бездельником, как и ты. В тебе нет ничего от Рэндольфа.
— И все же он — единственный отец, которого я когда-либо знал, единственное, чего я никогда не смогу иметь, — он не потрудился сказать то же самое о ней.
Она только усмехнулась, глядя на его одежду.
— Ты выглядишь как настоящее пугало. Ты случайно не участвуешь в спектаклях?
— Прошу прощения. Не хотел тратить время на то, чтобы переодеться, до того, как увижу его, — почему он тратил время на объяснение своих действий Виктории? Это никогда ни к чему его не приводило.
— Это не имеет значения, ты же знаешь. Ты можешь ползать здесь вечность и еще один день, но он никогда, никогда не простит тебя. Рэндольф никогда не забудет предательства.
Ему захотелось отступить от ее горьких слов. Как королевской кобре. Он криво усмехнулся.
— Не простит, даже если я поползу на своем животе, полный раскаяния?
— Ты слишком дерзок.
Он прижал одну руку к своей щеке.
— О нет, только не дерзкий! Скажи мне, что это не так!
Ее рот безмолвно открылся и закрылся от гнева.
— Это твой дом. Я не могу заставить тебя покинуть его. Но я умоляю тебя позаботиться о том, чтобы не встречаться на моем пути, если ты можешь этого избежать.
Натаниэль изобразил шутливый поклон.
— Как всегда, мама, ты незаслуженно одариваешь меня своей материнской привязанностью. Желаю тебе доброго вечера.
Повернувшись спиной к ее бормотанию, Натаниэль задумался о том, где находится Вилла.
Одна в своей огромной кровати, Вилла спала с импульсивностью ребенка, широко раскинув руки и ноги. Натаниэль осторожно присел на край толстого матраса и смотрел, как она спит.
Он принял ванну и переоделся, получив более чем достаточно комментариев по поводу своего гардероба, — «благодарю покорно». С чистыми связанными сзади в хвост волосами, одетый в черный сюртук из тончайшего сукна — под стать своему настроению, — он сомневался, что Вилла узнает в нем того измученного путешествием человека, за которого она вышла замуж.
Он надеялся, что ей понравится то, что она увидит.
Контраст между энергией и здоровьем Виллы и бледностью и истощенностью его отца оживил его. Вилла была неуправляемой, страстно жизнеутверждающей и она подтверждала, что жизнь продолжается.
Милая, очаровательная Вилла.
Ее густые ресницы бросали темную тень на ее щеки, и даже при свете свечей Натаниэль мог разглядеть рассыпь веснушек на ее носике. Ее губы были мягкими и пухлыми и молили о поцелуе.
Даже когда она была совершенно неподвижна, волосы Виллы жили своей собственной жизнью. Из ее косы сбежало несколько прядей, которые стелились по простыням. Он потянулся, чтобы отвести прядь волос от ее рта. На мгновение прядь застряла, и ее губы заработали во сне, пока волосы не высвободились. Со вздохом она еще глубже зарылась головой в подушку.