По соседству с герцогом

– Ты постоянно здесь, – категорично заявила она. – Ты, должно быть, очень глуп. Разве ты не знаешь, что Ди теперь замужем?
Кто же этот противный маленький звереныш? Ди. Лорд Грэм называл так мисс – э-э, леди Брукхейвен. Так же как и мисс Блейк время от времени. Баскин ненавидел это ужасное сокращение такого чудесного имени, но сейчас он льстиво улыбнулся. Любой, кому позволялось называть ее «Ди», должен быть кем-то и в самом деле близким.
– Я дорогой друг ее сиятельства, – спокойно ответил он. – Еще до замужества.
На девочку это не произвело впечатления.
– Я иногда подслушиваю под дверью. Твои поэмы скучные. – Она скривила лицо. – Любовь и так далее, сердца и прочая ерунда.
Баскин подавил ворчание и снисходительно улыбнулся.
– Нельзя ожидать от ребенка твоего нежного возраста, что он сможет оценить прекрасные аспекты великого искусства.
Девочка нахмурилась, но ничего не ответила. Баскин посчитал, что выиграл очко. Затем ужасающая мысль ударила его по голове.
– Ты подслушиваешь под дверью?
Она с безразличным видом пожала плечами.
– Если только твои поэмы не нагоняют на меня сон.
Она не призналась, что подслушала тот момент страстной просьбы Баскина несколько минут назад. Это было облегчением. Затем он прищурил глаза.
– Люди могут услышать много интересных вещей, подслушивая под дверью. Вещей о других людях… и вещей, которые они не должны знать.
Ребенок ухмыльнулся.
– Я знаю многие вещи. Я знаю больше тебя.
Баскин решил проверить ее.
– Я скажу тебе один секрет, если ты тоже расскажешь мне один секрет.
Она передернула плечами, затем почесала нос, а потом быстро кивнула.
– Хорошо. Какой у тебя секрет?
Баскин заложил руки за спину.
– Ты первая, – льстиво предложил он.
Девочка изобразила гримасу.
– Ну, я знаю, что наша соседка, леди Барстоу, спит в одной постели со своей компаньонкой. Я слышала, как ее слуги болтали об этом через стену в саду.
Баскин заморгал. Это была горячая маленькая сплетня! Леди Барстоу являлась умной вдовой, очень респектабельной, которая свободно вальсировала по артистическим кругам. Подобное знание может обеспечить талантливому малому доступ к элите! Кажется, ребенок на самом деле очень внимательно подслушивает.
Ощущая себя невероятно великодушным, поскольку ее знания совершенно ясно не распространялись на его дела, Баскин наклонился и прошептал ей:
– Я знаю, что твоя мать, – потому что он в порыве проницательности вычислил, кто она такая, – однажды бросила вазу в твоего отца и расколола камин в своей спальне.
Девочка отпрянула.
– Это ложь, – категорично заявила она, хотя в ее глазах присутствовало сомнение. – Моя мама обожала папу.
Рассердившись, Баскин выпрямился и пожал плечами.
– Как знаешь. Хотя ты должна проверить камин и решить, разве не так? – Все, что угодно, лишь бы избавиться от маленькой надоеды и выбраться из этого дома, чтобы он мог придумать, как спасти свою леди! Молодой человек повернулся, чтобы уйти.
– Подожди!
Он обернулся с разраженным звуком.
– Да?
Девочка нахмурилась, глядя на него.
– Если я проверю, и камин сломан… – Она заколебалась, затем стремительно заговорила. – Ты вернешься и расскажешь мне еще о моей маме? Никто не рассказывает мне ничего. Папа вовсе не хочет говорить со мной. – Малышка съежилась и отвела взгляд. – Я даже не могу найти проклятую книгу, – пробормотала она.
Ей-богу, что за вульгарное маленькое создание. Баскин махнул рукой и снова отвернулся.
– Конечно же, я расскажу тебе все, что захочешь.
Молодой человек выскочил из дома и целеустремленно зашагал по дорожке. Времени было не так много! Его дражайшая Дейдре не сможет вечно держать дверь запертой!
Было не очень трудно узнать, где Баскин снимает комнаты. Вульфу пришлось всего лишь задержаться снаружи, на достаточном расстоянии вниз по улице, небрежно поглядывая на дверь. Когда Баскин спустился вниз по ступеням своего не слишком убогого пансиона, Вульф потихоньку начал плестись впереди него вдоль дорожки, опустив голову, засунув руки в карманы, представляя собой живое изображение уныния. Долго это не продлилось.
– Ах… сэр! – Баскин легко догнал его. – Мои извинения, я не могу вспомнить вашего имени в данный момент…
Вульф печально поднял взгляд.
– Мое имя? Мое имя – трус! – Он фыркнул. Господи, как он ненавидел постоянное фырканье Стикли! – Боюсь, что я не способен заставить себя сделать то, что должно быть сделано.
Баскин напрягся.
– Вы говорите о затруднительном положении ее сиятельства.
Вульф удрученно кивнул.
– Вы видели ее. Вы должны помочь ей. Она так одинока.
Баскин кивнул, его лицо стало похожим на мрамор.
– Я знаю.
Вульф почти улыбнулся. Баскин так искренен в своих мотивах, так чист в своей одержимости. Вульф видел это и прежде, в своих более интеллектуальных, по сравнению с этим щенком, товарищах. Парень хотел леди Брукхейвен, и глубоко верил, что она на самом деле любит его, и что она исправит все, что неправильно в этом мире. Баскин был тонущим человеком, который хватался за соломинки и желал, чтобы те сделались плотами.
Вульф точно знал, как столкнуть такого человека за край его существования.
Этим вечером за ужином была угнетенная атмосфера. Колдер на самом деле появился и даже ел, но Дейдре была слишком расстроена из-за эпизода с Баскиным, чтобы обращать внимание на мрачное и пренебрежительное обращение со стороны мужа.
Даже Мэгги ела молча, устремив взгляд в тарелку. Девочка, очевидно, была все еще расстроена из-за вчерашнего разгрома на фабрике.
Сознание Дейдре, неспособное сделать что-то с этим в настоящий момент, вернулось к затруднительному положению с ее самым пылким поклонником. Что она должна делать? Она могла отказать Баскину от дома, но что он сделал такого уж плохого? Объявил о своей бессмертной любви? Разве это не просто часть юношеского драматизма?
И все же Дейдре ощущала себя виноватой и немного запачканной этим инцидентом. Ей только хотелось выяснить почему.
Настроение Колдера, сидевшего напротив нее за столом, становилось все мрачнее с каждой минутой. Весь день мужчину раздражали и сбивали с толку разные мелочи. Его свежевыглаженная рубашка носила след от утюга, его чай было невозможно пить, а его ужин был подан ледяным! Женская часть его прислуги внезапно взбунтовалась, и маркиз подозревал, что знал причину этому.
Вчера он вел себя не слишком хорошо. Колдер знал это. В конце концов, он не был законченным идиотом. Он только не знал, что с этим делать. Правильное извинение требовало некоторого размышления – и немного практики перед зеркалом, а это не было чем-то, к чему маркиз привык. Однако последнее, что ему было нужно – это выносить мелкую месть от своих высокооплачиваемых служащих, когда они защищали его новобрачную, а сам он пытался распутать это дело. Самое плохое заключалось в том, что Дейдре была так озабочена, что словно не осознавала, что он находится в комнате!
Стук привлек его внимание.
– Леди Маргарет, юные леди не стучат по своим стульям!
Стук прекратился. Колдер вернулся к своему текущему занятию, полным ходом разбирая поведение своей новобрачной. Дейдре должна быть разгневана – она должна потребовать, чтобы он извинился за свои вчерашние поступки. Она должна пытаться смутить или поддразнить его, чтобы он подчинился, а не вести себя так, будто ее муж – проклятая часть обеденной мебели!
Стук. Стук.
– Леди Маргарет, – прорычал Колдер, – прекратите эти удары!
Мэгги так яростно вздрогнула, что ее стакан с молоком наклонился над столом, выплеснувшись на большую часть нетронутой Колдером еды и пролившись ему на колени.
–  Проклятие!– Он отпрыгнул назад от стола, случайно уронив стул на пол.
От его рева и последовавшего грохота Мэгги разразилась слезами. При виде ее бледного, сморщенного маленького личика, чувство вины и разочарования воспламенили в маркизе ярость. Он повернулся к Дейдре.