Господь жесток
Вытирать женщину пришлось прямо в ванне. Полотенце там было не больно чистое. Я нашел в аптечке спрей, который применяют при оказании первой медицинской помощи, - хорошая местная анестезия - и побрызгал болячки на ее спине и ягодицах. Потом отправился за "Метаксой" и попал в спальню. Мокрые волосы хлестали меня по рукам, когда я переносил в нее женщину. Она казалась еще тяжелее, чем раньше, будто пропиталась водой. Я открыл дверь ногой, а потом опять же ногой прикрыл за собой, и попытался, как и в прошлый раз, нажать плечом на выключатель, но его на привычном месте не оказалось. Тут я натолкнулся на ящик для обуви, уронил свою ношу и сам грохнулся на пол, круша все вокруг и оберегая свой нос. Женщина не издала ни звука.
Как выяснилось, чтобы зажечь свет, нужно было дернуть за шнурок, висевший над кроватью. Женщина лежала на боку, дыша по-прежнему мерно и глубоко. Я хотел было положить ее на кровать. Нос у меня прямо-таки разрывался от боли. Мне удалось поднять ее лишь с третьей попытки, да и то с превеликим трудом. Я стонал от бессильной ярости, укладывая ее на левый бок в кровать с огромным матрацем. Кровать была еще больше, с балдахином, латунной спинкой, сатиновыми простынями и наволочками. Белье не стирали лет сто. Скомканные одеяла лежали в ногах. Я еще раз потрогал ее голову и пощупал пульс; потом приподнял веки - зрачки были одинаковыми. Лоб и щеки еще не согрелись, поэтому я укрыл женщину потеплее. Отпихнув ящик для обут в угол, выключил свет и оставил ее храпеть в одиночестве.
Все важные бумаги и документы хранились в кабинете, сейф стоял на полке. Он был дорогой, очень крепкий и мог устоять против любых катаклизмов, кроме ядерного взрыва. Кодовый замок имел всего двадцать семь комбинаций. Внутри сейф оказался битком набит бумагами. Я разложил ее "жизнь" на столе, как пасьянс, и принялся изучать со все возраставшим чувством неудовлетворенности.
Звали ее Карен Шавитски, она изменила свое имя, получилось Карен Шоу. Оно мне показалось надуманным. Ей было двадцать два. В четырнадцать лет она оставила родителей, ни в чем их официально не обвинив. С тех пор успела поработать официанткой, помощницей продавца люстр, художницей, библиотекаршей и массажисткой без лицензии, а также печатала на машинке и чинила мотоциклы. На корешке последней платежной квитанции стояло "Хард Корпс" - этот массажный кабинет имел весьма плачевную репутацию. Квитанция была выдана восемь месяцев назад. Банковский счет и вещи, которые я обнаружил у Карен в шкафу, говорили о том, что сейчас она связана с торговлей кокаином. Роскошная квартира и мебель наводили на мысль о ее глупости. Если даже наркоманы и оставят ее в покое, то полицейские все равно возьмут красотку за жабры. Может быть, она подсознательно пыталась этого избежать?
Пока ничего обнаружить не удалось, но я продолжал рыться в бумагах. Карен целый семестр посещала колледж, изучала живопись, но бросила, провалившись на экзамене. Три года назад она оказалась не в состоянии заплатить за квартиру. Один раз разбила машину, и страховая компания ее надула. Все тривиально. За последние годы она пережила лишь одно серьезное потрясение. Полтора года назад супруги Ломбард-Смит наняли ее для вынашивания их ребенка. Они обещали кругленькую сумму - ведь у Карен был широкий таз и нужная им редкая группа крови. Однако через полгода муж с женой застукали Карен с сигаретой в зубах и разорвали контракт. Она пыталась бороться, но у них были фотографии. И, разумеется, более ловкие адвокаты. Карен пришлось вернуть аванс, оплатить судебные издержки и, конечно же, аборт.
Желая продемонстрировать врачу, что легкие у нее чистые, она не курила месяца три, а то и полгода. Зачем же впадать в крайности и ставить все на карту? Как обычно, мелкие неприятности казались не причиной, а скорее следствием чего-то более серьезного. Страсть к самоуничтожению... Я продолжал исследовать ее архив.
На дне сейфа удалось раскопать нечто многообещающее. Когда ей исполнилось восемнадцать, ее родители погибли в автомобильной катастрофе. К некрологу было подшито завещание отца - один из самых удивительных документов, которые мне когда-либо доводилось читать. Если бы отец, осерчав, оставил свою единственную дочь без цента в кармане, я еще мог бы его понять. Но он поступил хуже. Гораздо хуже.
Черт побери, все равно ничего не вытанцовывается!.. Из-за этого кончают с собой сразу же, а не через четыре года. И не столь экстравагантным способом: это снижает трагизм. В общем, я пришел к выводу, что у Карен либо провалилась грандиозная и рискованная кокаиновая афера, либо ее подло обманул любовник... Нет, кокаин тут ни при чем... Ей не дали бы умереть так, как она хочет, в ее же собственном доме. На убийство тоже непохоже. Даже очень самонадеянному хирургу нужно, чтобы пациент был а сознании, ведь не зная ощущений клиента, в нужное место электродами не попадешь.
Значит, любовник... Я вздохнул с облегчением, довольный своей проницательностью и чертовски раздосадованный. Почему - я и сам не знал. Я запихнул бумаги обратно в сейф, запер его, поставил на место и отправился в ванную.
Ее аптечка произвела бы впечатление даже на фармацевта. Карен была жутким аллергиком. Аспирин пришлось искать целых пять минут. Я взял четыре таблетки. Потом выудил из раковины самый большой осколок зеркала, прислонил его к какому-то флакону и снова уселся на унитаз. Мой нос заметно сместился вправо и так распух, что трудно было дышать. На полу валялась коробка с бумажными салфетками. Я разодрал ее, вынул содержимое и набил салфетками рот. Затем схватил нос правой рукой и дернул его влево, одновременно спустив левой рукой воду в унитазе. Звук хлынувшей воды совпал с моим воплем, и я чуть было не прокусил салфетки. Когда ко мне вернулось зрение, нос стоял на месте. Я осторожно умылся, потом вымыл руки и вышел из ванной. Однако тут же вернулся, заметив мельком кое-что любопытное. Это оказалась подставка для зубных щеток. Щетка была только одна. Я снова перерыл аптечку и на сей раз убедился, что в ней нет ни крема для бритья, ни электробритвы или бритвенного станка, ни мужской парфюмерии. Все рецепты были выписаны на имя Карей, причем по всем правилам.
В раздумье я пошел на кухню, смешал коктейль и отправился с ним к ней в спальню. Часы над кроватью показывали пять. Я зажег спичку, пододвинул ящик для обуви к шкафу, уселся и задрал ноги. Потягивая коктейль, я слушал ее храп и смотрел, как она дышит, а за окном едва брезжил рассвет. Я решил перебрать все варианты, но только успел обдумать первый, как сноп дневного света ударил мне прямо в глаза.
Я инстинктивно поднял руки, пролил выпивку себе на голову и поранил нос еще больше. Как правило, я просыпаюсь с трудом. Карен по-прежнему безмятежно храпела. Я едва удержался, чтобы не запустить в нее стаканом.
Было уже за полдень, солнечные лучи упрямо пробивались сквозь тяжелые занавеси, освещая комнату, в которой царил дикий бардак; я не мог понять, кто его устроил: то ли она сама, то ли профессиональный громила. В конце концов я решил, что это дело ее рук. Кресло, в котором я спал, не пострадало. А может, громила обнаружил то, что искал, не дойдя досюда?
Я отогнал эти мысли и отправился готовить себе завтрак.
Гостиную пришлось проветривать часа два. Шнур и трансформатор отправились в мусоропровод вместе с протухшей едой из холодильника. Посудомоечную машину я включил на полный цикл и каждую порцию тарелок перемывал по три раза, так что это тоже заняло два часа. Я без устали пылесосил, убирал комнаты и всюду совал свой нос, но ничего интересного так и не нашел. Покончив с уборкой, сел составлять список необходимых покупок и тут вдруг услышал, как она застонала. В считанные секунды я добежал до спальни, застыл на пороге и, держа обе руки так, чтобы она могла их видеть, сказал медленно и четко:
- Меня зовут Джозеф Темплетон. Карен, я твой друг. Ты теперь в порядке.
Она посмотрела на меня, как затравленное животное.
- Пожалуйста, не пытайся встать. Тело тебя не слушается, и ты можешь ушибиться.