Приключения Мильса Веллингфорда

— Ну, довольно об ядре; будем говорить о другом.
Скажу правду, я в Руперте сильно разочаровался. Во время путешествия он выказал весь свой эгоизм, незаметно сваливая на бедного Неба всю тяжелую работу, которую должен был нести сам. В душе он не чувствовал в себе призвания быть моряком, хотя язык его говорил совсем другое. Да и вообще он так изолгался, что верить ему стало невозможно.
Если я его еще любил, то по привычке, а, может быть, потому, что он был сын моего опекуна и брат Люси.
В своем рассказе о наших приключениях он сильно исказил все факты, подтасовав их с таким уменьем, что я даже не сумел уличить его.
Наговорившись вдоволь, мы стали вглядываться друг в друга: год разлуки должен был изменить нас. Руперт остался таким же, как был, только несколько возмужал. Он отпустил маленькие усики, которые очень шли к нему. Что касается меня, то я прибавился в длину и ширину. Грация сказала, что я потерял всю свою миловидность, а Люси, краснея, уверяла, что я стал походить на огромного медведя. Но я не обижался.
Люси заметила мне вполголоса:
— Вот что значит уехать, Мильс; сидели бы дома, так никто бы и не заметил происшедшей в вас перемены, а теперь вас называют медведем.
Я быстро вглянул на нее; она вся вспыхнула, тихо прибавив:
— Но ведь я шучу.
В Люси не было той идеальной красоты, которая восхищает поэтов; это была просто очаровательная женщина во всех отношениях. Честная, открытая душа ее не знала уклонений; взгляды ее были положительные, и в привязанностях своих она отличалась постоянством. Даже Грация подпадала под ее влияние.
Счастливые часов не наблюдают! Мы и не заметили, что проболтали целый час. Люси напомнила Руперту, что он еще не поздоровался с отцом.
Гардинг нисколько не удивился нашему приезду, так как по его расчету мы именно теперь и должны были вернуться. Об упреках не было и речи.
Когда мы все успокоились и подкрепились едой, Гардинг обратился ко мне, чтобы я ему рассказал обо всем случившемся.
Мистер Гардинг не скрывал своей радости по поводу того, что мы опять с ним; мимоходом он спросил нас, не надоела ли нам жизнь на море. Я ответил откровенно, что, напротив, не только не надоела, но что я мечтаю поступить на судно, имеющее каперское свидетельство Соединенных Штатов, и побывать в Европе. Руперт же поразил меня своим ответом. Он сказал, что ошибся, избрав себе неверную дорогу, и что теперь он готов сделаться юристом.
Повидимому, мистер Гардинг был удовлетворен ответом сына, но распространяться по этому поводу не стал, предоставив нам наслаждаться возвращением в Клаубонни. И мы прекрасно провели вечер. Руперт, изображая нашу жизнь на корабле в комическом виде, смешил всех до слез; это уж было по его части.
Сам Гардинг развеселился, когда Неб после ужина стал описывать китайские костюмы, косы и башмаки.
Навряд ли с самого основания Клаубонни в нем так веселились, как в этот памятный вечер.
На следующий день мой опекун дал мне отчет за истекший год. Дела мои были в блестящем положении. Я тотчас же про себя подумал, что по достижении совершеннолетия у меня будет на что приобрести себе судно, которым я буду командовать.
Настали радостные дни в Клаубонни. Мистер Гардинг предложил нам совершить далекую экскурсию; но никто на нее не согласился — нам было слишком хорошо у себя дома.
Руперт под руководством отца читал девушкам книги, а я большую часть времени упражнялся в спорте.
Я сделал две-три крейсировки по реке на «Грации и Люси»; наконец, мне в голову пришла мысль — свезти всю компанию на «Веллингфорде» в Нью-Йорк. До сих пор, кроме шкун да шлюпок, они ничего не видели, а с той поры, как я стал моряком, им непременно хотелось посмотреть на трехмачтовое судно с полною оснасткою.
Мистер Гардинг думал, что я шучу; но Грация сгорала от нетерпения побывать в большом городе; Люси же принимала сосредоточенный вид каждый раз, как я заговаривал о поездке, предполагая, что она обойдется дорого ее отцу. Но все устроилось как нельзя лучше. Несмотря на свою щепетильность, мистер Гардинг согласился, что за проезд нечего платить, раз «Веллингфорд» всех с нашей фермы всегда возил даром. Потом в Нью-Йорке жила его кузина, миссис Брадфорт, зажиточная вдова, у которой он всегда останавливался, когда ему приходилось бывать в городе.
У нее был большой и поместительный дом на Валль-стрите, и она не раз звала к себе погостить Грацию и Люси.
— Вот как мы сделаем, — сказала Гардинг. — Я остановлюсь вместе с девочками у кузины, а молодые люди устроятся в гостинице. Сегодня же вечером я напишу ей, чтобы не застигнуть ее врасплох.
Миссис Брадфорт ответила немедля. На другой же день после получения письма весь дом, не исключая и Неба, двинулся в путь на «Веллингфорде». Какая разница между этим путешествием и предыдущим! Наши девицы всем восхищались; восторгам их не было конца.
Мы благополучно прибыли в Нью-Йорк, где я показал моим спутницам тюрьму, Бэр-Маркет (рынок Медведя) и колокольни святого Павла и Троицы. Валль-стрит, на котором жила миссис Брадфорт, в 1799 году был совсем не такой, как в настоящее время. На том месте, где потом воздвиглось столько дворцов богачей, тогда стояли скромные провинциальные домики.
Миссис Брадфорт встретила нас с распростертыми объятиями. Для нас с Рупертом у нее также была приготовлена комната; не было никакой возможности не воспользоваться ее гостеприимством. В какой-нибудь час она нас всех разместила, мы почувствовали себя как дома.
Я не буду распространяться о том, как мы все были счастливы. Мы отправились осматривать достопримечательности. Меня теперь разбирает смех, когда вспомнишь, в чем они тогда состояли. Был там музей, от обладания которого отказался бы любой нынешний город; цирк, управляемый каким-то Риккетсом; театр Джон-стрита — очень скромное здание; и лев — настоящий живой лев, посаженный в клетку за городом, чтобы его рычание не смущало народ. Когда мы осмотрели все эти чудеса, Гардинг разрешил нам пойти в театр вместе с миссис Брадфорт. Это нам всем доставило большое удовольствие. Хотя мы с Рупертом побывали даже в Китае, но на спектакле нам еще не приходилось присутствовать ни разу в жизни.
  
Глава VIII
 
Несколько дней спустя после нашего приезда в Нью-Йорк, я имел серьезный разговор с опекуном относительно моих новых планов.
Испробовав жизнь на море, я в душе считал себя уже опытным моряком и решил продолжать начатое дело. Я объявил мистеру Гардингу, что не возвращусь в Клаубонни, но воспользуюсь пребыванием в Нью-Йорке, чтобы подыскать себе подходящее судно.
В этом я мог вполне положиться на Неба, а потому и приказал ему походить по набережным и присмотреться к приставшим судам; из него выработался уже очень порядочный матрос, и морская профессия была ему по душе.
Однажды, когда я сам разгуливал по набережной, я услышал позади себя громкий голос:
«Ей-богу, капитан Вилльямс, чего вам раздумывать; возьмите его третьим офицером; лучшего вам не найти во всей Америке». У меня было точно предчувствие, что речь шла обо мне, хотя я не сразу узнал голос. Повернувшись, я увидел Мрамора с человеком средних лет; они оба смотрели на меня сквозь абордажные сети торгового судна. Я раскланялся с Мрамором, который дал мне знак подняться на борт, и представил меня капитану по всем правилам приличия.
Судно это называлось «Кризис». Оно было невелико, но прекрасно устроено, имело четыреста тонн водоизмещения и десять новых пушек.
Будучи уже нагружено, оно было готово к отплытию; но задержка состояла в том, что не могли найти третьего лейтенанта. Офицеры встречались редко: все молодые люди поступали в военный флот. Вот Мрамор и отрекомендовал меня. Я не надеялся на такое быстрое повышение хотя сознавал, что эта должность мне по силам.
Капитан Вилльямс проэкзаменовал меня в течение пятнадцати-двадцати минут, поговорил наедине с Мрамором и затем, не колеблясь, предложил мне занять это место. Нам предстояло совершить кругосветное плавание; уже одна эта мысль восхищала меня. В Англии наше судно должно было выгрузить муку и нагрузиться сандалом; затем направиться к западным берегам Америки, а потом в Кантон; здесь — променять товары на чай и другие товары и возвратиться в Соединенные Штаты.