Время рокировок (СИ)

Впрочем, все было не так уж и плохо. Частично с мыслью о пропущенном веселье моего консильери примирил тот факт, что еще недели две после этого он из снайперки отстреливал остатки сектантов, которые то и дело плыли мимо нас по реке на легких лодочках вроде доблёнок и небольших плотах, не зная о том, что оплот их веры разрушен. На утесе весь день торчал кто-нибудь из нашей мелкоты и, завидев плавсредство с людьми в белых балахонах, тут же бежал внутрь крепости, громко крича:
— Дядька Голд, дядька Голд! Плывут!
Голд после этого радостно улыбался, подхватывал снайперку, шел на утес, а дальше все было просто и незамысловато. Это дело даже приносило нам прибыль — пару лодочек шустрые «волчата» успели поймать до того, как течение унесло их обратно.
Надо заметить, что малыши следили за рекой очень бдительно, время от времени подменяя друг друга. Маленькие-маленькие, а то, что их друзей чуть не пустили под нож, они поняли и каждый из них затаил на злых дядек в белом крепкий молочный зуб.
Плюс пару раз вечерней порой в компании нескольких волчат Голд сплавал непосредственно на поляну, проверить — не проскочил ли кто-то мимо нас под покровом ночи, но никого там не обнаружил, кроме двух десятков ничего не помнящих людей, которые начали ее потихоньку снова обживать. Джебе, которого я отправил с консильери, потом мне рассказал, что Голд посмотрел на них из кустов, задумчиво пощелкал предохранителем на автомате, но делать ничего не стал. Что это были бывшие сектанты, сомнений не было, но убивать их было вроде как и не за что. По крайней мере — пока.
Но и к себе мы их приглашать не стали. Хоть и лишились они памяти, но какая-то брезгливость по отношению к этим людям осталась, как и в случаях с теми, кто когда-то покинул нашу крепость. Ну да, смерть стерла все, что было, но нутро-то осталось прежним, его не переделаешь. Если есть в человеке гнильца, то раньше или позже она себя проявит, причем непременно в самый ненужный момент. И наоборот — если есть в человеке стержень, то он и после смерти, которая стирает все, в нем останется. Вот Флай — и до гибели своей был боец, и после воскрешения им остался. Да, он отстал от тех, с кем когда — то начинал, но впахивал как проклятый, набирая уровни и знания, и снова вернулся в основу. А эти… Они уже один раз пошли по пути наименьшего сопротивления и, без сомнений, снова на него встанут, сложись так обстоятельства.
Да, чуть не забыл. Поход, из-за которого Голд пропустил ночное мероприятие, закончился более чем благополучно. Мало того, что он и Наемник с поляны вывезли все оставшееся имущество, так эти двое по дороге еще три десятка душ по лесам насобирали и привели в крепость. Впрочем — вру. Не все имущество они вывезли, оставив там бочки с горючкой. Как они ни прикидывали — через лес их тащить было хоть и возможно, но крайне проблематично, а потому было принято решение, что отныне они наш надежно спрятанный стратегический запас удаленного характера.
Жалко, но тут ничего не поделаешь. Не на все можно наложить лапу, по крайней мере — вот так сразу.
Зато все остальное было доставлено в крепость — и орудие, и остаток снарядов, и даже вся начинка из автобуса, включая стекла.
Так что жизнь вроде становилась совсем неплохой, не сказать — сбалансированной, но если у кочевников появятся кони, то балансу этому хана наступит непременно. Вот только появлению их мы не могли помешать никак, и если по степи забегают табуны лошадок, то обострения конфликта интересов было не избежать.
Но зато можно было создать хорошие отношения с кем-то, кто приближен к высшей власти в Каганате, и потому факт того, что я здесь увидел Салеха, меня порядком озадачил, как и было сказано. В своих планах я делал на него большую ставку, и если мои теперешние предположения о том, что он вышел у кагана из фавора, верны, то это очень-очень плохо.
— Да может кони еще появятся, — ободрил я своего собеседника, мысленно скрестив пальцы. — Сам же знаешь — жизнь, она непредсказуема.
— Истинно так, — покивал Салех. — Истинно. Вот простой пример — пять дней назад мы повезли партию товара нашим постоянным покупателям с того берега реки. Пришли в назначенное место, — а там никого. День прождали — никого. Тогда несколько наших воинов отправились к ним, на тот берег, чтобы сообщить о том, что договоренности надо выполнять, и что же они там увидели?
— Ну-ну, — заинтересованно поторопил его я.
— Ничего, — развел руками Салех. — Вместо большой общины, которая там некогда была, там теперь живут какие-то люди, которые только-только вышли из леса и про нас даже не слышали. А былых покупателей и след простыл.
— Так бывает, — заверил его я. — Лик этой земли меняется ежедневно, такое и в истории нашей старой Земли бывало. Что племена — народы мигрировали, переселялись, меняли ареал обитания. Это жизнь. Мало ли почему кто-то откуда-то уходит?
— Это да, — не стал со мной спорить Салех. — Но немного походив по округе, мои воины, надо заметить — отличные следопыты, — нашли в кустах вокруг поляны немало гильз, причем еще пахнущих порохом, то есть — отстрелянных недавно. А кое-кто из охотников за рабами рассказал, что не так давно они слышали стрельбу на том берегу реки. Скажи мне, брат мой, ты знаешь что-то об этом?
Ах ты, хитрюшка. Не то, чтобы ты загнал меня в угол, я тебе ничего не должен и обещаний о том, что мы не будем трогать сектантов, я тебе не давал, но при этом сделка расстроилась, а Каганат потерял стабильного торгового партнера. Вопрос — на кого вешать убытки?
Но и врать не стоит, это было бы совершенно неверным ходом. Все он знает, все он понял и сейчас решает — работать ему дальше со мной или нет. А может и о том он думает, чтобы сдать меня кагану, выставив главным противником Степи.
— Скажи мне, Салех, — неторопливо спросил у него я. — То место, куда ходили твои воины — это поляна изрядных размеров на повороте реки? Где еще отмель есть и на ней стоит что-то вроде помоста?
— Именно так, — кивнул мой собеседник, не сводя своих глаз с моего лица.
— С этими людьми разделались мы, — не стал тянуть я. — И у нас был повод для того, чтобы это сделать, они украли из моего лагеря детей и собирались убить их. Причем не просто убить, а сделать это в процессе ритуала поклонения какой-то чуде-юде. Сам ритуал мне безразличен, но это мои люди, пусть и маленькие пока. К тому же в ту ночь, когда сектанты их украли, в перестрелке они положили еще троих моих бойцов и одну женщину. Такое не прощается.
Про то, что на самом деле перестрелки не было, и сектанты абсолютно беспрепятственно вошли в крепость и вышли из нее, я говорить, естественно, не стал. Ни к чему это — так позориться, тем более в глазах этого человека.
— Не знал, — в глазах Салеха появилась сдержанная печаль и, будь я чуть подоверчивее, я бы ему даже поверил. — Мне жаль твоих людей, Сват. Но пойми и нас — мы несем убытки. Эти, в белых балахонах, они были хорошие покупатели и платили достойно. Теперь их нет — и что нам делать? Кому сбывать товар? А ведь его надо кормить, поить — это тоже расходы.
— Салех, брат мой, мое сердце плачет, слыша эти слова, — я приложил руки к груди. — Но я не понимаю — при чем здесь твои убытки и моя месть за обиду? Скажем так — если бы тебе кто-то нанес такое оскорбление, если бы кто-то пришел в твой дом и убил твоих людей, то разве тебя остановил бы от мести тот факт, что, возможно, этот наглец работает со мной? Если честно?
— Конечно, нет, — тонко улыбнулся Салех. — Но потом, скорее всего, я сделал бы тебе некий подарок, чтобы между нами не осталось точек для разногласий.
— Вот все-таки вы, восточные люди, тоньше понимаете ситуацию, — заметил я вполне искренне. — Не то, что мы, люди Запада.
— Это все условности, — пожал плечами Салех и сменил тон с извивисто-шахерезадного на обычный деловой. — Восток, Запад… Скажу тебе так, Сват — каган не знает, что бойня на том берегу реки это твоих рук дело.
— И не узнает? — сразу же спросил я.
— Зависит от нас. — Салех подчеркнул интонацией «нас». Мол — не «тебя», нет-нет. Но если «ты» и «я» не станем «нами», то все возможно. — Если мы поймем друг друга, то нет ничего невозможного.