Изувер

К вечеру следующего дня братья Махарадзе ворвались в дом Волковых разъяренные, страшные в своем гневе. На них обоих, что называется, лица не было. Брызгая слюной, путая русские слова с грузинскими, нещадно матерясь, братья обруцшли на Павла обвинения в мошенничестве, нечестности, продажности и прочее.
— Да что случилось-то, генацвалы? — Волковстарший пытался взять сумбурный этот разговоркрик в свои руки. — Хватит орать, говорите толком!
— Ты, Паша, говорил, что на машине крови нет? — насел Джаба на Койота.
— Говорил, да.
— Па-ачему у нас «КамАЗ» отняли? Па-ачему сказали, что…
— Кто отнял?
— Милиция, менты ваши. Подошли на рынке, документы проверили, в мотор полезли. Потом сказали: гони машину в областную ГАИ, на площадку, внимательно смотреть будем, есть подозрение.
— А что конкретно сказали? Какое подозрение?
— Ничего не сказали. «Внимательно смотреть будем», — вот что сказали. И все. Мы с Гогой отогнали «КамАЗ», два мента с пистолетами сопровождали… Ты, Паша, не забыл, сколько я тебе денег за «КамАЗ» отдал?
— Не забыл, Джаба. Много дал, полгода жили.
— Ну вот. А ты мне свинью подсунул. Ты сказал: нет крови на машине. Договорился с приятелем…
— А почему ты решил, что на этом «КамАЗе» кровь?
— Милиция намекнула. Говорит, ищем одну такую машину, в прошлом году у нас пропала с шофером. Стали спрашивать, где мы «КамАЗ» купили. Я говорю, дома, в Аджарии. Они: мы проверим. Если «КамАЗ» чистый — вернем, не волнуйтесь.
Койот глянул на Валентину, похолодел, та схватилась за лицо, охнула. Вспомнила, видно, прошлогоднюю свою поездку в кабине «КамАЗа», испугалась.
Джаба вдруг выхватил из кармана короткой, темно-коричневого цвета дубленки «Макаров», сунул ствол ей в подбородок. Орал:
— Говори! Что знаешь, женщина, говори! Застрелю!!!
— Да я… что я знаю… это ваши, мужские дела…
— Говори-и! — карие блестящие глаза Джабы дико сверкнули. — Убью, сука! Ну!!
— Я… Ну, мы с Пашей… Ехали на этом «КамАЗе», да, нас шофер подвез, потом я вышла, пересела на автобус, в город уехала… Я больше ничего не знаю, Джабчик! Честное слово!
Койот, понимая, что Махарадзе не остановится в зверском своем дознании, лихорадочно соображал: что делать? Его ствол рядом, на чердаке, но не будет же этот взбесившийся грузин ждать, пока он сходит за оружием! Речь идет о секундах, выстрелы могут прозвучать тотчас, в следующее мгновение. Три выстрела — три трупа. Сейчас за стенами соседей нет, все на работе, грузины уйдут незамеченными, никто так и не узнает, кто именно перебил Волковых. Впрочем, какая там разница: узнают, не узнают… Их, всех троих, не будет в живых, а что там милиция станет делать…
Краем глаза Койот видел лежащий на кухонном столе острый, с крепкой рукоятью нож — отец самолично сделал его из пластинки нержавейки.
Шагнул было к столу, но в ту же секунду раздался голос Гоги Махарадзе:
— Стоять, Паша! Не дергайся!
Теперь на Волковых было направлено два ствола: в руках у Гоги тоже был «Макаров».
Волков-старший перепугался не на шутку.
Хмель (он пришел с работы в хорошем подпитии) с него слетел, как паутина с ветрового стекла автомобиля. Он бегал по комнате между братьями Махарадзе, хватал их за руки, молил:
— Ребята! Генацвалы! Да вы что, с ума посходили? В моем доме, с пушками… Братишки! Мы же с вами скорешились, хорошо начали… Зачем пушками грозить, давайте разберемся, что к чему.
Пашок! Чего там с этим «КамАЗом» было, расскажи! Говори прямо, тут все свои. С корешами надо откровенно…
Теперь оба ствола смотрели в грудь Койоту.
По спине его пробежал смертный холодок: вот оно, прощальное чувство. Дерзкий ответ, резкое движение, грубое, оскорбительное слово и… Он физически ощутил удар пули, знал, что это такое, видел смерть в двух шагах от себя, сам посылал ее нескольким уже людям. Неужели пришла его очередь?! Ах, жаль, что его стволы не могут тут заговорить!..
— Ну! Рассказывай! — велел Джаба. — Только правду. Мы должны знать ее. Мы заплатили тебе хорошие деньги… Ну!
Койот снова посмотрел на Валентину — мачеху трясло с головы до пят. Даже подол ее коротенького халата вздрагивал.
— Говори все как было, Паша, — попросила она плачущим голосом. — Они же убьют нас, ты разве не видишь, что это за люди?
— Мы нормальные люди, Валентина! — зло обронил Джаба. — Мы поверили вам, мы купили машину… Я знаю, что она не из магазина, но с мокрухой мне «КамАЗ» не нужен.
— Так получилось, Джаба, — пролепетал Койот. — Мы не собирались водилу мочить.
— Рассказывай, как было. — Джаба передернул затвор пистолета. Теперь все поняли: выстрелит. Никто уже и ничто его не удержит.
Во рту у Койота пересохло. Плохо слушающимся языком, и оттого невнятно, он сказал:
— Валентина ушла… Мы водилу вдвоем с Жориком задушили. И закопали там, в лесу…
— Почему сразу не сказал?
— Ты бы не взял машину, Джаба. А мне деньги были нужны. Очень.
— Сволочь! — Махарадзе размахнулся и рукояткой пистолета ударил Койота в голову. Тот пошатнулся, упал. Лежал на полу, чувствуя, как по лбу и щеке течет кровь.
Валентина схватила полотенце, села перед ним на корточки, промокала кровь, приговаривала:
— Ой, да что же это делается-то, люди добрые?! Ребята, вы с ума посходили… Разве так можно? Зачем же друг дружку убивать? Надо что-то придумать с этим «КамАЗом», полюбовно разойтись…
— Как «полюбовно»? — не выдержал Гога. — Ты знаешь, сколько «лимонов» мы ему отдали? Нет?
А ты спроси!.. Давай деньги назад, Павел, мы уедем. Нам все равно теперь бежать надо. Нам сказали в ГАИ, чтобы мы завтра пришли. А что мы скажем? Номера на машине перебиты, ее могут опознать. Каждый шофер свою машину знает.
— Они же замочили водилу, генацвалы, — вставил отец Павла. — Кто «КамАЗ» опознает?
— Он же не по космосу на нем летал! — заорал Джаба. — Другие люди машину знают. Где он работал, этот шофер?
— Не знаю, — отвечал Койот, к которому был обращен вопрос. Он уже поднялся, сел, сам уже вытирал кровь, а Валентина помогала ему, советовала: «Ты подержи на ранке-то, Паша. Кожа пробита…»
— Он из какого-то района в город приехал, — продолжал Койот. — В больницу, к матери. Валентина в кабине сидела, а мы с Жориком в кузов залезли, там спрятались. Я с ним не разговаривал.
— А документы?
— Техпаспорт вам отдали. Я даже фамилию не помню водили этого. Сашка… Александр Климушкин, что ли? Не помню!
— Ладно, это сейчас уже не так важно. — Джаба не выпускал из рук «Макаров», хмурился. — Хорошо хоть нас менты не загребли, а только машину. Уверены, что мы придем за «КамАЗом»…
Спросил братца:
— Ну что, Гога, будем с ними делать? Мочить?
— Деньги пусть вернут, — сказал тот рассудительно. — Грех на душу не бери, Джаба. Мы — коммерсанты, не убийцы. Это вот они убийцы, вся их семья. Грязные свиньи. Обманули нас!
Джаба подскочил к Койоту, пнул его.
— Деньги давай! Ну! Живо! Поднимайся!
— Джаба… Ну, мы же потратили… — Койот, держа полотенце на голове, поднялся на ноги. — Немного осталось. Вот, сейчас…
Он пошел к себе в комнату, пошарил под матрацем, вытащил газетный сверток — денег там было тысяч семьсот, не больше. Все остальное, что дал ему Джаба, он в самом деле растратил: купил видео, немного приоделся, ел-пил, Маринку угощал. Минувшие эти месяцы пожил хорошо, слов нет.
Джаба сам вывернул у него карманы. Брезгливо пересчитал мятые бумажки, положил себе в сумочку, висящую на животе. Глянул на Валентину:
— Деньги, украшения свои давай. Живо! Нам некогда.
Та беспомощно посмотрела на мужа.
— Отдай, Валюша, отдай. За их деньги серьги и кольца себе покупала. Отдай, — распорядился Волков-старший.
Пока Валентина трясущимися руками выгребала из тумбочки у кровати деньги и украшения, отец Павла вполне миролюбиво спрашивал Гогу, страхующего Джабу:
— Фрукты хоть успели продать, Гога?
— Продали, да.
— Ну и то хорошо. А то бы менты замели вместе с апельсинами. Себе бы все взяли, не иначе.