Владыка Нила

– Но ведь ты и есть мой отец.
После продолжительного молчания Мицерин медленно покачал головой.
– Нет, ты не дитя моей плоти, хотя всегда была дочерью моей души. Держи это про себя и постарайся не судить меня слишком строго.
Потребовалось время, чтобы Даная вновь обрела дар речи, и когда она заговорила, ее голос прозвучал чуть-чуть громче шепота:
– Разве я не твоя дочь?
– Слушай внимательно и постарайся простить меня. В тот год, когда умер мой отец, оставив меня владельцем этого поместья и земель, мне было всего девятнадцать лет – лишь на два года больше, чем теперь тебе.
Однажды мне потребовалось отправиться вниз по Нилу, в Александрию, чтобы купить рабов для работы на полях. Ведь приближалось время сбора урожая. Мне еще никогда не приходилось бывать так далеко от дома без отца, поэтому меня так манили соблазны большого города.
Даная почувствовала себя хрупким листком папируса, который слишком долго держали на солнце при сушке. Она с трудом держалась, чтобы не лишиться чувств от охватившей ее острой боли. Отец моргнул, и Даная увидела, как в глубине его глаз блеснули слезы.
– Не нужно ничего мне рассказывать, раз это так для тебя тяжело!
Мицерин слегка приподнял немощную руку, призывая девушку к молчанию.
– Народу на рынке было немного, потому что до базарного дня оставалось еще двое суток. Я купил пятерых рабов и уже собирался уходить, когда заметил съежившуюся в тени женскую фигурку. Я попросил работорговца вывести ее на свет, чтобы получше разглядеть. Когда он вывел ее вперед и сдернул с нее грязное покрывало, я увидел перед собой самую прекрасную женщину из всех, которых когда-либо встречал, и сильно испуганную. Вскоре я понял, почему работорговец не решился выставить ее вместе с другими: она ждала ребенка. Как ты понимаешь, не всякий станет покупать женщину, которой вскоре предстоит рожать, потому что плату берут двойную – за рабыню и за еще не рожденного младенца. А ведь рабыни очень часто умирают при родах, что и случилось с моей прекрасной Иланой.
Даная почувствовала, будто невидимая рука сжала ей сердце. Потребовалось время, чтобы она смогла перевести дух. Все ее представления оказались ложными. Человек, которого она любила как отца, на самом деле вовсе им не был. А мать ее была рабыней!
Глаза Мицерина внезапно прояснились, словно боль немного отпустила его.
– В то самое мгновение, когда твоя мать посмотрела на меня, и я заглянул в ее печальные глаза, меня поразило такое сильное чувство, что я должен был опереться о стену, чтобы устоять на ногах. Если бы работорговец догадался, что я на все готов ради Иланы, он запросил бы неимоверную цену, и я бы ему заплатил. Я привез ее домой и сделал своей любимой женой. Хотя она была нежна со мной, я всегда знал, что сердце ее принадлежит другому. Но меня это не волновало, потому что я любил ее и хотел, чтобы она была счастлива. Только совсем скоро мне пришлось, сжимая ее в объятиях, увидеть, как она уходит из жизни. – Он снова обратился к Данае: – Но частица моей Иланы всегда оставалась со мной, потому что у меня была ты. Ты явилась для меня драгоценнейшим даром, и я часто благодарил богов за такую дочь.
Глаза Данаи наполнились слезами, но она изо всех сил старалась удержать их.
– Если не ты мой отец, тогда кто он?
– Илана ничего не рассказывала мне о своей прошлой жизни, и я не настаивал. Она просила меня взять на себя заботу о тебе и оберегать тебя. Я понял только, что она из очень знатного рода, возможно, даже царского. Но тайна ее ушла вместе с ней в могилу, и ты скорее всего никогда не узнаешь, кем была твоя мать. Наверное, это и к лучшему.
Господин Мицерин кивнул в сторону подвески.
– Ты уже догадалась, что это не безделушка. Возможно, это и есть ключ к тайне твоего происхождения. Но я заклинаю тебя держать ее в секрете. Твоя мать ужас но боялась чего-то или кого-то, связанного со своим прошлым, и причина ее страха, должно быть, весьма серьезна.
Даная была в замешательстве, ее одолевали одновременно боль, обида, чувство опустошенности.
– Отец! – воскликнула она в отчаянии, бросаясь на колени и сжимая руку больного. – Даже твоя родная дочь, одной с тобой крови, не могла бы любить тебя больше, чем я!
Он нежно коснулся ее руки.
– Обещай мне, что всегда будешь считать меня своим отцом. Обещай!
Девушка сделала попытку улыбнуться.
– Это обещание нетрудно сдержать.
По выражению лица старика и по тому, как он старательно избегал ее взгляда, Даная поняла, что он еще не все ей рассказал.
– Я сдержал обещание, данное твоей матери, но я должен пойти дальше и объяснить, почему не могу оставить тебе свои земли и имущество.
– Прошу тебя, не говори об этом, отец! Для меня все это не имеет значения.
– Ты должна знать, что если останешься здесь, то подвергнешь себя большой опасности. Думаю, ты догадалась, о ком я говорю.
Даная кивнула:
– Мой двоюродный брат Харик. – Одно упоминание этого имени вызвало в памяти Данаи образ человека, которого она презирала и ненавидела больше чем кого-либо. – Харик – твой племянник, твоя родная кровь. Будет справедливо, если он станет твоим наследником.
– Нет, дело совсем не в родстве, – глубоко вздохнув, сказал Мицерин. – Ему известны обстоятельства твоего появления на свет и то, что ты на самом деле не моя дочь. Если бы я назначил тебя своей наследницей, Харик мог бы разгласить твое происхождение и объявить тебя своей рабыней. Я больше уже не смогу защитить тебя, когда уйду в иной мир.
Даная хорошо помнила, как ей было неприятно всякий раз, когда Харик обращал на нее свой похотливый взор. Она содрогалась от отвращения при одной мысли о нем. Боги одарили Харика красивым лицом и сильным телом, но злобной душой и распутным поведением. Когда он приезжал на виллу, Даная всячески старалась избежать возможности оказаться с ним наедине.
– Ты думаешь, что он заставит меня выйти за него замуж?
– Как бы плохо это ни было, это тебе как раз не грозит, – убежденно сказал Мицерин. – У него уже есть жена, и если он даст ей отставку, то потеряет ее богатства. А я достаточно хорошо знаю Тилу, чтобы утверждать, что она ни за что не позволит Харику взять вторую жену.
Страх и отчаяние охватили девушку.
– Что же мне теперь делать?
– Я принял меры, чтобы обезопасить тебя и обеспечить твое будущее, – сказал Мицерин. – Мне следовало бы сделать это раньше, но мой племянник находился на севере с армией Птолемея. Простится ли мне, что я молил богов о том, чтобы он погиб в сражении? Если бы его не было в живых, ты прожила бы всю оставшуюся жизнь, полагая, что я твой настоящий отец. А теперь Харик уже прослышал о моей болезни, и мой осведомитель сообщает, что вскоре он со своей свитой появится на вилле. Ты должна уехать прежде, чем он прибудет.
– Я не покину тебя, отец! – сказала Даная, упрямо вздернув подбородок. – Даже не проси меня об этом!
– Слушай меня внимательно. Ты должна отправиться к Урии в Александрию. Он единственный, кому я могу доверить твою безопасность. Ты должна уехать до рассвета.
Урия, старый иудей, много лет был учителем Данаи, и она любила его почти так же сильно, как отца. Теперь Урия управлял делами ее отца в Александрии и других областях Египта. Под его умелым руководством имущество Мицерина удвоилось. Но даже радость от встречи с любимым учителем не смогла уменьшить ее страданий.
– Отец… – У девушки комок подступил к горлу, и она не смогла говорить. Она сглотнула несколько раз и прислонилась лбом к плечу старика. Наконец она подняла голову и взглянула ему в глаза. – Я не могу оставить тебя в такой момент – я нужна тебе.
Голос Мицерина внезапно обрел твердость.
– Если ты любишь меня, дочь, ты сделаешь так, как я сказал. Я отдал Урии распоряжения относительно твоего будущего. Мой самый верный страж, Фараджи, всегда будет рядом с тобой. Не бойся, все уже подготовлено.
Глядя на Данаю, Мицерин видел, как много она унаследовала от матери. У нее были те же черные волосы и хрупкая фигура, те же сияющие зеленые глаза. Черты ее лица отличались от лиц египетских женщин, и это доставляло Данае значительные неудобства, потому что люди часто засматривались на нее, когда ей случалось выйти из дома. Она была невинна, наивна и не догадывалась, что более всего привлекает всеобщее внимание ее необычайная красота.