Третья Варя

— Как мне хочется съездить в тот бор! — сказала Варя, махнув через реку рукой. — В тот сосновый бор на том берегу. Людмил, ты надолго приехал со своей мамой в Привольное?
— Вчера день. И сегодня. Завтра нам уезжать.
— Значит, один день. Еще целый день! Ведь еще только утро. Потом будет полдень. Потом после полудня. Потом… до вечера еще много-много часов!.. Почему ты так смотришь?
Он давно уже «так» смотрел на нее. Она стояла на краю мостков над водой, освещенная солнцем. Ее волосы золотились на солнце, щеки горели румянцем, пухлые губы были красны, как малина, все было в ней славно! Ее желтое платье, пионерский галстук, голубое пальтишко — все было славно!
— Первый раз познакомился с русской девочкой, — сказал Людмил.
— Ты сам наполовину русский.
— Нет, я болгарин, — подумав, сказал он.
— Ну как хочешь, — сказала Варя. И перевела взгляд на мальчишку с вихром.
Мальчишка стоял впереди ребят, держась за удилище, и тоже во все глаза глядел на нее. Ему тоже нравились ее желтое платье, голубое пальтишко и веселые щеки с румянцем.
— Рыбак, поймай мне золотую рыбку, — сказала Варя.
— А ты Юрия Гагарина видела? — спросил он.
— Еще бы не видела! По телевизору видела. Слушайте, ребята, ребята!
Она сбежала с мостков, стуча по деревянному настилу новенькими, еще не разношенными туфлями. Не думайте, что в Москве Варя каждый день ходила в них в школу. Она берегла их для праздников и надела в Привольное.
— Чего? Чего?
Ребята дергали ее за голубое пальтишко. Кажется, они ожидали от нее не меньше чем чуда! Но она приложила палец к губам. На минуту ее взяло сомнение. Она колебалась. Если бы впереди было много дней! Но впереди один сегодняшний день. И она решилась.
— Ребята, ваш привольновский клуб далеко?
— Далеко? Вон он весь на виду, вон крыша красная, вон!
— В село подняться, в проулок свернуть, да пройти сельсовет, да Симу пройти, за Симой и клуб.
— Уж и клуб! Чего в нем хорошего?
— А что, плох?
— А хорош?
— А что, плох? А что, плох?
— Тихо! — сказала Варя. — Пошли. Идем, Людмил.
Он покачал головой.
— Не хочешь? — удивилась она.
— Хочу! — удивился он. — Если ты зовешь…
— Зову, конечно. Идем.
Они пошли в окружении вихрастой, горластой команды. Рыбалка на сегодняшний день сорвалась! Бренча под майкой жестянками, коренастенький, самый азартный рыбак, все забегал вперед, заглядывал Варе и Людмилу в глаза и, свистя сквозь беззубую дырку, выкладывал разные новости:
— К нам артисты в клуб приезжают. Балеты представлять.
— Балеты. Трык-брык… — перебил другой спорщик.
— К нам кино каждую неделю привозят. Про шпионов, про Америку.
— Про Америку!..
— А что, нет? Доклады читают. Как доклад, так бесплатно картину гляди.
— Пустят тебя на бесплатную!
— А что, нет? Не пустят, так я сам пролезу.
Они поднялись на горку в село. Прошли проулком мимо садов. Белые яблони тянули к ним ветви через плетни и звенели. Куры-пеструшки озабоченно копались под плетнями в черной земле. Прошли сельсовет. Вот Симина изба, похожая на старую баньку, с заплатами мха и лишайников на соломенной крыше. Перед Симиной избой — сочный несмятый лужок, весь в одуванчиках, желтых, как маленькие солнца!
— Стойте! — сказал Людмил.
— Что? — спросила Варя. — Тебе понравился лужок? У вас бывают такие одуванчики в Болгарии?
— Пионервожатая Варя была твоей мамой, — сказал Людмил. — А ты знаешь… была еще Варя.
— Да. Была первая Варя. Моя прабабушка Варвара Викентьевна. Значит, ты читал Записки?
— Конечно! Еще бы!
— Ты читал Записки, — повторила Варя, развязывая и завязывая голубой бант в косе.
«Значит, он не слышал, что Записки пропали; сказать ему, что Записки пропали?» — подумала она. Но нет, не надо. Не надо его огорчать. И она сказала первое, что пришло в голову:
— Ты учишься в школе? Как же ты уехал? Ведь еще не наступили каникулы. Ты прогульщик? Мы оба прогульщики с тобой.
Что смешного в том, что они оба прогульщики? Но вся босоногая команда покатилась со смеху. А один от веселья взял да и перекузырнулся на лужке через голову.
Варя рассмеялась, так неуклюже это у него получилось.
— Все русские девочки такие… — Людмил запнулся, ища слово, — такие… смешливые?
— Всякие попадаются, — ответила Варя. — Зануды попадаются. Я ведь тоже примерная, — сказала она. — Валентина наша, по истории, всем в пример меня ставит.
— Вот он клуб! Вот он клуб! — заорали и засвистели ребята.
«Привольновский клуб и музей» — такая вывеска висела над обыкновенной избой, только без палисадника, без длинных рябинок под окнами, без белых яблонь, без лужка с одуванчиками. Вместо лужка под окнами плоским квадратом лежала вышарканная, догола вытоптанная площадка для танцев. На щите возле клуба самодельная, намалеванная линялой синькой афиша: «„Ева хочет спать“. Заграничный увлекательный фильм».
Здоровенный ржавый замок, как на колхозной конюшне, висел на двери.
— Где завклубом? Надо вызвать завклубом! — завопили ребята и, как пескари от мостков, всей стайкой отхлынули к третьей от клуба избе под соломенной крышей, залатанной прозелененным мхом и лишайниками.
— Сима, Сима, Сера-фи-ма! Сима! Сима, Серафима!
Оконце в избе растворилось. Высунулось хорошенькое, с задорным носиком личико.
— Грамотные? Расписание читайте! Клуб закрыт. Вечером к «Еве» открою.
Оконце захлопнулось.
— Ay нас делегация! У нас делегация!
— Врите! — Оконце растворилось.
— Из Долины Роз делегация. Из Болгарии.
— Ах! — ахнула Сима.
Оконце снова с размаху захлопнулось. Немного спустя на крылечко выскочила маленькая рыженькая, с рыженькими бровками, рыженькой челкой Сима, заведующая привольновским клубом, в розовом платье.
— Пожалуйте! Пожалуйте! Милости просим!
Она держала в одной руке довольно внушительный ключ от замка, другую дощечкой тянула Людмилу.
По его черному свитеру, гибкой фигуре, черным шнурочкам бровей она отгадала: он и есть «делегация»! Девчонка в желтом и голубом рядом с ним — сопровождающее лицо.
Сопровождающему лицу Сима кивнула прохладно, а делегата окружила любезностью.
— Пожалуйте, пожалуйте! Не знаю, что и показывать вам! Экспонаты все у нас деревенские. Мельче, чем в районном масштабе, прямо и показывать совестно, так все ограниченно… Ничего волнующего нет! — жеманясь, говорила она, отпирая здоровенный ржавый замочище.
В эту минуту Варя увидела в отдалении знакомый кузов ярко-небесного цвета с брезентовым верхом, вздымающий позади себя столбы пыли. Лазоревый «газик» мчался на всех парах по направлению к клубу и, так как на дорогах Привольного не видно знаков рожка, обведенного кружочком, гудел во всю мочь, поднимая по пути поросячий визг и сумасшедшее кудахтанье кур.
— Вездеглаз! Вездеглаз! — заорали ребята, свистя и махая удочками навстречу лазоревому «газику».
«Газик» подомчал к клубу, уже отмытый и чистенький после утреннего купанья в грязевой луже.
— Стоп, Малыш! — затормозил агроном. — Куда погляжу, мигом все угляжу, — говорил он, высовывая из «газика» под топот и визг ребят сначала длинные ноги, затем вылезая весь, длинный и тощий, в соломенной шляпе.
— Привет, пионер! От «вездеглаза» не скроешься.
— Привет! — ответила Варя. — Странное у вас прозвище. А она здесь. Мы ее встретили.
Агроном столкнул шляпу со лба на затылок.
— Мир приключений! Если не розыгрыш…
— Тише! У меня делегация, тс-с! — озабоченно шикнула Сима. — Пожалуйста, пожалуйста! — так она приглашала Людмила, улыбаясь и настежь распахивая перед ним дверь.
Агроному и Варе небрежней:
— Входите.
И встала на крыльце. Раскинула руки, загораживая вход прочей публике:
— Вы куда? Вы зачем? Дисциплину сначала усвойте! Ну?
Дала им понять, чтоб отчаливали. Разумеется, она шепотом дала им это понять. Они были хитрой и опытной публикой и, не прекословя, остались за дверью. А потом прорвались. Погодили, пока завклубом начнет для делегата лекцию, и по стенке, один за другим, прокатились, и неожиданно Сима-Серафима обнаружила перед собой в полном сборе всю босую компанию. Реагировать не стала, поглощенная лекцией.