Праздник Святого Йоргена

— В старину, — начинает он, — многие знатные мужи нашего города… э-э… вели жизнь весьма греховную.
— Они и сейчас грешат вовсю! — кричит кто-то из толпы, испортив капеллану его многозначительную паузу.
Реплика передаётся из уст в уста и постепенно обходит всех собравшихся на праздник. Волна шёпота и хихиканья прокатывается от первых рядов до последних и вызывает у входа в рощу взрыв безудержного веселья.
Лишь молодые люди и девицы из «башни» вдруг нахмурились, словно им нанесли личное оскорбление.
— Чернь! — заявляет Тимофилла.
— Скоты! — соглашается Герман.
Наконец воцаряется тишина. В толпе происходит лёгкое движение, и два здоровенных служителя отводят куда-то дерзнувшего нарушить тишину… Капеллан собирается с мыслями и продолжает читать евангелие, и этот священный текст помогает паломникам вновь обрести серьёзность.
* * *
А в это время с Виселичного холма спускался странник в запылённой одежде пастуха, в широкополой шляпе и с посохом в руке.
Это был Микаэль Коркис.
«Итак, теперь я — святой Йорген, и после трёхсотлетнего отсутствия возвращаюсь в родной город».
Он прошёл через Крапивный луг, мимо старого водяного насоса и остановился на опустевшей площади Йоргена, возле дворца гроссмейстера.
«Они поставили мне здесь памятник. Что ж, это неплохо. Но город безлюден. Видно, все отправились к собору, чтобы посмотреть на мой плащ».
Так Микаэль вживался в трудную и рискованную роль, которую собирался сыграть в этот, может быть, последний вечер своей жизни.
Солнце медленно заходило за лесистые горы, меж которыми извивалась Курфюрстова дорога.
«А гонца от курфюрста пока ещё нет! Если б он задержался хоть на один день!»
Микаэль вдыхал тёплый вечерний воздух (в последний раз), смотрел на дома (в последний раз). Вся его жизнь словно была озарена золотистым сиянием заката, и скоро, с последними лучами солнца, она померкнет.
А вокруг всё было так торжественно, словно сами улицы стали золотыми, окрашивая золотом быстротечное мгновение жизни. Дома были как жилище мухи-однодневки, и люди были как мухи-однодневки, и сам он был как заблудившаяся однодневка, которая делает последнее усилие, пытаясь украсть ещё один день, чтобы прибавить его к своей несчастной однодневной жизни.
В третий раз зазвонил в роще соборный колокол. Представление началось. Его час настал. Пора.
«Надо будет зайти в мой собор, — подумал он. — Но сначала побреемся».
Он пошёл в цирюльню и велел сбрить себе бороду. Пока его брили, он очень серьёзно расспрашивал изумлённого цирюльника о событиях двухсот-, а то и трёхсотлетней давности.
Цирюльник просто терялся в догадках, а когда странный паломник расспросил, как попасть к собору, и пошёл по Брачной аллее, все, кто был в цирюльне, столпились в дверях, чтобы поглазеть на него. А он всё шёл и шёл, молодой, красивый, властный и в то же время какой-то удивительно замкнутый. И все подмечали, с каким любопытством он смотрит на дома и на людей.
По улицам города в рощу шёл сам святой Йорген. До него доносились звуки труб, и, с детства зная весь ритуал праздника, он мог легко сообразить, какую часть йоргеновской пантомимы разыгрывают сейчас преподобные отцы. Вот заканчивает своё выступление главный капеллан, а потом и его выход…
С трудом прокладывал он себе путь в густой толпе, собравшейся в роще. При этом он настойчиво думал: «В последний раз, когда я был здесь, меня выгнали из города. Триста лет скитался я по белу свету, видел, как рождаются и умирают целые поколения людей, и вот я вернулся!»
  
Возвращение святого Йоргена
 
Главный капеллан кончил. Собравшиеся уже дремали. Теперь они очнулись.
Гремят тромбоны. Гроссмейстер величественно встаёт и звонит в свой серебряный колокольчик, требуя тишины.
— Начинается! — шепчут старые паломники.
— Ключарь! — восклицает гроссмейстер. — Передайте золотые ключи хранителю лестницы.
— Гроссмейстер, ключи переданы!
Сверху раздаётся удар гонга.
— Хранитель лестницы! Отоприте решётку, дабы народ узрел плащ святого Йоргена.
В толпе мёртвая тишина… люди вытянули шеи… позвякивает священный металл…
— Гроссмейстер! Решётка отперта!
Два, удара гонга. В толпе движение. Начинается давка.
— Хранитель сада! Усыпьте лестницу розами!
— Гроссмейстер! Священная лестница усыпана розами.
Три удара гонга, оркестр исполняет бравурный марш. Господа первосвященники встают и с молитвой уходят в боковые врата.
Гроссмейстер остаётся один на опустевшей паперти. Он делает несколько шагов и опускается на колени. Подбегают служки и надевают на коленопреклонённого гроссмейстера роскошный плащ из сверкающего как снег белого шёлка, затем белую шапочку, белые туфли и подают ему белый посох.
Музыка умолкает.
Гроссмейстер весь в белом торжественно выступает вперёд, знаком требует тишины и провозглашает:
— Итак, сейчас вам всем будет бесплатно явлен чудотворный плащ святого Йоргена. Тот, кто пожелает прикоснуться к плащу, пусть обратится в контору соборного секретаря и сдаст ему кружку святого Йоргена с установленной законом суммой денег. Новые кружки с соборной печатью можно купить там же сегодня и в течение двух последующих дней. Так откройте же… Ах да, пока я не забыл: те, что стоят в задних рядах, не напирайте слишком на передние, а то опять покалечите друг друга, как в прошлом году. Кроме того, соборный капитул строжайшим образом запрещает богомольцам влезать на деревья, ведь можно повредить кору, листву и ветви. Так что слезайте, а кто не слезет… Откройте же священные врата!
Играет музыка, звонят соборные колокола, и паломников охватывает суеверный ужас. Главные врата открываются, и на лестницу выбегают пёстро одетые мальчики и девочки с розами и кадильницами. Они радостно поют:
 
 
Малиновому звону
 
внимает весь народ,
 
и капитул священный
 
выходит из ворот.
 
На лестнице крутой —
 
плащ Йоргена святой,
 
тот, что со злобной бранью
 
был предан поруганью.
 
 
Из темноты собора один за другим, словно привидения, появляются первосвященники в белых одеяниях, в высоких золотых шлемах и с длинными золотыми копьями. Они несут синевато-зелёный плащ, весь запятнанный кровью, а гроссмейстер стоит на коленях, воздев к небу руки и творя молитву.
И все паломники, как один, падают на колени. Женщины громко рыдают, мужчины тоже всхлипывают.
Гроссмейстер поднимается с колен и, впадая в экстаз, восклицает:
— Словно облака, проносятся над землёй тысячелетия, но, невзирая на бури времени, соборный капитул неусыпно и стойко охраняет плащ святого Йоргена. О благочестивейшие братья мои первосвященники! Снимите же ваши шлемы, сложите ваши копья и помогите мне призвать нашего великого святого, странствующего по земле.
Господа первосвященники преклоняют колена, а гроссмейстер громогласно восклицает:
— О наш святой покровитель, где бы ты ни странствовал сейчас, услышь призыв наш: святой Йорген!
— Я здесь, — неожиданно отзывается кто-то.
В толпе паника.
— Святой Йорген!
— Я здесь, — повторяет всё тот же голос, и толпа видит человека, который быстро пробирается в толпе коленопреклонённых паломников.
— Святой Йорген! — рычит гроссмейстер как разъярённый медведь.
— Я здесь, — кричит в ответ Микаэль уже у самой лестницы. — Да, это я! Вы сохранили мой плащ? — и прежде чем кто-либо успевает опомниться от страха, он уже стоит па ступенях священной лестницы.
А вокруг него бушует буря возмущения и гнева. На дерзкого святотатца обрушивается град проклятий.
— Он идёт по священной лестнице!
— Он берёт плащ!
— Безрассудный пёс! Разве ты святой Йорген?