Праздник Святого Йоргена

Каждый год в день Йоргена святой, запятнанный кровью плащ выносится из собора для всеобщего обозрения. Об этом даже поётся в песне:
 
 
Плащ лечит бедных и убогих
 
и от парши, и от чесотки,
 
от ран, порезов неглубоких,
 
от дряхлости и от сухотки.
 
 
* * *
Триста лет прошло с тех пор, как Йорген бежал из города. За эти триста лет Йоргенстад превратился в один из самых знаменитых центров паломничества. Круглый год тысячи богомольцев стекаются сюда, чтобы поклониться святым местам, однако самая великая толчея здесь бывает в тот день, когда из собора выносят плащ. Пять курфюрстов и два кардинала со свитою оказали празднику честь своим присутствием, о чём свидетельствуют мемориальные доски, укреплённые на стенах постоялых дворов, где останавливались высокие гости. И да живёт в веках имя старого епископа Домпапа, седовласого скальда Йоргенстада, который посетил праздник на восемьдесят девятом году жизни, а через полтора года скончался от трясучки!
* * *
Итак, на праздник святого Йоргена всегда собирались несметные толпы народу; однако в те годы, когда предстояло назначение новой соборной невесты, здесь творилось нечто совсем невообразимое.
В праздник, о котором идёт речь в настоящей книге, и должно было произойти это знаменательное событие.
Высокое положение невесты святого Йоргена давало ей многие преимущества: брачные покои в соборе, постоянное место в церкви, золочёную карету и весь доход от поместья, расположенного к югу от Милицейской дороги. Когда невеста Йоргена ехала куда-нибудь в золочёной соборной карете, всё вокруг замирало, а крестьяне и горожане соскакивали с повозок и почтительно стояли, пока её святейшество проезжало мимо. Предназначению новой невесты предшествовали яростные стычки между знатнейшими семьями города. И не удивительно! Ведь у невесты Йоргена была лишь одна обязанность: жить в соборе и хранить целомудрие до самой смерти. Но не всем это удавалось. Как гласит история, у благородной Аннатомины фон Корпенштайн был найден в спальне кавалер. Обоих примерно наказали: легкомысленную Аннатомину и её кавалера зашили в мешок и бросили в ров, который с той поры называют «Брачный пруд».
В дальнейшем подобные происшествия не повторялись, ибо невесту всё чаще выбирали из числа умудрённых годами старых дев, принадлежащих к самым аристократическим семьям.
Высокородные претендентки на руку и сердце святого Йоргена вели между собой ожесточённую, хотя и неприметную для постороннего глаза борьбу. Как следует из записей, хранящихся в городском архиве, две благородные старые девы — Марта фон Скрэп и Мэтта Эддерворм испустили дух в один и тот же день, послав друг другу в знак дружбы отравленные вишни и другие маленькие знаки внимания.
Но как бы ни были сами по себе прискорбны эти факты, они ни в коей мере не умаляли славы и значения йоргеновских торжеств; пожалуй, даже наоборот, они придавали этим торжествам особый блеск, наполнявший радостью сердца как верующих, так и неверующих. В те времена, о которых повествуется в настоящей книге (семнадцатый год правления курфюрста Иоганна Жирного), Йоргенстад достиг вершины своей славы. В нём насчитывалось четыре церкви, двадцать три постоялых двора, семь публичных домов, четырнадцать гончарных мастерских, тридцать семь портновских мастерских, одна виселица и два кладбища, старое и новое, причём старое почему-то называлось «Девичий рай».
Однако с некоторых пор над городом нависла новая страшная опасность: сомнение, свободомыслие, скептицизм! А ведь для города, который живёт только верою, нет ничего опаснее сомнения.
И эти роковые симптомы появились не среди паломников, крестьян или горожан, а среди задающей тон золотой молодёжи, знатной, богатой и праздной.
Образовался небольшой кружок, члены которого собирались по вечерам в «башне», роскошном дворце главного секретаря на углу переулка Роз и переулка Первосвященников, старейшем и красивейшем здании города. И душой этого кружка была дочь самого гроссмейстера, юная, гордая и прекрасная Олеандра.
Вечером, когда все добропорядочные горожане уже лежали в постелях, натянув перины до самого носа, и молились святому Йоргену, благочестивую тишину города вдруг нарушали смех и звон бокалов, доносящиеся из «башни». Случайные прохожие нередко часами стояли возле «башни», слушая, как юные кавалеры и их дамы изощряются в остротах, издеваясь над паломниками, плащом Йоргена, невестой Йоргена и даже над самим святым Йоргеном.
Всё это вызывало досаду и негодование многих почтенных горожан, и лишь из уважения к господам первосвященникам они старались не обращать внимания на проделки высокородных недорослей. И тем не менее за несколько дней до праздника святого Йоргена разразился скандал, который переполнил чашу их терпения.
Около полуночи вся честная компания провожала домой гордую Олеандру и её сестру — весёлую хохотушку Розу. Вскоре они подошли к гроссмейстерскому дворцу, стоящему на площади против статуи Йоргена. От выпитого все пришли в радостно-приподнятое настроение, а выпито было немало… Так вот, стоя на каменном крыльце отчего дома, юная Олеандра обратилась к достопочтенной статуе с речью, в которой святого Йоргена называла старым чучелом, а паломников — идиотами. Затем благородные юноши и девы взялись за руки и, передразнивая кривобоких и увечных богомольцев, повели вокруг статуи хоровод. При этом они громко распевали старинный псалом:
 
 
Скажи, о Йорген, нас любя,
 
что б стало с нами без тебя!
 
 
— Смотрите, проповедник идёт, — шепнула Роза. — Он как раз вовремя.
— Это исторический миг, — сказала Тимофилла и рассмеялась.
Ночные сторожа, разумеется, не стали связываться со знатными шалопаями и презрительно ухмылялись, глядя на эту сцену. А развесёлые молодые люди успокоились лишь после того, как пропели все двадцать пять куплетов псалма и отпустили положенное число острот насчёт Йоргена и его будущей невесты (выбор у Йоргена был невелик: дочь казначея, хромая сорокавосьмилетняя Аврелия, и дочь хранителя плаща, пятидесятитрёхлетняя Лобелия, у которой осталось только два зуба). Олеандра и Роза легли спать, а остальные кавалеры и девицы отправились по домам, в свои роскошные дворцы.
  
Олеандра
 
Слухи об этой чудовищной ночной оргии повергли всех истинно верующих в ужас. «Дочь самого гроссмейстера! — шептали на улицах и площадях. — Да ещё накануне святого праздника! Дочь самого гроссмейстера! Видно, недолго нам осталось ждать: скоро вернётся Йорген!»
Но хуже всего то, что возмутился весь деловой мир. Ещё бы! От подобных скандалов могла пострадать репутация города и всего праздника. Нужно было срочно принять какие-то меры. И тогда горожане направили к гроссмейстеру депутацию, которая изложила ему все обстоятельства дела.
Дрожа от гнева, он вошёл в комнату дочери. Гордая Олеандра лежала на диване и полировала ногти.
— Олеандра, дочь моя! Ты вольнодумствуешь?
— Что такое, папа? — спросила Олеандра, поднимая на него глаза.
— Встань, когда я с тобой разговариваю! Ты называла паломников идиотами?
— Господи, разве это не так?
Гроссмейстер не стал возражать.
— Ты называла святого Йоргена, покровителя нашего города, чучелом?
— Да, и не раз!
— Ты называла плащ святого Йоргена старым халатом?
— Называла!
— А святое евангелие от Йоргена чепухой с начала и до конца?
— Ну конечно, папочка! Да ты сам посуди: разве может простой жилет ни с того ни с сего превратиться в дорогой плащ? И как вы можете болтать подобную ерунду?