Король пепла

— Я здесь, — прошептала она, словно угадав направление его мыслей.
Она понимала недоверие своего сына. Она оставляла ему время, чтобы свыкнуться с ее присутствием, давая ему право разглядеть возможный обман, с тем чтобы он мог доверять ей, не будучи к этому принужденным.
— Где мы? — просто спросил он.
— В тебе.
Он покачал головой.
— Но молния? Куда она меня ведет?
— Сюда. Пока что на эту поляну.
Януэль нахмурился. Приподнявшись на одном локте, он настойчиво повторил:
— Куда мы направляемся, мать? Я должен добраться до Каладрии. Ты должна мне помочь. Зименц держит меня пленником.
— Я знаю.
Она вздохнула, и воды ее глаз завертелись в водовороте. Она сняла руку с его лба и добавила:
— Я должна поговорить с тобой.
Януэль выпрямился и прижал колени к груди. Он прислонился к стволу и пристально посмотрел на мать.
— Ты не воспоминание. Мне кажется, что я тебя на самом деле вижу… что ты здесь, со мной, что ты знаешь, что произошло. Как будто ты была жива.
— Я живу в тебе с самого начала.
— Нет, в тот вечер, когда пришли харонцы, они убили тебя. Ты отдала за меня свою жизнь.
— Я не могу умереть, я — Волна.
— Но тогда почему ты не такая, как Фарель? Почему твое тело не прозрачно, как его?
— Мы находимся в твоем сознании, Януэль. Здесь я принимаю тот облик, который мне подходит.
— Я так не думаю. Ты не могла бы показать мне свои глаза. Какой смысл обманывать меня в остальном?
Она отвернулась и поправила складку на своем платье.
— Я Мать Волн, этого достаточно.
Януэль понял, что настаивать бесполезно. По крайней мере сейчас.
— Тогда объясни мне. Почему ты рядом со мной? Почему Зименц не осмеливается показаться? Это он руководит тобой? Может, он говорит твоими устами…
— Нет. Ни он, ни кто-либо другой. Лишь я.
— Во имя чего я должен тебе верить?
— Не важно, веришь ли ты мне. Это ничего не меняет.
— Тогда почему ты появилась именно сейчас?
— Ты рассержен?
— Да, — сказал он, обняв руками колени. — Да, я думаю, что рассержен. Ты утверждаешь, что живешь во мне. Почему ты ждала так долго, прежде чем заговорить со мной?
Она лишь неясно улыбнулась и указала на дубовую рощу.
— Тебе знакомо это место?
— Нет, — ответил он более сухо, чем хотел.
— Я люблю иногда возвращаться сюда. Здесь все так спокойно.
— Однако там собирается гроза.
Она отвергла его возражение жестом руки.
— Это потому, что мы путешествуем в молнии. В это самое мгновение. Твое сознание не может от этого отвлечься.
— Ты избегаешь говорить прямо. Ответь мне, почему ты вернулась только сейчас?
— Ты изменился, твои слова резки. Ты слишком долго жил среди мужчин.
— Перестань. Не упрекай меня в том, что я вырос.
— Я ни в чем тебя не упрекаю. Ты сыграл ту роль, что я тебе предназначила.
— Сыграл? — воскликнул фениксиец.
Она проигнорировала его протест и огляделась вокруг.
— Знаешь, я здесь родилась. Под покровом этого леса, к северу от Берега Пегасов. Мне хотелось показать его тебе, разделить его с тобой.
Януэль окинул поляну неприязненным взглядом.
— Волны стеклись сюда, — продолжала она, — проникли на эту поляну, образовали круг и создали меня, чтобы слиться во мне воедино.
— Я знаю.
Тень недовольства скользнула по лицу его матери.
— Нет, — сказала она с улыбкой, — ты ничего не знаешь. Ты видел лишь поверхность вещей. Как и у моря, у Волн есть бездны. И я хочу рассказать тебе о своей, — на одном дыхании произнесла она.
Гроза приближалась. Вспышка, более яркая, чем все предыдущие, залила поляну белым тревожным светом.
— Мы приближаемся, — сказала она, подняв глаза к небу.
— Не скажешь ли, к чему?
Ее зрачки сузились, и оживлявшее их течение ускорилось.
— Имей терпение, я…
— Да перестань же, черт возьми! — вскричал он.
Движимый гневом, он встал; его щеки пылали.
— Я твой сын, — провозгласил он, указывая пальцем на грудь. — Януэль, сын Волны. Я люблю тебя, я тысячи раз мечтал об этом мгновении и…
— Сядь, — сказала она твердым голосом. — Ты разочарован, это можно понять, но ты должен научиться слушать.
— Я только этим и занимался в течение многих лет, — возразил он, все еще стоя. — Я слушал наставников, с которыми ты спала в твоем фургончике, слушал мэтров фениксийцев, слушал Феникса…
Лицо его матери исказилось:
— С которыми я спала? — резко бросила она. — Никогда больше не произноси это слово, когда говоришь обо мне. Даже не пытайся узнать, что я испытала. И тем более не пытайся понять, как я страдала при каждом объятии. Может быть, ты думаешь, что если я Волна, то я ничего не чувствовала, когда эти свиньи проникали в меня и забавлялись с моим телом? Ты полагаешь, что я отдавалась с удовольствием, так?
В ее глазах Волна ревела шумными потоками. Она схватила его за руку и заставила его сесть.
— Мое тело соглашалось, но моя душа выла. Я отдала себя миссии, которая завладела мной, но я существую, Януэль, понимаешь ли ты это? Я существую по ту сторону создавших меня Волн. Здесь нет места сказкам или волшебству, которое смогло бы стереть воспоминание об этих телах, наваливавшихся на мое. Я не забыла ни единого лица, ни единого запаха, не забыла смеха, раздававшегося вокруг костра, когда они рассказывали о своих подвигах и о моем (мнимом) аппетите. Лишь некоторые из них не позволили мне отступиться, было несколько встреч, спасших мою душу и убедивших меня в том, что подобному страданию стоило посвятить себя. Но мне пришлось спать со всеми этими солдатами. В течение многих лет меня брали силой, и я вынуждена была каждую ночь делать вид, что мне это нравится. Не говори мне о любви, Януэль. Никогда больше. Я уже давно перестала любить мужчин.
Януэль, глубоко потрясенный, молчал. Насколько он помнил, его мать казалась счастливой, хотя иногда и начинала рыдать без видимой причины. Она права, он никогда не думал, что она могла страдать.
Поток в ее глазах успокоился. Она отвела прядь, спадавшую ей на щеку, и положила руку на его колено.
— Ты один из тех немногих, кого я научилась любить. И ты тоже не должен забывать об этом.
В тот момент Януэль не нашелся что ответить. Несмотря на то что он начинал осознавать, какую жертву принесла Мать Волн, он также понимал, что это признание сблизило их, так как она вновь перевоплощалась, она вновь становилась той женщиной, которую затмили откровения капитана.
— Ты поможешь мне достичь Каладрии? — спросил он наконец.
— Ты этого хочешь?
— Ну конечно!
— Почему?
Януэль пришел в замешательство. Тон, которым это было сказано, был очень странным. Ему вновь пришла в голову мысль, что все это лишь инсценировка Зименца.
— Это странный вопрос, мать… Когда меня одолевали сомнения, я думал о тебе, о твоей силе. Я тебя люблю, и для меня важно, чтобы ты была рядом со мной, вот и все.
— Но почему ты хочешь ехать в Каладрию?
— Белые монахи должны завершить мое образование.
— Ты считаешь, что это необходимо?
— Да, — убежденно сказал он. — Меня никто не учил, как возродить Фениксов, окруживших Харонию.
— Ты действительно этого желаешь?
— Разрушить Харонию?
— Да. Это в самом деле то, что ты хочешь?
— Разумеется!
— Но ты чувствуешь, что еще не готов, не так ли?
— Нет, конечно нет.
— А если каладрийцы ничего для тебя не смогут сделать, ты все равно пойдешь в Харонию?
— Полагаю, что да, — у меня нет выбора.
— Ты ошибаешься, выбор за тобой.
Лицо фениксийца помрачнело.
— Выбор? Если я сейчас отступлюсь, я обреку Миропоток на гибель.
— Другие могут окончить то, что ты начал.
— На что ты намекаешь? Что я не способен дойти до конца?
— Я на это не намекаю, я в этом уверена.
Его черты исказились. Мать Януэля сделала вид, что ничего не заметила, и смахнула несуществующую пылинку с подола платья. Затем она пристально на него посмотрела.