P.S. Я все еще люблю тебя (ЛП)
***
Конечно же, когда мы добираемся до тети Кэрри и дяди Виктора, ни на ком из других кузенов нет ханбока, и Китти практически багровеет от усилия не накричать на папу. Мы с Марго тоже бросаем на него косые взгляды. Не особенно удобно сидеть весь день в ханбоке. Но когда бабушка одаривает меня одобряющей улыбкой, это стоило всех неудобств и недовольств.
Пока мы снимаем обувь и пальто у входной двери, я шепчу Китти:
– Может быть, взрослые дадут нам побольше денег за наряд.
– Девочки, вы так мило выглядите, – говорит тетя Кэрри, обнимая нас. – Хейвен отказалась надеть свой!
Хейвен закатывает глаза.
– Мне нравится твоя стрижка, – обращается она к Марго. У нас с Хейвен разница всего лишь в несколько месяцев, но она считает себя намного старше меня. Она всегда пытается подлизаться к Марго.
Мы начинаем с поклонов. По корейским обычаям, в первый день Нового года принято кланяться старшим и желать им удачи в новом году, а взамен они дают деньги. Порядок начинается от старших к самым младшим, так что будучи самой старшей из взрослых, бабушка первой садится на диван, а тетя Кэрри с дядей Виктором кланяются ей, за ними папа, и так по очереди до Китти, которая младше всех. Когда наступает папина очередь садиться на диван и получать поклоны, место на кушетке рядом с ним пустует, как и каждый первый день Нового года со смерти мамы. У меня ноет в груди от вида его, сидящего там в одиночестве, храбро улыбающегося и раздающего десятидолларовые купюры. Бабушка многозначительно ловит мой взгляд, и я знаю, что она думает о том же. Когда подходит моя очередь кланяться, я опускаюсь на колени, сложив руки перед своим лбом, и клянусь, что в следующем году не увижу папу одного на той кушетке.
Мы получаем десять долларов от тети Кэрри и дяди Виктора, десять – от папы, десять – от тети Мин и дяди Сэма, которые на самом деле не тятя с дядей, а троюродные кузены (или внучатые племянники? В общем, они мамины кузены), и по двадцать от бабушки! Мы не получили больше за ханбоки, но, в целом, собрали неплохо. В прошлом году все тетушки и дядюшки раздавали только по пять долларов.
Далее мы принимаемся за суп из рисовых оладий, на удачу. Тетя Кэрри так же приготовила лепешки с черным перцем и настаивает, чтобы мы попробовали хотя бы одну, однако никто не хочет. Близнецы, Гарри и Леон, – наши троюродные братья? Или внуки двоюродных кузенов? – отказываются есть суп или лепешки с перцем, поэтому едят куриные наггетсы в комнате с телевизором. За столом недостаточно места, так что мы с Китти едим за кухонной стойкой. Отсюда нам слышно, как все смеются.
Начиная есть суп, я загадываю желание. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть у меня с Питером все получится».
– Почему моя тарелка супа всегда меньше, чем у всех остальных? – шепчет мне Китти.
– Потому что ты самая маленькая.
– А почему нам не дали кимчи?
– Потому что тетя Кэрри думает, что он нам не нравится из-за того, что мы не чистокровные кореянки.
– Пойди и попроси немного, – шепчет Китти.
Я так и делаю, в основном потому, что сама тоже хочу.
***
Пока взрослые пьют кофе, Марго, Хейвен и я поднимаемся наверх в комнату Хейвен, и Китти увязывается за нами. Обычно она играет с близнецами, но на этот раз забирает йоркширского терьера тети Кэрри, Смитти, и следует за нами наверх, как одна из девушек.
У Хейвен на стенах постеры инди рок-групп, о большинстве из которых я никогда не слышала. Она всегда их меняет. Этот – новый, Белль и Себастьян в печати с высоким разрешением. Похоже на джинсовую ткань.
– Круто, – говорю я.
– Я как раз собиралась его сменить, – отвечает Хейвен. – Можешь взять, если хочешь.
– Все нормально, – говорю я ей. Знаю, она предлагает мне его только для того, чтобы почувствовать свое превосходство надо мной, что в ее стиле.
– Я возьму, – произносит Китти, и Хейвен на секунду хмурит лицо, но Китти уже сдирает его со стены. – Спасибо, Хейвен.
Мы с Марго смотрим друг на друга и стараемся не улыбаться. У Хейвен никогда не хватало терпения на Китти, и это чувство крайне взаимно.
– Марго, ты бывала на каких-нибудь шоу с тех пор, как уехала в Шотландию? – спрашивает Хейвен. Она плюхается на кровать и открывает свой ноутбук.
– Не совсем, – отвечает Марго. – Я была занята уроками. – Марго не большой любитель живой музыки. Она глядит на телефон, подол ханбока раскрывается веером вокруг нее. Она – единственная из нас, девушек Сонг, все еще полностью одета. Я сняла свой жакет, так что сижу просто в комбинации и юбке, а Китти сняла и жакет и юбку, и теперь просто в майке и шароварах.
Я сажусь на кровать рядом с Хейвен, так, чтобы она могла показать мне фотографии с их отпуска на Бермудах в Инстаграме. В то время как она пролистывает новости, всплывает фото с лыжной поездки. Хейвен состоит в Шарлотсвилльском Молодежном оркестре, так что она знает людей из разных школ, в том числе и из моей.
Я не могу удержаться, чтобы не выдать вздоха, когда вижу ее – фотографию нашей группы в автобусе в последнее утро. Питер обнимает меня и шепчет что-то на ухо. Жаль, я не помню, что именно.
Совершенно удивленная Хейвен поднимает глаза и говорит:
– О, эй, Лара Джин, это же ты. Откуда это?
– Со школьной лыжной поездки.
– Это твой парень? – спрашивает меня Хейвен, и я вижу, что она впечатлена, но старается не подать вида. Как бы мне хотелось ответить «да». Но…
Китти подбегает к нам и смотрит через наши плечи.
– Да, и он самый сексуальный парень, которого ты видела в своей жизни, Хейвен, – она произносит это как вызов. Марго, которая листает свой телефон, поднимает глаза и хихикает.
– Ну, это не совсем правда, – уклончиво отвечаю я. То есть, он самый сексуальный парень, которого когда-либо в своей жизни видела я, но не знаю, с какими людьми учится Хейвен.
– Нет, Китти права, он сексуальный, – признает Хейвен. – Как бы, как ты его заполучила? Без обид. Я просто думала, что ты из типа не-ходящих на свидания.
Я хмурюсь. Тип не-ходящих на свидания? Что это еще за тип? Маленького грибочка, который сидит дома в полутемной комнате, обрастая мхом?
– Лара Джин много ходит на свидания, – преданно добавляет Марго.
Я краснею. Я никогда не ходила на свидания, даже Питер едва ли считается, но я благодарна за ложь.
– Как его зовут? – спрашивает меня Хейвен.
– Питер. Питер Кавински. – Даже произносить его имя сродни хранимому в памяти удовольствию, чему-то, что смакуешь в предвкушении, подобно дольке шоколада, растворяющегося на языке.
– Ооо, – произносит она. – Я думала, он встречался с той хорошенькой блондинкой. Как ее имя? Дженна? Разве вы, девочки, не были лучшими подругами, когда были маленькими?
Я чувствую укол в сердце.
– Ее зовут Женевьева. Мы когда-то были друзьями, но больше нет. Да и с Питером они расстались уже некоторое время назад.
– Итак, как давно вы с Питером вместе? – спрашивает меня Хейвен. У нее в глазах недоверчивое выражение, будто она верит мне только на девяносто процентов, оставляя десять на сомнения.
– Мы начали тусоваться в сентябре. – По крайней мере, это правда. – Но прямо сейчас мы не вместе, у нас вроде как перерыв… Но я… настроена оптимистично.
Китти тычет меня в щеку, делая ямочку своим мизинцем.
–Ты улыбаешься, – говорит она, и тоже улыбается, прижимаясь ближе ко мне. – Помирись с ним сегодня, ладно? Я хочу Питера назад.
– Все не так просто, – отвечаю я, хотя, возможно, так и есть?
– Уверена, ты все усложняешь. Ты все еще очень ему нравишься. Просто скажи ему, что и он тебе все еще нравится, и бум. Вы снова вместе. И все будет так, словно ты никогда не выгоняла его из нашего дома.
Глаза Хейвен становятся еще шире.
– Лара Джин, это ты порвала с ним?