Журнал «Если», 2002 № 10
— В конце концов, мы получили полный отчет из отдела Исследований, прежде чем что-то планировалось, — вступает одна из центрально-европейских групп. — А сейчас уже невозможно отозвать Команду. Слишком поздно.
— При всем уважении к отделу Исследований, — вступаю я, — на других галактиках мы не встречали такого уровня развития. При поверхностных контактах этого не определить. Здесь — истинная чувствительность. Они не станут приспосабливаться.
— А через цикл-другой с ними вообще сладу не будет, — парирует Галапагос. — Ничего не поделаешь. Нам некуда идти. Вы знаете, сколько времени потрачено на поиски этой планеты. Надеюсь, вы не забыли, что наша погибает? Предлагаете остаться бездомными?
— Время еще есть, — перебиваю я. — Мы всегда сможем прийти в следующем цикле, если понадобится. И я убежден: к этому времени они смогут нас принять. Это будет даже интересно — они так похожи на нас. Во многом. Уберите лишний палец, исправьте строение уха, и окажется, что в некоторых вещах они даже впереди нас. Взять хотя бы те звуки, которые они называют музыкой…
— Мы согласны с Центральной Америкой.
Это встают африканские группы.
— Нет никакого сомнения в их чувствительности. Ей нужно позволить развиться, прежде чем мы начнем мигрировать сюда. Они смогут понять… принять нас.
— Согласен! — говорит Крайний Север.
— Если мы собираемся все отменить, — вступает лидер Команды Захвата, — это нужно сделать немедленно. Давайте голосовать.
Голосование мы провели, хотя был момент, когда все держалось на волоске. Однако пришлось задержаться до самой пятницы, вырабатывая детали отхода.
Я добираюсь до аэропорта, выжатый, как лимон, едва держась на ногах.
Он здесь! Вечный Путешественник. Прислонился к стойке бара. И вяло приподнимает руку в приветствии.
— Хелло, — киваю я. — Это совпадение или кто-то за кем-то следит?
Он улыбается, показывая широкий прогал в верхних зубах.
— Чистое совпадение. Поверьте, такое бывает, и нередко.
Я сигналю бармену, чтобы подал пиво.
— Думаете, совпадение?
— О, да, — кивает он, — когда попутешествуете побольше, сразу поймете, о чем я. То и дело натыкаешься на знакомых.
— Как идут дела? — спрашиваю я, потянувшись к кружке.
— Заключил пару шикарных сделок! Представляете, на этой неделе акции поднялись на шестьдесят пунктов!
— И не говорите!
— Еще бы! Для меня это означает три тысячи баксов! Кстати, куда вы теперь? Обратно в Чикаго?
— Нет. В другом направлении.
— Жаль, — тянет он, прежде чем осушить стакан и стукнуть им о стойку с долгим громким вздохом удовольствия. — Могли бы снова сесть вместе.
Он легко соскальзывает со стула и поднимает «дипломат».
— Но мы обязательно увидимся снова. Извините, мне пора.
Я смотрю, как он идет по проходу, сворачивает налево и сливается с потоком плеч и голов, багажа, двигающихся к летному полю. Мне тоже жаль расставаться с ним. Он словно стал частью обстановки. Но перед тем, как попрощаться, был миг, когда он взглянул на меня, будто хотел сказать что-то, и я понял: он такой же коммивояжер, как я — венерианский пастух.
И эта его история — чистая фантастика, хоть людям и удалось выиграть сто семьдесят два года. Не было никакого Френка. И Билла. Да и Ролфа тоже, вместе с новоорлеанским баром. А был ли глухой? Возможно. Кто знает?
Филип Дик
ОСОБОЕ МНЕНИЕ
Иллюстрация Алексея ФИЛИППОВА1.Я лысею… — вдруг подумалось Андертону. — Лысею, толстею и старею». Эта мысль пришла ему в голову сразу, как только он взглянул на молодого человека, входящего в его кабинет. Но вслух комиссар, конечно, ничего подобного не сказал. Просто отодвинул кресло, решительно поднялся и вышел из-за стола с дежурной улыбкой, протягивая руку.
— Уитвер? — как можно более приветливо осведомился он, энергично пожимая руку молодому блондину и улыбаясь еще шире с напускным дружелюбием.
— Так точно! — откликнулся тот с ответной улыбкой. — Но для вас, комиссар, я попросту Эд. То есть если мы оба не в восторге от пустых формальностей, как я надеюсь?
Выражение юного самоуверенного лица не оставляло сомнений, что вопрос уже исчерпан раз и навсегда: отныне здесь пребудут только Джон и Эд, добрые друзья и коллеги с самого начала. Андертон поспешил сменить тему, игнорируя чрезмерно дружелюбную увертюру.
— Как добрались, без хлопот? Некоторые слишком долго нас ищут.
«Боже праведный, а ведь он наверняка что-то задумал…» — пронеслось у комиссара в голове. Страх прикоснулся к его сердцу холодными пальцами, и Андертон тут же начал обильно потеть. Уитвер непринужденно сунул руки в карманы и с любопытством прошелся по кабинету, разглядывая всю обстановку так, словно примерял ее на себя. Не мог, что ли, переждать хотя бы пару деньков ради простого приличия?!
— Без проблем, — с беспечной рассеянностью ответил Уитвер. Он остановился перед стеллажами, забитыми массивными папками, и жадно впился глазами в досье. — Кстати, я пришел к вам не с пустыми руками, комиссар… У меня есть собственные соображения насчет того, как работает концепция допреступности.
Руки Андертона немного дрожали, когда он принялся раскуривать трубку.
— Да? И как же, любопытно узнать?
— В принципе, неплохо, — сказал Уитвер. — То есть даже очень хорошо.
Андертон пробуравил его пристальным взглядом, но юноша выдержал этот взгляд достойно.
— Это ваше личное мнение, надо понимать?
— Не только, — сказал Уитвер. — Сенаторы весьма довольны вашей работой, я бы даже сказал, полны энтузиазма… То есть насколько это вообще возможно для стариков, — подумав, добавил он.
Внутренне Андертон передернулся, но сохранил внешнее спокойствие, хотя далось ему это нелегко. Интересно, что этот Уитвер думает на самом деле? Какие потаенные мысли копошатся в его аккуратно подстриженной ежиком голове? Глаза у него ясные, пронзительно голубые, в них светится ум, что ничего хорошего не сулит. Уитвер отнюдь не дурак и, вполне понятно, преисполнен амбиций.
— Насколько я понял, — начал Андертон осторожно, — вы мой ассистент, пока я не выйду в отставку. А после вы замените меня на посту комиссара.
— Я тоже так понял, — ответил Уитвер, не задумываясь. — Это может случиться в нынешнем году или в следующем, а может, и через десять лет.
Трубка едва не выпала из непослушных пальцев комиссара.
— Я пока еще не собираюсь на пенсию, — сухо вымолвил он. — Допреступность — это мое собственное детище, и я буду заниматься своим делом столько, сколько захочу. Все зависит исключительно от моего желания.
Уитвер спокойно кивнул, его лицо не выражало ничего, кроме полной безмятежности.
— Само собой разумеется, комиссар.
Андертон, слегка расслабившись, изобразил свою дежурную улыбку:
— Лучше сразу расставить все точки над «i», не так ли?
— Да, и с глазу на глаз, — согласился Уитвер. — Вы — мой начальник, ваше слово — закон! Вот мой единственный ответ. Но не могли бы вы, — сказал он с видимой искренностью, — лично ввести меня в курс здешних дел? Мне бы хотелось освоиться как можно скорее.
Когда они вышли в освещенный желтым светом коридор со множеством дверей, Андертон сказал Уитверу:
— Полагаю, с теорией допреступности вы уже знакомы. Стоит ли говорить о ней сейчас?
— Я знаю лишь то, что известно всему свету, — ответил его новоиспеченный ассистент. — Используя мутантов-ясновидцев, вы просто и эффективно покончили с традиционной пенитенциарной системой, когда преступника подвергали наказанию после его криминального деяния, а не до такового. Однако наказание post factum, как свидетельствует многовековая практика, никогда не являлось надежным средством профилактики преступлений. И уж тем более не воскрешало убитых и не утешало их родственников и друзей.
