Фантастика 1968

Знакомый до отвращения баритон разъясняет заключенным всю глубину их падения. От этого голоса не уйдешь и не спрячешься. Его не удается попросту исключить из сознания, как окрики надсмотрщиков. Кажется, уже удалось начать думать о чем-то совсем ином, чем лагерная жизнь, и вдруг неожиданное изменение громкости вновь напрягает внимание. И так три раза: вечером перед сном, ночью сквозь сон и утром за пять минут до пробуждения. Три раза, потому что здесь каторга, а не санаторий.
Арп лежит, закрыв глаза, и старается думать о хлопковых полях. Зарядка уже кончилась, но ему мешает ритмичное постукивание в перегородку между ячейками. Опять этот псих.
— Ну, чего тебе?! — произносит он сквозь сложенные трубкой руки, прижатые к перегородке.
— Выйди в уборную.
Арп сам не понимает, что заставляет его спуститься вниз и направиться к арке, откуда слышится звук льющейся воды.
В уборной жарко ровно настолько, чтобы нельзя было высидеть больше двух минут… С него сходит семь потов, раньше чем появляется новенький.
— Хочешь бежать?
— Пошел ты!..
Арп Зисто — стреляный воробей, знает все повадки стукачей.
— Не бойся, — снова торопливо шепчет тот, — Я тут от Комитета Освобождения. Завтра мы попытаемся вывезти и переправить в надежное место первую партию. Ты ничего не теряешь. Вам дадут яд. Если побег не удастся…
— Ну?
— Примешь яд. Это же лучше, чем смерть на хлопковых полях. Согласен?
Неожиданно для самого себя Арп кивает головой.
— Инструкции получишь утром, в хлебе. Будь осторожен.
Арп снова кивает головой и выходит.
Первый раз за десять лет он настолько погружен в мечты, что пропускает мимо ушей вторую и третью зарядки.
Арп Зисто последним стоит в очереди за завтраком. Теперь его место в конце хвоста. Всякий, кто освобожден от работы, получает еду позже всех.
Верзила-уголовник, раздающий похлебку, внимательно смотрит на Арпа и, слегка ухмыльнувшись, бросает ему кусок хлеба, лежавший отдельно от других.
Расправляясь с похлебкой, Арп осторожно крошит хлеб. Есть! Он прячет за щеку маленький комочек бумаги.
Теперь нужно дождаться, пока колонна уйдет на работу.
Команда встать. Арп выходит из столовой в конце колонны и, дойдя до поперечной галереи, поворачивает влево. Остальные идут прямо.
Здесь, за поворотом, Арп в относительной безопасности. Дневальные — на уборке бараков, для смены караула еще рано.
Инструкция очень лаконична. Арп читает ее три раза и, убедившись, что все запомнил, вновь комкает бумажку и глотает ее.
Теперь, когда нужно действовать, его охватывает страх.
Он колеблется. Смерть на хлопковых полях кажется желанной по сравнению с угрозой пытки.
«Яд!»
Воспоминание о яде сразу успокаивает. В конце концов действительно, что он теряет?!
Страх, противный, липкий, тягучий страх, приходит вновь, когда он предъявляет удостоверение об освобождении от работы часовому на границе зоны.
— Куда?
— К врачу.
— Иди!
Арпу кажется, что его ноги сделаны из ваты. Он медленно бредет по галерее, ощущая спиной опасность. Сейчас, раздастся окрик и за ним автоматная очередь. Стреляют в этих случаях по ногам. За побег — смерть под пыткой. Нельзя лишать заключенных такого назидательного зрелища, здесь каторга, а не санаторий.
Поворот!
Арп поворачивает за угол и прислоняется к стене. Он слышит удары своего сердца. Ему кажется, что сейчас он выблюет этот трепещущий комок вместе с горечью, поднимающейся. из желудка. Холодная испарина покрывает тело. Зубы выстукивают непрерывную дробь. Вот так, под звуки барабана, ведут пойманных беглецов на казнь.
Проходит целая вечность, прежде чем он решается двинуться дальше.
Где-то здесь, в нише, должны стоять мусорные баки. Арп еще раз в уме повторяет инструкцию. Снова появляется сомнение. А вдруг все подстроено? Он залезет в бак, а тут его и прихлопнут! И яда никакого нет. Дурак! Не нужно было соглашаться, пока в рукаве не будет яда. Болван! Арп готов биться головой о стену. Так попасться на удочку.
Вот и баки. Около левого кто-то оставил малярные козлы. Все как в записке. Арп стоит в нерешительности. Пожалуй, самое правильное — вернуться назад.
Внезапно до него доносятся громкие голоса и лай собаки. Обход! Думать некогда. С неожиданной легкостью он взбирается на козлы и оттуда прыгает в бак.
Голоса приближаются. Он слышит хрип пса, рвущегося с поводка, и стук кованых сапог.
— Цыц, Гар!
— В баке кто-то есть.
— Крысы, тут их полно.
— Нет, на крыс он лает иначе.
— Глупости! Пошли! Да успокой ты его!
— Тихо, Гар!
Шаги удаляются.
Теперь Арп может осмотреться в своем убежище. Бак наполнен всего на одну четверть. О том, — чтобы вылезти из него, нечего и думать. До верхнего края расстояние в два человеческих роста. Арп проводит рукой по стенке и нащупывает два небольших отверстия, о которых говорилось в записке. Они расположены в выдавленной надписи «Трудовые лагеря», опоясывающей бак. Через эти отверстия Арпу придется дышать, когда захлопнется крышка.
Когда захлопнется крышка. Арп и без этого чувствует себя в ловушке. Кто знает, чем кончится вся эта затея. Что за Комитет Освобождения? В лагере ничего о нем не было слышно. Может, это те самые ребята, которые тогда помогли ему дезертировать? Зря он их не послушался и пошел навестить мать. Там его и застукали. А ведь не будь он таким болваном, все могло бы быть иначе.
Снова голоса и скрип колес. Арп прикладывает глаз к одному из отверстий и успокаивается. Двое заключенных везут бадью с отбросами. Очевидно, дневальные по сектору. Они не торопятся. Присев на тележку, докуривают по очереди окурок, выброшенный кем-то из охраны. Арп видит бледные струйки дыма, и рот его наполняется слюной. Везет же людям!
Из окурка вытянуто все, что возможно. Бадья ползет вверх. Канат, который ее тянет, перекинут через блок над головой Арпа. Арп прикрывает голову рунами. На него вываливается содержимое бадьи.
Только теперь, когда заключенные ушли, он замечает, до чего гнусно пахнет в его убежище.
Отверстия для дыхания расположены немного выше рта Арпа. Ему приходится сгрести часть отбросов себе под ноги.
Сейчас нужно быть начеку. Приборка кончается в десять часов. После этого заполненные мусорные баки отправляют наверх.
Неизвестно, откуда она взялась, широкая неструганая доска, перемазанная известкой. Один конец ее уперся в стенку бака у дна, другой лег немного выше головы Арпа. Доска, как и козлы, — свидетельство чьего-то внимания к судьбе беглеца. Особенно Арп это чувствует теперь, когда острый металлический орут проходит сквозь толщу отбросов, натыкается на доску и планомерно ощупывает ее сверху донизу. Не будь этой доски… Кажется, осмотр никогда не кончится.
— Ну, что там? — спрашивает хриплый старческий голос.
— Ничего, просто доска.
— Давай!
Легкий толчок, скрип ворот, и бак, раскачиваясь, начинает движение вверх. Временами он ударяется о шахту, и Арп чувствует лицом, прижатым к стенке, каждый удар. Между его головой и доской небольшое пространство, свободное от мусора. Это дает возможность немного отодвигать голову от отверстий при особенно резких качаниях бака.
Стоп! Последний, самый сильный удар, и с грохотом открывается крышка. Снова железный прут шарит внутри бака. Опять спасительная доска скрывает притаившегося вод вей, трясущегося от страха человека.
Теперь отверстия повернуты к бетонной ограде, и весь мир вокруг Арпа ограничен серой шероховатой поверхностью.
Однако этот мир полон давно забытыми звуками. Среди них Арп различает шорох автомобильных шин, голоса прохожих и даже чириканье воробьев.
Равномерное настойчивое постукивание о крышку бака заставляет его сжаться в комок. Стуки все чаще, все настойчивее, все нетерпеливее, и вдруг до его сознания доходит, что это дождь. Только тогда он понимает, как близка и как желанна свобода.