Судьба из комнаты напротив (СИ)
— Вообще-то я в своей комнате, детка, — и он так тянет последнее слово, что просто убить хочется.
— Люцик тебе детка, а не я! Понял?! — видимо фантазия проснуться не соизволила, поэтому придумать, что бы такого ответить, поядовитее, не удаётся. И решив, что хватит с него и самого факта пробуждения, я удаляюсь к себе. Доносящееся же в спину «классная татушка!» предпочитаю проигнорировать.
Конечно, было бы лучше подпереть дверь стулом, но нормальных стульев в квартире, похоже, не водится, так что приходится обойтись придвинутым чемоданом. От вторжения не защитит, но загремит, будь здоров, хотя бы о нём предупредив.
И забравшись в кровать, с выделенным с барского плеча постельным бельём веселой зелёной расцветки, зарываюсь под одеяло с головой. Синенький ушастый монстр клыкасто улыбается перед мысленным взором, вызывая смешок. Стич, ну надо же! А вы оригинал, господин Котов…
Утро — это утро и с теми, кто применяет к нему эпитет «доброе», я явно на разных волках fm-приёмника. А вот со старшим кошаком (ну теперь придётся конкретизировать), на одной. Выглядит уныло притащившийся на кухню Тимофей ещё хуже, чем моя версия «до душа», но хотя бы соизволил надеть шорты, так что не слишком смущает завтракающую общественность в нашем с Люциком лице и морде соответственно.
— Можно мы объязвим друг друга позже? — интересуется он таким тоном, что растаяло бы даже самое чёрствое сердце, куда уж моему.
— Ладно, салага, сейчас с тобой даже пререкаться неинтересно, — милостиво соглашаюсь я, подвигая к присевшему напротив Фею пиалу, сдёргивая с неё полотенце и возвращаясь к содержимому собственной.
— Цианид? — едва ли не засунув туда нос, предполагает он.
— Овсянка.
Вообще, овсянка — слишком громко сказано, это всего лишь хлопья, залитые кипятком. Пару пачек заботливая мама умудрилась засунуть мне в сумку, дабы не дать умереть с голоду в поезде и вот, гляди-ка, пригодились. Даже при учёте того, что один пакет пришлось пожертвовать в пользу бедных, иначе бы завтракать Котову Вискасом.
Говорить спасибо, похоже, никто не собирается, так что я наскоро доедаю остатки импровизации на тему завтрака, запиваю всё это дело чаем и учёсываю в комнату облачаться.
И вот уже оттуда доносится вопль раненого бизона…
Наверняка, Котову просто не хотелось пропускать возможный цирк, иначе, зачем ему врываться в спальню спустя примерно пять секунд? И выдыхать разочарованно (разочарованно же, правда?), не обнаружив ничего криминального.
— Твой кот! — изжёванная и покрытая затяжками и шерстью тряпка, в которую превратился мой чудесный, любовно приготовленный с вечера галстук, почти утыкается ему в нос.
— Это что? — почти брезгливо интересуется Фей, отстраняясь.
— Вот именно, блин! Это что?! Что он натворил?!
— Наверное, принял это за ту фигню, которой Лиза с ним игралась в последнее время.
У него такой спокойный тон, что хочется повесить прямо на этом галстуке. Или повеситься самой, потому что я не провела на его территории и суток, а уже… Я зло взмахиваю полосой ткани, как пастух — кнутом. И прикрываю глаза.
Кому я жалуюсь? Ему плевать на мои беды, разве что поиздевается да настроение себе улучшит. И выдохнув, разворачиваю его носом к выходу, подталкивая вон из комнаты.
— Крис?
— Уйди с глаз долой, — получается почти жалобно, но должны же у него быть хоть крохи совести или чего-то, её заменяющего. Странно, но он слушается.
Весьма радует, что юбку и рубашку, тщательно выглаженные, мне хватило ума убрать в шкаф. Иначе нет никаких гарантий, что их не постигла бы судьба галстука, так глупо оставленного висеть на выдвинутой ручке чемодана. И одеваясь, я успокаивала себя тем, что и без него буду выглядеть хорошо, но…
Но есть такие моменты, когда любая мелочь может стать последней каплей. Как сломанный прямо перед экзаменом в ГАИ ноготь и, в результате, заваленный «город». Как стрелка на потрясающе красивых чулках за полчаса до выпускного, едва успевший до ближайшего магазина папа, и моя недовольная физиономия на фото с того вечера. Как зверски растерзанный котом галстук в тот день, когда так хотелось выглядеть идеально.
Идея никуда не ходить, вернувшись обратно под одеяло, так притягательна, что приходится напомнить себе — речь юриста не самый важный предмет только для студентов, преподаватель считает иначе. И если я хочу получить зачёт автоматом, а не с третьей, примерно, сдачи, то начинать с прогулов не самая здравая мысль.
Крючки на рубашке, все двадцать три штуки, застёгиваю с нарочитой медлительностью, пытаясь успокоиться. Молния на юбке, пуговица, расправить подол.
Лицо в зеркале навевает ассоциации о театральной маске, с опущенными вниз уголками рта. Я понимаю, что не в галстуке дело. Точнее, не только в нём, а ещё в полетевших в тартарары планах. Но смиряться всегда получалось неважно, паршивый характер давал о себе знать. Наверное, поэтому ни один парень не выдерживал рядом больше нескольких месяцев. Ну, и потому что последний из них не считал поцелуи за спиной своей девушкой чем-то криминальным.
Стук в дверь настигает в том момент, когда я подцепляю за каблуки туфли из коробки и едва успеваю выпрямиться. И застигает врасплох, разумеется — в квартире никого, кроме двух кошаков, у младшего лапы просто не приспособлены для этого, а старший едва ли настолько пришиблен культурой, чтобы стучаться…
— Ну? — тем не менее, это он, снова тянущий руки, куда не просят. Хотя нет, не тянущий, вынуждена признать, опустив взгляд вниз. — Это что?
— Компенсация, — Фей пожимает плечами, продолжая протягивать узкое полотно ткани, наверняка являющееся братом-близнецом моего, почившего смертью храбрых, галстука.
— И что я должна делать с твоей компенсацией?
В светло-карих глазах буквально бегущей строкой отражается поставленный мне диагноз:
— То же, что собиралась — повязать на шею.
— Какой ты умны-ы-ый, — нарочито-восторженно тяну я.
Конечно, предложенный им вариант хорош, я даже готова закрыть глаза на то, что собираюсь взять вещь у врага (и вправду ведь компенсация, а не подарок), вот только проблема несколько глубже, чем кажется. Мою удавку любезно завязала девушка, её продавшая. А что делать с полосой в метр длинной? Как шарфиком обмотаться?
То ли у меня такое говорящее выражение лица, то ли в роду Котова записались телепаты, но он на раз угадывает причину заминки. И интересуется недоверчиво:
— Да ладно? Ты что, не умеешь завязывать галстук?
— И где бы, по-твоему, я должна была научиться? — огрызаюсь я, всё равно чувствуя себя при этом сконфуженно. Но папа терпеть не мог данный аксессуар и надевал последний раз на собственную свадьбу, кажется, а на ком ещё мне тренироваться?
— Ну что за поколение, а? — как старый дед бубнит под нос Фей и делает шаг вперёд, заставляя меня машинально попятиться.
— Эй, ты чего?!
— Не дёргайся.
Я, наверное, слишком шокирована, именно поэтому замираю женой Лота. Да так и стою, пока он отгибает воротник, набрасывает галстук на шею и начинает ловкими, явно отточенными движениями формировать узел. А затем поправляет его, почти касаясь пальцами груди. Не касаясь, на самом деле, но мне и того хватает, чтобы отшатнуться.
— Дальше сама справлюсь, — уведомляю, вместо спасибо. Не дождётся, сам виноват, что его животное невоспитанное причинило ущерб моему имуществу.
Он дёргает плечом, соглашаясь. И выходит из комнаты, не оборачиваясь и не говоря больше ни слова.
Странные же мужики существа, а?
Решение оставить машину у дома и идти пешком, даётся с большим трудом. Но до корпуса минут двадцать неспешным ходом, до встречи с друзьями около получаса, а парковка наверняка уже забита теми, кто приехал к восьми. Да и погода всё ещё не отошла от августа, так что, похлопав Акцент по капоту, выхожу со двора.