Окно в пустоту

— Дубина ты стоеросовая, бездельник, наказание мое! Только и можешь, что водку жрать да диван задницей просиживать! Или вон с дружками своими, пьяницами, целый день шляешься. Господи, да когда же все это кончится!
Валентинин муж Коля, видимо, уже находился в состоянии блаженного подпития, а потому отвечал буйной супружнице довольно мирно.
— Ну, Валь, че шумишь-то? Че шумишь? Мы с Толиком к его шефу ходили, да, он мне работу обещал, точно обещал, ну, выпили на радостях, а ты шумишь, дура.
— Я дура? Это я-то дура? Работу ему обещали, скажите, пожалуйста! Дадут, догонят, и еще добавят, как же, дожидайся! Белого коня пришлют! А не хотите ли вы, Николай Иваныч, большим начальником стать?
И так без конца. Черт бы побрал эти дома, построенные в период развитого социализми. Перегородки будто картонные, каждое слово слышно. Да еще эта идиотская фраза упорно вертелась в мозгу: «Белого коня пришлют!» С чего бы это? Своих проблем довольно, причем здесь алкаш Коля и его скандальная жена?
Ну, хорошо, белый конь. Что же это может означать? Лично мне его уж точно никто присылать не собирается. Впереди на лихом коне? Тоже нет. Что-то из книг? Посмотрим. Чего не сделаешь, чтобы отвлечься! Вадим потянулся к книжной полке. Читать он всегда любил, и литературы скопилось довольно много.
Ну, что там? «Над пропастью во ржи»— не то, «Аквариум» — не то, «Гарики на каждый день» — тоже. Ах, вот оно — Агата Кристи, «Вилла „Белый Конь“». Забавная логическая игра ума про неких изобретательных злодеев, которые организовали бюро по устранению неугодных за деньги. Приходит клиент, заказывает убийство, ему показывают какой-то шарлатанский магический сеанс и призывают ждать результата. Вскоре жертва умирает, вроде бы естественной смертью. На самом дале вся магия — сплошное надувательство, для отвода глаз, а жертвы были банально отравлены. Весь фокус в том, чтобы создать атмосферу таинственности. Судебно-медицинские экспертизы тогда были не в моде, а судить человека за колдовство было уже невозможно. Хорошо придумано, ничего не скажешь!
Но, что если это действительно существует? Что, если я оказался под колпаком у каких-то неведомых, а главное, неуловимых убийц? Да, именно убийц, ведь так бормотала та девка: «смерть твоя у порога». А неуловимых потому, что с точки зрения Уголовного кодекса они безупречны.
Теперь надо разобраться. Если вся магия черная и белая — сплошное шарлатанство, средство запугивания слабонервных, то шансы у меня еще есть. Я не кисейная барышня, с живым, конкрктным, осязаемым противником справлюсь, не впервой. Во всяком случае, попытаюсь. А если против меня и правда какие-то неведомые силы, тогда дело плохо. Очень плохо.
Интересно, куда мне теперь податься? В милицию? Даже не смешно. «Здрасьте, гражданин начальник. Меня тут пытаются убить при помощи черной магии. А, может, белой, тут я не специалист. В общем, разберитесь и примите меры. Лучше всего будет сжечь их всех на костре. Кого? Не знаю. Найдите». В лучшем случае меня просто обматерят и пошлют подальше, в худшем — вежливо выслушают и отправят в дурдом.
Вадим, конечно, кривил душой. При его занятиях не иметь «своих людей» в правоохранительных органах было бы неосмотрительно. Другое дело, что люди в погонах в основном придерживаются материалистических воззрений и в сказочку про колдунов не поверят никогда. А если не поверят, то и помочь не смогут. И, главное, не захотят.
Так что еще? В церковь? Можно попробовать. Ровно тридцать и три года был неверующим и некрещеным, и вот — пожалуйста. Хотя… Священники ведь тоже люди, и деньги они любят не меньше, чем все прочие. За две тысячи лет они должны были придумать что-то действенное против таких созданий. Не даром же хлеб ели! Завтра же съезжу в церковь!
Успокоенный этой мыслью, Вадим незаметно уснул. Сначала ему снилось, что он идет по лесной тропе. Деревья стояли в пышной зелени, лучи солнца пробивались сквозь кроны, идти было легко и приятно. Вадим улыбался во сне. Он чувствовал, что в конце этой тропинки его ждет что-то важное. Его цель близка, и когда он дойдет, все будет хорошо.
И точно. Скоро он вышел на большую, освещенную солнцем поляну. Посреди ее стояла маленькая, но очень красивая белоснежная церковь. От блеска золотых куполов слепило глаза. Вадим еще удивился — кто ее здесь построил? И зачем, если вокруг нет жилья?
Медленно и осторожно он зашел внутрь. Пахло чем-то странным и приятным. Наверное, это ладан, — догадался Вадим. С икон строго глядели лики святых. Перед ними горели маленькие серебряные лампадки. Спиной к Вадиму стоял высокий священник в черной рясе.
Вадим хотел окликнуть его, чтобы рассказать о своей беде и попросить о помощи, хотел объяснить, что заплатит сколько угодно, лишь бы избавиться от колдовского наваждения, но не смог даже открыть рот. Предательская немота сковала его язык, и он лишь промычал что-то невнятное.
И тут священник обернулся. Церковь, солнечная поляна, иконы, благостное настроение — все вдруг исчезло. В темноте полыхало ярко-синее адское пламя. Вместо священника стоял стоял высокий парень в изорванной и залитой кровью армейской форме. Лицо его было страшно изуродовано, вместо глаз зияли пустые кровоточащие глазницы.
Хуже всего было то, что Вадим хорошо знал этого парня. Слишком хорошо.
Прошлое снова всплывало в памяти.
1983 год. Закавказье. Горный учебный центр в Шемахе. Только не надо при слове «горный учебный центр» представлять себе белые комфортабельные корпуса на фоне красивого пейзажа. Нет, были просто палатки зимой прямо на снегу, а в них — грязные, завшивленные, полуголодные «защитники отечества», полдня занятые растопкой маленьких железных печурок, а еще полдня — распилкой мокрых дров и сбором чахлого кустарника. Чему солдаты должны были там научиться — одному Богу известно, но для любого вероятного противника к концу двухмесячного пребывания в «учебном центре» они представляли собой просто легкие для поражения мишени. «Учебные», так сказать.
Вадим так и не смог понять, почему добротное и теплое обмундирование для горных условий выдавалось только на строевом смотре. И долго не мог забыть абсолютно гротескную картину: к самой большой палатке, где готовили пищу (не еду, а именно пищу) жалким подобием строевого шага двигаются сгорбленые от холода, закутанные в черные от копоти, рваные и прожженные бушлаты, фигуры солдат с котелками в руках. И при этом еще поют охрипшими на морозе голосами что-то бодро-маршевое. Потом, получив свою порцию горячего, тут же на морозе, стоя, пытаются проглотить ее как можно скорее.
Многие болели. Одессит Леня Фишан чуть не умер от гнойного аппендицита, потому что капитан Маслов не хотел нарушать главное условие учений — полную автономность. «Есть санчасть, пусть сами справляются». Палатка с красным крестом действительно была, но молоденькие санинструкторши Лена и Люся не заканчивали даже медучилища и большую часть времени развлекали господ офицеров. В лучшем случае они могли бы перевязать палец или дать аспирин. Пока бравый капитан понял, наконец, что полостную операцию им не сделать и вызвал помощь по рации, аппендицит осложнился перитонитом, и Леня выжил просто чудом.
В ообщем, желающих попасть в горный учебный центр по второму разу не было, да и быть не могло.
Как известно, москвичам в армии трудно, а на отдаленных национальных окраинах — особенно. Для Вадима служба была бы просто невыносимой, если бы не сослуживец и земляк Володя Костин. Он обладал удивительно легким, солнечным характером, умел в любой ситуации видеть что-нибудь смешное и забавное, а когда смеешься — уже легче. Кроме того, общий язык Володя находил с кем угодно и ладил со всеми. Даже здоровенные чеченцы и дагестанцы, которых все боялись, почему-то не обижали его.
Вадима же, как москвича и студента, Володя выделял особо. Со временем они очень подружились. В горном учебном центре, в продуваемых ветром палатках, они мечтали о том, как вернутся в Москву, как пойдут по улице Горького, зайдут в ресторан «Пекин»… О красивых московских девочках, с которыми обязательно познакомятся. И вообще, о той новой жизни, которая обязательно наступит, стоит только, сжав зубы, дотянуть свой срок здесь, выжить и выстоять.