Амаркорд

- В наказание ты должен прочесть десять раз "Отче наш", пять раз "Богородице" и три раза "Славься в вышних". 
Вечером того же дня мы встречаем Бобо на улице. Он проходит мимо присевшего на корточки человека, который, опустив железную штору лавки, продевает сквозь петли дужку замка. Бобо ускоряет шаг, словно боясь куда-то опоздать. 
Но тут же замедляет шаг. Нерешительно, с несколько разочарованным видом, останавливается у табачной лавки и глядит на дверь. Железная штора опущена более чем наполовину, однако внутри виден свет. Значит, если он хочет купить свою ежевечернюю сигарету, еще можно попытаться. Он наклоняется посмотреть, что делается внутри. 
Владелица табачной лавки перетаскивает из одного угла в другой мешок соли. Заметив краем глаза появившегося из-под железной шторы Бобо, она даже не удостоила его взглядом. 
Мальчик несколько секунд стоит в нерешительности, не зная, просить ему сигарету или нет, потом бросается помочь табачнице. 
Более того, он хочет перенести мешок сам, один. 
Огромная грудь табачницы тяжело вздымается от напряжения. Она отталкивает Бобо от мешка. 
- Не мешай, тебе его не поднять! 
Бобо по-детски обижается. 
- Как это - не поднять?! Да я могу поднять восемьдесят килограммов. Однажды я поднял даже своего папу. 
Табачница, облокотившись на мешок, переводит дух. 
- Кому другому расскажи. 
Бобо не отрываясь смотрит на нее. 
- А вы сколько весите? 
- Понятия не имею. 
- Вот увидите, я и вас подниму. 
Бобо краснеет, с него градом катится пот, тем более что табачница, оторвавшись от мешка, идет опустить до конца штору. Дразнящим, но в то же время снисходительным тоном она говорит: 
- А ну, посмотрим. 
Бобо подходит к женщине, обхватывает руками ее необъятные, упругие бедра и, собравшись с силами, приподнимает ее. 
Табачница взвизгивает от изумления и испуга. Бобо медленно опускает женщину на пол, упиваясь прикосновениями ее скользящего вниз трепещущего тела к его горячей щеке. Задыхаясь, он говорит: 
- Спорим, я подниму вас еще раз? 
И, не ожидая ответа, вновь поднимает толстуху. Теперь его возбуждение передается и женщине. Когда он еще держит ее на весу, она проводит рукой по волосам мальчика и шепчет: 
- Не надо, ты весь вспотел... 
Но Бобо, делая еще одно страшное усилие, вновь отрывает табачницу от пола. Теперь уже сама женщина его провоцирует: 
- Бьюсь об заклад, больше тебе меня не поднять! 
И тогда Бобо, весь в поту, тяжело дыша, как загнанный осел, вновь принимается поднимать ее - поднимает и опускает, поднимает и опускает целых пять раз! 
Наконец он выдыхается: эта навалившаяся на лицо тяжесть душит его. 
- Мне не вздохнуть... я не могу... вздохнуть... 
Табачница, раздосадованная, подталкивает мальчика к двери. 
- Иди, иди... мне пора закрывать... 
Потом, словно уже обо всем позабыв, спрашивает: 
- Так что ты хотел? Отечественную? 
Заходит за прилавок, берет сигарету и протягивает ее Бобо. 
- Вот, держи, я тебе ее дарю. 
Бобо берет сигарету; он еле переводит дух, не может вымолвить ни слова. Подходит к железной шторе, нагибается, чтобы поднять ее, но у него не хватает сил. 
- Не могу. 
Табачница, тоже подойдя к выходу, берется за ручки, легко приподнимает штору на полметра и выталкивает из лавки Бобо. Он еще не пришел в себя, тяжело переводит дыхание, колени дрожат. Медленно бредет он вдоль стены, держа перед собой сигарету, словно это свеча. 
10 
Под раскаленным добела небом плывет в мареве набережная, расплывается гигантская глыба Гранд-отеля, плывет в слепящем зное мол, в мясных рядах пляжа расплываются фигуры купальщиков. 
Асфальт плавится. На набережной - вдавлины от лошадиных копыт и длинный след велосипедной покрышки. 
Необъятная поверхность моря дымится. 
На Муниципальной площади ни намека на тень. Лишь скользит по камням крошечная тень голубя. Фонтан пересох. Главная улица словно вымерла. Все окна закрыты ставнями. 
В витрине фотографии "Четыре времени года" теперь выставлен другой портрет Гэри Купера. Лицо у него потное, на голове кепи Иностранного легиона. 
У дверей Коммерческого кафе стоя спит официант. Вдоль стены, высунув язык, трусит собака. 
Внутри собора чуть прохладней. Дон Балоза сидит на скамье спиной к алтарю, опустив руки на колени, и ловит ртом свежий воздух из распахнутой двери ризницы. 
Владелец кинотеатра "Молния" Рональд Колмен, один-одинешенек в пустом партере, уставился в угасший экран. 
Огромное дерево во дворе одного из больших, населенных беднотой домов отбрасывает на землю круглую тень. В густых ветвях дерева, укрывшись от солнца, спят несколько ребятишек. 
Над древнеримскими стенами на окраине города, над раскаленными крышами домов, над белым от камней и высохшим до последней капли ложем реки стоит неумолчное гудение шмелей. 
Вечером принадлежащий муниципалитету грузовик с большой овальной цистерной поливает Главную улицу. Группка прохожих, наверное одна семья, спасаясь от струй, испуганно жмется к стене дома. В руках у них свертки. Вот поливальная машина проехала, и семейство продолжает свой путь. 
Из подъезда в переулке выходит другая группа. У этих тоже в руках кульки и сумки. Они явно торопятся, должно быть уезжают или боятся опоздать к назначенному часу. 
Перед нами - синьор Амедео. Он приостанавливается и оборачивается на идущих позади жену, Бобо и его братишку. Как только они приближаются, он трогается дальше, опережая их на несколько шагов и как бы возглавляя это маленькое шествие. 
Группами движутся в том же направлении и другие. Люди идут по мостовой во всю ширь улицы, торопятся, словно боясь отстать от остальных. Восемь мальчишек бегут гуськом, в затылок друг другу. 
С окраины движется запряженная лошадью телега. На ней полно народу. Сзади, свесив ноги, сидит мужчина с чемоданом на коленях. 
А вот шествует дон Балоза во главе группы школьников. Колонну замыкает монахиня. 
Из выходящих на набережную улиц выплескиваются все новые и новые людские потоки. Некоторые остаются стоять у парапета. Другие спускаются по лесенке на пляж. У самого берега моря не протолкнуться.