День без смерти (сборник)

Ратмир только пожал плечами.
— Не понимаю я это, — продолжал Феликс. — Как можно полюбить существо, пусть внешне и похожее на человека, но биологически абсолютно отличное от него…
Ратмир удивленно вскинул брови.
— Ты считаешь… — он внезапно улыбнулся. — По-твоему, любовь можно характеризовать только как влечение противоположных полов?
Феликс поморщился.
— Грубо, но, наверное, где-то так.
— А куда же ты отнесешь любовь, допустим, к домашним животным? — саркастически улыбнулся Ратмир.
— Но ведь народец — не животные.
— Хорошо. А любовь к детям? Допустим, к своим детям любовь можно объяснить материнским или отцовским инстинктом. А к чужим?
Феликс неопределенно пожал плечами. Ратмир хотел что-то добавить, но, увидев, что Донован возвращается, промолчал.
Донован подошел к “богомолу”, сорвал шлем и бросил на сиденье. Лицо у него осунулось и потемнело, будто он успел загореть за несколько минут.
— Пошли купаться, — хрипло, ни на кого не глядя, сказал он и, не ожидая согласия, пошел сквозь рощу к Лагуне, на ходу расстегивая куртку.
Феликс встревоженно глянул на Ратмира.
— Иди тоже искупайся, — сказал Ратмир. — И заодно присмотри за ним. А я пока переговорю с Нордвиком.
— Хорошо, — кивнул Феликс. Он девитализировал “богомол”, спрыгнул на песок и зашагал вслед за Донованом.
Донован разбросал одежду по всей роще, с отвращением сдирая ее с себя и бросая на кусты, на песок, себе под ноги, вышел на пляж в одних плавках и вошел в воду. Вода в Лагуне была теплой, парной, вечерней. Не то. Сейчас бы холодную, ледяную., отрезвляющую, чтобы встряхнуться, промерзнуть до костей, заработать на всю катушку: взмах — гребок, взмах — гребок, голову под волну, — сбить дыхание, устать, безмерно физически устать… Нет, не получится так. Не хочется.
Донован остановился, лениво перевернулся на спину. Сзади, ужом скользя по воде, догонял Феликс. Он подплыл к Доновану поближе, довольно фыркнул, затем тоже перевернулся на спину и затих. Вода была туманно-зеркальной и почти неощутимой. Она легонько баюкала, усыпляла, чувствовалось, что она куда-то ненавязчиво тянет, уносит от берега, и это было приятно и противиться ей не хотелось.
Их снесло на песчаную косу. Донован почувствовал затылком дно, сперва не понял, что это так назойливо трет его по голове, удивился, затем перевернулся и встал на ноги. Вода была по колено. Над тихим гладким океаном за косой висел сиренево-зеленый мягкий закат, как свежая, еще мокрая акварель. А на песке, прямо перед Донованом, буквально в двух шагах от него, сидел спиной к нему, словно вырезанный из черной бумаги, человечек и строил вокруг себя песочный городок.
Донован вздрогнул. Сзади шумно забарахтался в воде Феликс, выскочил на берег и тоже от неожиданности застыл.
Человечек обернулся.
— Дылда? — удивился он. — Ты вернулся? Здравствуй. Я всегда знал, что ты вернешься. — Он отвернулся и снова принялся что-то сооружать из песка. — Иди сюда, — позвал он — помоги мне. У меня что-то не получается.
Донован проковылял к нему на подгибающихся ногах и упал на колени прямо на песчаные постройки.
— Ты что?! — вскочил человечек. — Не видишь, что ли? Ты…
— Обожди, — поймал его за руки Донован и усадил на песок.
Человечек весь дрожал от обиды и негодования.
— Извини, Райн, — сказал Донован. — Ну, извини. Сегодня сумасшедший день… — Его лицо вдруг стало жалким и плаксивым. — Где вы все? — просительно протянул он. — Куда, почему вы ушли из Деревни?
— А-а… — скривился человечек. — Все ушли в Войнуху играть. — Он махнул рукой в сторону развалин.
Феликс подошел ближе.
— Что он говорит? — спросил он.
Донован досадливо отмахнулся.
— Что это такое? Что у вас тут вообще творится?!..
— Войнуха? — удивился Райн. — Это игра такая. Только шумная и длинная очень… Мне она не понравилась и я ушел. — Он отвернулся и стал поправлять растоптанные домики. — Ее Кирш придумал, — сказал он.
Донован даже зажмурился. Кирш, подумал он. Все-таки это ты, Кирш. Что же ты тут натворил…
— А ты надолго вернулся? — спросил Райн, прихорашивая песочную пирамидку. — Мы вас ждали: и тебя, и Алешу… И Айя тебя ждала… — Он разгладил песок. — Скажи, что бы мне в центре соорудить?
Донован не слышал. Внутри все оледенело. В висках стучала кровь — ждала… Она его ждала! Горло перехватило стальным холодным обручем. Только почему — ждала? Почему — ждала, а не ждет?
— Что с ней? — прохрипел он.
— С кем? — Райн удивился. — С Айей? А ты разве не видел ее? Она в Деревне…
Донован обомлел. Он вскочил, засуетился, но сразу же сник, обмяк.
— Неправда, — с болью сказал он. — Неправда это. Зачем ты врешь, Райн?
— Вру? — обиделся Райн. — Я не вру…
— Ее нет в Деревне. Я был там — кампалла ее пуста. Давно пуста.
— А-а… Вот ты о чем, — Райн начал лепить песочную башню. — Она сейчас живет в кампалле Йио. Как вернулась из Города, так перебралась туда и живет.
Донован, словно не понимая, уставился на него.
— Ты… Это правда?!
— Правда? А почему нет?
Донован рванулся назад к Лагуне, прыгнул и, бешено, в пену, взбивая воду, поплыл к берегу. Феликс недоуменно посмотрел на Райна, затем вслед Доновану и, поминутно оглядываясь, тоже вошел в воду.
— Ну, вот, — сказал Райн. — Пришли, напакостили…
Он отвернулся и принялся поправлять разрушенный песочный городок.
Донован выбрался на берег. Сзади, где-то посередине Лагуны, безнадежно отстал Феликс, но он на него даже не оглянулся и побежал в Деревню. Быстрее, быстрее, подгонял он сам себя, не замечая, как ветки кустов хлещут его по голому телу. Остановился он только у кампаллы Йио. Перевел дух, вытер локтем лицо и, наконец, отважился заглянуть внутрь хижины.
В кампалле было чисто прибрано, тихо и уютно. Пахло морем и листьями тмитянного дерева. На потолке уже начинал светиться большой оранжевый светляк, а стены мерцали голубой искрой. Кампалла была жилой.
Донован свыкся с полумраком и увидел, что в углу, закуклившись в паутину гамака, как в кокон, чуть слышно посапывала Айя. Сплюх ты мой милый, по-детски умиленно подумал он и тихонько позвал:
— Айя… Айюшка!
Айя сладко чмокнула, потянулась и открыла глаза.
— Доновен, — удивилась она ему, как видению, и встала, закачалась в гамаке.
Он шагнул к ней.
— Дыл-да… — все еще не веря, прошептала Айя и кончиками пальцев коснулась его мокрой груди. Поверила.
— Дылда, — сказала она счастливо, — ты мне сегодня снился… — И она, обняв его за шею тоненькими прутиками своих рук, уткнулась носом в соленое плечо.
Милая ты моя, подумал Донован. Хорошая ты моя, золушка, принцесса с льняными волосами… Как я тебя нашел… Нет, как я тебя искал, боже, как я тебя искал… Чего я не передумал, как я за тебя боялся…
Она легонько оттолкнула его, отстранилась.
— Доновен, — сказала она по-своему, чуть искажая его имя. — Ну, здравствуй, Доновен. Как я по. тебе соскучилась… Ты купался в Лагуне, да? Мокрый весь…
Она провела ладонью по его щеке. Он снова привлек ее к себе и поцеловал в висок возле левого глаза.
— Здравствуй, Айя…
— И все? — лукаво спросила она. Он поцеловал ее в правый висок.
— И все? — Она сделала вид, что обиделась, надула губы. — А дырку?
— Что — дырку?
— В пузе! — звонко крикнула она, цыкнула сквозь зубы и неумело, по-детски, провертела пальцем ему живот.
— Ах ты, проказница! — он подхватил ее на руки и закружил по кампалле.
— Ой-ей! Бешеный, бешеный! — счастливо захлебывалась она смехом, а он кружил, кружил ее по кампалле, закрыв глаза и щекоча ее своей шевелюрой.
— Обожди, — вдруг задергала она его. — Остановись…
Донован остановился и открыл глаза. В дверях черным силуэтом стоял Ратмир. Донован смутился и опустил Айю на пол.
— Возьми одежду, — протянул Ратмир узел. — Разбросал по всему берегу.
Донован машинально взял узел.
— Это Ратмир, — сказал он Айе. — Познакомься.