Подозревается в убийстве

— Пять. Секретарь. Три нижних чина — когда штат полный. Патрульная машина. Кстати, ты перекусил?
— Неплохо бы.
— Гм… — сказал Рад. — Как мы поступим? А пойдем ко мне наверх. Бритта придет в половине девятого и откроет. Если что-нибудь срочное, она позвонит мне и скажет. Могу предложить тебе кофе, чай, хлеб, сыр, конфитюр, яйца. Там разберемся. Кофе хочешь?
— Лучше чай.
— Я и сам больше чай люблю. Значит, беру с собой бумаги и поднимаемся на второй этаж. Идет?
Квартира была удобная, хорошо, со вкусом обставленная, но не приспособленная для семейной жизни. Сразу видно, что хозяин холостяк, давно холостяк, а может, и всегда им был. На стене висели два охотничьих ружья и старая полицейская сабля. Личное оружие Рада, «вальтер» 7.65, лежал в разобранном виде на клеёнке на обеденном столе.
Судя по всему, хозяин был неравнодушен к оружию.
— Люблю пострелять, — сообщил он. Рассмеялся и добавил: — Только не в людей. Никогда в людей не стрелял.
Сам Мартин Бек стрелял скверно. Тем не менее ему приходилось целиться и стрелять в людей. Правда, он никого не убил. И то хорошо.
— Могу убрать со стола, — сказал Рад без особого воодушевления. — Так-то я обычно ем на кухне.
— Я тоже.
— Тоже холостяк?
— Более или менее.
— Ясно.
Его эта тема явно не занимала.
Мартин Бек был разведен, отец двух взрослых детей, дочери двадцать два, сыну восемнадцать. Правда, вот уже больше года назад у него появилась подруга. Звали её Рея Нильсен; похоже было, что он её любит. Присутствие Реи явно изменило его дом к лучшему. Но это не касалось Рада, да его, похоже, ничуть не интересовала личная жизнь начальника Отдела по расследованию убийств.
Кухня была обставлена с толком, со всеми современными удобствами. Рад поставил на плиту кастрюльку, достал из холодильника четыре яйца, приготовил чай.
Они поели. Вымыли посуду. Вернулись в гостиную. Рад достал из заднего кармана бумаги.
— Бумаги, — сказал он. — До чего они мне осточертели. Да мне и не надо в них заглядывать. Факты предельно простые. Пропавшую даму звать Сигбрит Морд. Тридцать восемь лет, работает в Треллеборге, в кондитерской. Разведена, бездетная, живет одна в маленьком доме в Думме. Это в сторону Мальмё. В тот день у неё был выходной. Её машина была на профилактике, поэтому она поехала в Андерслёв на автобусе. По делам. Зашла в сберкассу, на почту. Потом исчезла. На автобус больше не садилась. Шофер опознал фотографию, утверждает, что Сигбрит в автобусе не было. С тех пор её никто не видел. Это было семнадцатого октября. Из почты она вышла около часа. Машина «фольксваген» так и стоит в мастерской. В машине ничего. Я её сам осматривал. Исследования на отпечатки и другие следы производились в Хельсингборге. Результат — ноль. Никаких путеводных нитей, как говорится.
— Ты её знаешь? Лично?
— Конечно. Пока не началось увлечение природой, я на своем участке всех до единого знал. Теперь-то посложнее стало. Люди вселяются в избы на заброшенные хутора. И не прописываются. Пока туда доберешься — глядишь, уже куда-нибудь переехали, а на их место въехал кто-то другой. От прежних жильцов только коза да огород остались.
— А Сигбрит Морд, значит, не из этих?
— Никак нет, она тут больше двадцати лет живет. Приехала из Треллеборга. Уравновешенная особа. К работе всегда добросовестно относилась. Абсолютно нормально все у неё. Разве что слегка в жизни разочарована.
— Значит, она могла просто-напросто уехать куда-нибудь?
Рад наклонился, почесал пса за ухом.
— Могла, — произнес он наконец. — Это не исключено. Только я в это не верю. У нас не принято вот так вдруг уезжать, совсем незаметно. И чтобы дома никаких признаков. Я весь дом осмотрел вместе с ребятами из Треллеборга. Все на месте — бумаги, личные вещи. Брошки, всякая мелочь. Кофейник и чашка стояли на столе. Словом, все так, будто она вышла на короткое время и собиралась скоро вернуться.
— Ну, и что же ты думаешь?
Рад помешкал с ответом. Он держал сигарету левой рукой, правую игриво покусывал пес.
— Я думаю, что её нет в живых, — сказал он наконец.
— А что насчет Бенгтссона? — сказал Мартин Бек.
— Тебе его лучше знать…
— Это еще неизвестно. Мы уличили его в убийстве больше десяти лет назад. Не так-то это было просто. Странный человек, с причудами. Что с ним было потом, я не знаю.
— Я знаю, — ответил Рад. — Все здешние знают. Его признали психически нормальным, он семь с половиной лет сидел в тюрьме. Потом как-то попал сюда, купил домик. Видно, у него где-то были отложены деньги. Он обзавелся лодкой, старым грузовичком. Живет тем, что коптит и продает рыбу. Часть сам ловит, часть скупает у тех, кто занимается рыбной ловлей от случая к случаю. Разъезжает на своем грузовике, продает копченую сельдь и яйца. Покупатели, по большей части, постоянные. На Фольке здесь смотрят как на вполне приличного человека, он никого не задевает, говорит мало, держится особняком. Замкнутый тип. Когда я с ним сталкивался, у него каждый раз был такой вид, будто он просит прощения за то, что существует на свете. Но…
— Ну?
— Но ведь все знают, что он убийца. Уличен, приговорен. И убийство-то было отвратительное, отправил на тот свет ни в чем не повинную иностранку.
— Её звали Розеанна Макгроу. Убийство и правда было отвратительное. Садистское. Но он был спровоцирован. Так ему казалось. Нам тоже пришлось пойти на провокацию, чтобы уличить его. Не понимаю только, как его могли признать нормальным.
— Чего там, — фыркнул Рад, и вокруг глаз его разбежались улыбчивые морщинки. — Я тоже бывал в Стокгольме. Проходил курсы судебной медицины. Половина врачей еще хуже, чем пациенты.
— На мой взгляд, Фольке Бенгтссон был явно помешанный. Какая-то смесь садизма и женоненавистничества. Он знает Сигбрит Морд?
— Как не знать. Он живет в двухстах шагах от неё. Ближайший сосед. Она одна из его постоянных покупателей. Но дело не только в этом.
— Так-так?
— Дело в том, что он в одно время с ней был на почте. Свидетели видели, как они разговаривали. Его машина стояла на площади. Он стоял в очереди за ней и вышел из почты минут через пять после неё.
Они помолчали.
— Ты ведь знаешь Фольке Бенгтссона, — сказал Рад.
— Знаю.
— Он вполне мог…
— Мог, — сказал Мартин Бек.
— Хочешь знать правду — а я всегда правду говорю, — так Сигбрит нет в живых, и положение Фольке незавидное. Не верю я в случайные совпадения.
— Ты говорил о разводе.
— Точно, был муж. Капитан торгового флота, только слишком пристрастен к алкоголю. Шесть лет назад у него что-то с печенью произошло, его отправили домой из Эквадора. Уволить не уволили, но и здоровым не признают, поэтому он больше не плавает. Приехал сюда, продолжал пить, кончилось тем, что они развелись. Теперь он в Мальмё живет.
— Ты его знаешь?
— Знаю. К сожалению. Даже слишком хорошо. Если мягко выражаться. Понимаешь, на развод она подала. Он был против. Ни за что не хотел разводиться. Понятно, она настояла на своем.
— А теперь?
— А теперь так — напьется как следует и приезжает выяснять отношения. Да ведь выяснять уже нечего. И чаще всего кончается взбучкой.
— Взбучкой?
Рад рассмеялся.
— Это у нас так принято говорить. А как вы говорите в Стокгольме? Рукоприкладством? Квартирные беспорядки, выражаясь полицейским языком. Выражение-то какое: квартирные беспорядки. Так или иначе, мне раза два приходилось к ним выезжать. В первый раз удалось его утихомирить. Во второй раз дело было сложнее. Пришлось надавать ему по морде и отвезти в наши роскошные камеры. На Сигбрит было жутко смотреть — огромные синяки, следы от пальцев на шее.
Рад теребил свою шляпу.
— Так что уж я-то знаю Бертиля Морда… Запойный. А вообще-то он лучше, чем кажется. Видно, любит её. И ревнует. Хотя я не вижу, чтобы у него был особый повод ревновать. Мне её личная жизнь неизвестна. Да и есть ли у неё личная жизнь?