Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)

— Саш, вставай, отец просит всех собраться.
— Ну, зачем в такую рань за стол садиться? Что, бате не терпится стопку опрокинуть? ― недовольно поморщился муж.
— Хочешь получить ещё один скандал на пустом месте? Тебе так трудно встать с кровати?
— Твоя сестра со своими спиногрызами уже пришла?
— Нет, она придёт завтра.
— Тем более, ещё успеем нажраться, вся ночь впереди.
— Отец собирается идти к Колосковым.
— Твою ж мать, — Александр в сердцах хлопнул себя по толстой ляжке, — опять весь праздник псу под хвост. А в прочем, хрен с ним, пусть шурует. Мы спать ляжем пораньше, а то завтра, он точно выспаться никому не даст.
— Ты только о сне и переживаешь.
— Не будь занудой. Хватит меня пилить. Что это ты вырядилась в такую рань? — вдруг удивился муж, обратив, наконец-то, внимание на то, как выглядит жена. — И для кого такое короткое платье напялила?
— Ты прав, не для кого, — Галя и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
— Опять обиделась, — проворчал муж. — Ценила бы, что у мужа такое ангельское терпение, ― крикнул он ей в след.
Галя, пожала плечами и промолчала. Мужу давно наплевать на всё, что она скажет, да и затевать ссору перед самым Новым годом не хотелось. А вдруг приметы не врут.
 Глава 3 
Алкоголь вызывает кратковременное расширение сосудов
и круга друзей.
Сальвадор Дали
Глава 3
— Ну, где твой толстозадый увалень? — недовольно нахмурился отец, споро разливая водку по рюмкам. — Вечно его ждать надо, прям как министра какого-то. Хоть раз бы к столу вовремя вышел.
Галя пожала плечами и закусила губу.
— Саш? ― крикнул отец на всю квартиру, — Сашка, где ты там запропастился? Водка стынет, изверг проклятый.
— Уже иду, Григорий Иванович, не надо так кипятиться по пустякам, — откликнулся зять, про себя проклиная тестя, и тяжело кряхтя, встал с кровати.
— Сам знаешь, водка — это святое. Всё остальное может подождать. Мать, бросай свои черепки, живо сюда, уже всё налито, потом будешь возиться. Вот Бог дал мне жену-копушу.
— Надо было жениться на Верке Астрахановой, — неожиданно с лёгкой издёвкой, заметила мать. ― Она с тебя просто глаз не сводила.
— Мария, не мели чушь, — поморщился отец, — мне эта вертихвостка с роду не была нужна. ― Отец неожиданно подхватил мать, приподнял над полом и крепко поцеловал. ― Я как увидел, тебя крохотулечку, так и пропал. На всю жизнь пропал.
— Ну тебя, охальник старый. ― Мать покраснела и слегка хлопнула мужа по плечу полотенцем, ― Пусти немедленно, перед детьми неудобно.
— Сашка!
— Да, здесь я уже, Григорий Иванович.
— Ээээ, тетёха. Ты ещё даже из спортивных штанов не вылез.
— Надеюсь, это не помешает нам выпить?
— Ни в коем разе, ни в коем разе
Не успели выпить по рюмке, как позвонил Колосков. Григорий Иванович тут же засуетился, ворча и поторапливая жену.
― Погоди, ты, успеем, ― слегка раздражённо буркнула Мария Васильевна. ― Дай спокойно проверить, всё ли положила, а то ты меня весь следующий год упрёками изводить будешь.
― Что там проверять?! Бутылку положила?
― Да положила я твою бутылку.
― Что, только одну?
― Почему одну? Шампанское ещё.
― Тьфу ты! Я ж не про компот спрашиваю.
― Гриш, будь человеком, не дёргай меня, а.
― Мать, что ты, ей-богу. Я ж помочь тебе хочу.
― Хочешь помочь, ступай в нашу комнату.
― Зачем?
― Я там подарки внукам Колосковых приготовила. Принеси, а то, как бы, в самом деле, не забыть. Неудобно будет.
― Неудобно кабану за курицей ухлёстывать, ― проворчал Григорий Иванович. ― Ты давай, шустрее тут. Колосков просил не задерживаться. Все уже в сборе. Только нас и ждут. Я за подарками, а ты одевайся.
Мария Васильевна отмахнулась, и только убедившись, что всё взяла, а главное, хорошо упаковала: салаты не перевернутся, надёжно укутанное мясо не остынет, пирог не поломается, бутылки не побьются, ― пошла одеваться.
Женщина поправила причёску и накинула на голову тонкий, как паутинка, белоснежный платок, который ей невероятно шёл, подчёркивая тёмные почти без седины волосы и удивительную моложавость лица. Мария Васильевна любовно пригладила мягкие концы, на её губах вспыхнула улыбка, отразившаяся и в карих глазах. Она невольно вспомнила, с каким терпением и в какой секретности собирал Григорий Иванович деньги на этот платок, зная, что жена о нём мечтает. Муж даже потихоньку от неё подрабатывал, чтобы не брать деньги с пенсии. А потом через какого-то знакомого заказал для неё настоящий, а не какую-то подделку, оренбургский платок: большой, пушистый, лёгкий и очень тёплый.
― Мам, ты такая красивая, ― пробормотала Галя и нежно обняла её сзади.
― Галчонок мой ненаглядный. Это ты у нас красавица. Господи, куда это мы идём, зачем? ― тяжело вздохнула Мария Васильевна. ― Ты тут совсем одна затоскуешь.
― Я не одна…
― Да ладно тебе, ― сокрушённо вздохнула мать, ― что я не знаю, стоит нам только за двери выйти, твой благоверный спать отправится. Галчонок, вы ведь молодые, красивые. Что ж вы дома-то киснете?
― Я хотела в ресторане столик заказать, ― вздохнула Галя, ― но папа не позволил.
― Вот я и говорю, всех перебаламутит, старый сумасброд и в кусты.
― Мать, чего шумишь? Я чуть нашёл твои подарки. Вечно так засунешь, что потом с собаками искать надо.
― Гриша, …― начала мать нерешительно.
― Ну, чего опять? Вот ни на секунду нельзя вас оставить. Чую, пакость какую-то удумали.
― Не хорошо это, отец. Сам говорил, Новый год праздник семейный, а мы к чужим людям идём, вроде, как детей одних бросаем.
― Маша, прекрати мне эти разговоры говорить. Ты вот подумай своей головой, когда им своих детей делать, если мы тут день и ночь у них под ногами крутимся.
― Тьфу, на тебя. Как тебе не стыдно перед дочкой-то.
― А чего стыдиться?! Пусть она лучше Шурика своего постыдит. Сколько лет уж вместе, а детей всё нет.
― Папа, ― пробормотала девушка, чувствуя, как у неё начинают подрагивать губы и набухать слёзы на глазах.
― Ну, уж прости, ― развёл руками Григорий Иванович. ― На правду, грех обижаться. ― Он обнял дочь и осторожно погладил её по спине. ― Ты пойми, я не со зла. Вижу, как ты маешься, а твой муженёк с каждым годом всё больше на пингвоулитку становится похож.
― На кого? ― Галя, сморгнула слёзы и невольно рассмеялась.
― Вот если к толстому, важному пингвину прицепить домик, навроде, как у улитки, то вылитый твой Сашка получится. Семейство «Сашка и диван». Ты ж у меня умница, красавица, каких поискать, не тушуйся, прояви инициативу. Сходите куда-нибудь, потанцуйте, вина выпейте…
― А кто мне не позволил столик заказать?
― Ну, был не прав. Прости своего отца. Кто ж знал, что Колосков, … ― Григорий Иванович махнул рукой и тяжело вздохнул, ― да и Олег, опять же, только завтра будет.
― Пап, ― Галя обняла отца и привычно потёрлась щекой о его грудь, ― ты только не расстраивайся. Ведь ещё не поздно. Я сейчас Сашу подниму, и мы с ним что-нибудь придумаем.
― Вот и молодец, вот и умница, ― тут же оживился явно повеселевший Григорий Иванович. ― Так, девоньки, посторонитесь. Дайте мне на себя глянуть в последний раз. Галина Григорьевна, что застыла? Топай уговаривать мужа. Эх, не лёгкая это работа ― из болота тащить бегемота, ― невольно прокомментировал мужчина, наблюдая, как его дочь еле плетётся к своей спальне.
― Знаешь, Гриша, вот сколько с тобой живу, вечно тебе удивляюсь, ― фыркнула Мария Васильевна. ― Скажешь тоже, в последний раз.
― А что? Я на вредной работе.
― Ты пенсионер.
― Вот то-то и оно. Пенсионеры быстрее сгорают.
― Это почему же? ― заинтересовалась женщина.
― Во-первых, у них больше времени думать о своих болячках. ― Григорий Иванович недовольно поморщился, разглядывая своё отражение.
― А, во-вторых? ― поторопила жена.