Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)

РАЗНОГЛАЗЫЙ БЛОНДИН
Когда Глеб вернулся домой, в квартире царила абсолютная тишина. Он заглянул гостиную, на кухню, но там никого не было. Марго он нашёл в комнате отца. Он сидела на самом краешке кровати, опасаясь неосторожным движением побеспокоить больного. Супруги о чём-то разговаривали. Точнее говорил Твердохлебов старший. Алексей Глебович, что-то тихо втолковывал жене. Марго, склонив голову, слушала, и время от времени кивала.
― Ну что, догнал? ― усмехнулся он, заметив сына.
― А ты сомневался?
― Марго, ― Алексей Глебович легонько сжал пальцы жены, ― отдохни. И в последний раз прошу, брось эти глупости. Ты думаешь, я не слышу, как ты ночами по коридору бродишь, будто от смерти меня охраняешь. Если она всерьёз за меня возьмётся, тут твоей сковородкой не отмахнёшься. Иди, поспи. Сил нет, на твои круги под глазами смотреть.
― Хорошо, Алёша, ― покорно пробормотала она и немного сутулившись, побрела к двери.
― Вот же, ― Алексей Глебович в сердцах кулаком бухнул по кровати.
― Марго, ― Глеб перехватил женщину в дверях, осторожно сжав её локоть. ― Не обижайтесь, ― шепнул он расстроенной мачехе, ― отец просто за вас беспокоится.
― Да? А мне показалось, что я ему стала неприятна.
― Ну, ты и дурёха, Марго, ― буркнул Твердохлебов старший, притягивая жену к груди и поглаживая по волосам.
― Алёша, сума сошёл! Зачем ты вскочил, ― всполошилась мачеха. ― Тебе лежать надо.
― Полежишь тут с тобой, ― недовольно проворчал Алексей Глебович. ― Что ты надо мной, как наседка квохчешь. Ступай, говорю. Мне с сыном поговорить нужно.
― Я пойду, при условии, что ты пообещаешь не вставать по пустякам.
― Марго, отдыхайте. Я лично прослежу, чтобы некоторые несознательные личности не маячили туда-сюда, когда им предписан полный покой, ― с добродушной улыбкой пообещал Глеб.
― Ну, смотри, ― кивнула мачеха, ― я на тебя полагаюсь.
Мужчины подождали, когда хлопнет дверь в комнату Марго, и только тогда выдохнули.
― Скажи мне, где логика. Когда я на эту дурёху день-деньской рычу, она и ухом не ведёт, а стоит ласково обратиться, ― тут же в слёзы кидается. Вот и пойми этих баб.
― А ты на лаковое слово не жмоться, глядишь, жена привыкнет и пугаться перестанет.
― Тоже мне эксперт выискался, ― недовольно проворчал отец. ― Сначала женись, потом будешь советы давать, щенок.
― Скоро.
― Угу, едет Емеля, а ждать его неделю. Я тут,… случайно, слышал ваш разговор с Марго.
― Надо же, а мне казалось, ты меня учил, что подслушивать неприлично, ― усмехнулся Глеб.
― Ну,… всё подслушать не удалось, ― развёл руками Твердохлебов старший, как будто это могло послужить оправданием. ― Слабость проклятая, ― тяжело вздохнув, признался он и слегка раздражённо добавил, ― да, и слух у Марго, как у рыси. Только ночью с боку на бок перевернусь, она уже у двери маячит.
― Тогда понятно.
― Что там тебе понятно? Понятно… Вам, молодым…
― Отец!
― Вот-вот, и слушать не хотите. А, ладно, ты прав, что-то я совсем разворчался. Старею. Ты чего в дверях торчишь, как неродной. Присядь. Разговор к тебе есть.
Глеб придвинул кресло к отцовской кровати. С удовлетворённым вздохом уселся, вытянув длинные ноги, сложил руки на животе и прикрыл глаза.
― Эээ, сынок. Разговор у нас серьёзный пойдёт. Если ты устал, то так и скажи. Позже поговорим.
― Да нет, ― Глеб выпрямился и внимательно посмотрел на отца, ― я тебя внимательно слушаю.
― Любочка…
― Мы будет о медсестре разговаривать?
― Не перебивай, ― грозно сверкнул глазами Алексей Глебович. ― Сам знаешь, старой — голова с дырой. Забуду, что сказать хотел.
― Стар козел, да крепки рога, ― ехидно буркнул Глеб.
Отец усмехнулся и показал сыну кулак.
― Так вот, Любочка девочка наивная и доверчивая. Про таких, как она, говорят, ― проста до глупости и глупа до простоты, ― но душа у неё чистая, светлая. Ты уж не обижай её.
― И в мыслях не было.
― Ну и ладно, ― одобрительно кивнул головой Твердохлебов старший, рассеяно побарабанил пальцами по матрасу, о чём-то задумавшись.
Глеб не мешал ему. Он воспользовался моментом, чтобы внимательно рассмотреть отца. Не смотря на возраст и затянувшуюся болезнь, Алексей Глебович не выглядел усталым или изнеможённым. В тёмных волосах прибавилось седины, но это, как ни странно, ему даже шло. Морщин стало больше, но они почти не портили красивое лицо, лишь придали ему больше суровости и неприступности.
― Сильно изменился? ― спросил отец, уловив его взгляд.
― Ты выглядишь лучше, чем Марго. Хотя она намного моложе.
― Да,… Марго… Виноват я перед ней сынок. Сильно виноват. А исправлять уже и некогда.
― Всё можно исправить, кроме смерти.
― Думаешь? Ну-ну. Молод ты ещё.
― Это бывает, но быстро проходит. Отец, я же вижу, что ты тянешь время. Так о чём ты хотел со мной поговорить?
― Марго, тебе много всего наговорила о нашей жизни…
― Она солгала?
― Нет, ― отец закашлялся, ― просто судит со своей колокольни. Я твою маму больше жизни любил и, наверно, до последнего вздоха любить буду. Она для меня была всем: моим светом, моим дыханием, моей душой если хочешь. Как бы пафосно это не звучало. Когда её не стало,… ― Алексей Глебович на секунду прикрыл глаза и судорожно сглотнул. ― Больше года я не мог прийти в себя. На баб действительно не смотрел, не до того было. Мне нужно было снова научиться дышать. Три месяца пил беспробудно, до зелёных чертей. Хорошо, хоть домой таким «красивым» не являлся.
― Странно, а бабушка говорила, что ты в длительной командировке.
― Если бы не она, неизвестно, чем могла закончиться, эта «командировка». Когда у неё лопнуло терпение, она отыскала меня у одного из друзей. К счастью, я тогда ещё вменяемым был. Вылила на меня кувшин холодной воды, чтоб окончательно протрезвел и говорит: «Долго я ждала, пока ты одумаешься, но вижу, что на сына тебе наплевать. Раз так, то решила я переоформить опеку над мальчиком на себя. Зачем моему внуку такой бесхребетный папаша. Ты того и гляди совсем сопьёшься, работу потеряешь. Какой из тебя отец? А мне отказали. Стара больно. Так вот, знай, дорогой мой, случись что, твой сын в детдом пойдёт. Вот и подумай». Мне её слова, как обухом по голове. Алёна за такое, меня с того света достала бы.
― Пить бросил?
― Ну, не то чтобы совсем,… но в разумных пределах. Как жизнь потихоньку стала налаживаться, так и к женщинам интерес проснулся. Не для чувств там,… а, так. Природа, сынок, она всё равно берёт своё. Только как мать с Нинкой меня не пилили, мол, женись, да женись, нечего непотребство разводить. Я не хотел. Не понаслышке знаю, что такое мачеха.
― Что? Откуда? ― изумился Глеб.
― А тебе бабушка ничего про деда твоего не рассказывала?
― Почему же, рассказывала. Глеб Никанорович Твердохлебов был сильным и смелым человеком, высочайшим профессионалом, настоящим асом своего дела, погибшим при исполнении.
― Ты прямо, как некролог читаешь. Всё это правильно, но… Мой отец ― красавец, весельчак и балагур, душа любой компании, был настоящим трудоголиком. Для него работа была на первом месте. Он в отделе буквально дневал и ночевал. Отсюда проблемы в семье. Бабушка твоя, Варвара Степановна, в молодости, ух, как была хороша, но при этом характер имела чисто мужской ― прямой и бескомпромиссный. Одним словом, что она могла подумать, когда мужа дома видела только глубокой ночью или по большим праздникам, а подружки, будь они не ладны, нашёптывали «там стоял», «той улыбался». Запомни, сын, всё зло от подружек. Я как на Марго женился ― мигом всех разогнал. Потому и живём столько.
― Маминых тоже разогнал? ― тихо спросил Глеб.
― Алёна,… ― лицо отца смягчилось, в глазах вспыхнула нежность, ― с ней всё по-другому было. Ей никто кроме нас двоих не нужен был. Она детдомовка. В наш город попала по распределению после училища. К тому моменту, как мы встретились, подружками ещё не обросла. Да, и не хотела она в своё личное пространство посторонних пускать. Говорила, что всё её детство и юность были похожи на общественный туалет. Все, кому ни лень, так и норовили грязными ножищами душу испоганить.