Фантастика 1979
— Подземный ход! — вскрикнула Зина. И прежде чем я успел что-то сообразить, сбросила туфли, спрыгнула вниз…
Все было просто. Липа стояла над забытым подземным ходом и, рухнув, открыла его.
Не раздумывая, спрыгнул и я в темноту, замер, огляделся. Косой сноп света тускло освещал земляные своды, потемневшие от времени дубовые плиты. В глубине хода смутно светлела кофточка Зины.
У меня были спички, я достал из кармана коробок, зажег одну, двинулся к Зине. Ход был невысок, идти можно было лишь пригибаясь… Пахло гнилью, мышами, чем-то незнакомым, древним. Мы во второй раз вернулись в прошлое…
— Что это? — остановилась Зина.
Из земли торчал бок корявого шара. Спичка погасла, и я в темноте, на ощупь вывернул каменное ядро…
— Посвети… — шепотом попросила Зина.
Я зажег спичку, и мы рассмотрели ядро. Древние псковитяне часто употребляли ядра из камня, считали, что они лучше металлических…
— А вот еще ядро. — Зина наклонилась, но вместо ядра вывернула из земли пехотную каску.
Я ничего не понимал…
Осталась всего одна спичка. Я достал из кармана записную книжку, вырвал несколько листов, скрутил их, поджег… В полосе света рядом с каской лежал ржавый железный крест…
Взяв каску и крест, мы с Зиной вернулись к провалу, я уцепился за крепкое корневище, выбрался наверх, лег возле провала, протянул руки Зине, и она подала находки.
Выбираясь, Зина оступилась, и под ее ногами, словно вода, потекла рыхлая земля. Мне стало страшно: поток захлестывал Зину, затягивал, словно болотная топь.
Каким-то чудом я вырвал Зину из-под земли, оттащил в сторону. Провала уже не было, на его месте темнела воронка. Внизу загрохотало, я понял, что подземный ход обвалился.
Мы вернулись в настоящее, но в руках у нас оказались ржавая каска и ржавый крест. Я присмотрелся к кресту внимательней и вдруг увидел, что это небольшой грубой ковки кинжал. Откован кинжал был, видимо, не очень умелым мастером, может быть, даже ребенком. Не было ни камней, ни украшений, лишь на одной из четырех граней клинка я отыскал буквы, выцарапанные чем-то острым.
— «Ждан», — прочла надпись Зина.
Теперь мы знали, что владельца самодельного кинжала звали Жданом… Видимо, это был мальчуган, отрок.
Потрясенные случившимся и неожиданными находками, мы вернулись в крепость, постучали в древние двери хранилища…
Впервые про подземные ходы я услышал от матери. Шел второй год войны, разгоралось пламя партизанской борьбы, и тихий наш край стал огненным. Сказать, что бой был каждый день, — сказать неправду; иногда в день рядом бывало два-три боя…
Наш дом стоял около озер, на перекрестье дорог. Мать помогала партизанам, а на руках у нее было трое детей, мне, самому старшему, шел девятый год… Страх не покидал мать ни на минуту…
— Раньше люди под землю уходили… — вздыхала мать. — Деться теперь некуда.
— Как это… под землю? — удивился я.
— В древности под землей рыли ходы. Каменный свод выкладывали… В Острове, говорят, несколько таких ходов было, даже под рекой ход проходил — в каменной плите выбили… И в Порхове — подземный ход, только, говорят, обрушился…
Больной отец продолжал рассказ матери:
— Все правда. Даже выход был раскопан. Увидели: выбита рыба на камне. Решили — клад. Давай копать. Клада не нашли — нашли выход.
Что еще говорили отец и мать про подземные ходы, я помнил смутно, но начало разговора запомнил слово в слово.
Ночью на печи я обдумывал фантастический проект: мы с отцом берем лопаты, прокапываем в холме проход, устраиваем каменный схрон, переносим в него стол, стулья, кровати, живем, не боясь врага…
По ночам мать водила партизан, возвращалась иногда перед самым рассветом. Когда я рассказал свой «проект» матери, она улыбнулась…
В музее нам с Зиной сказали, что мы нашли не подземный ход, а обычный тайник, в конце которого в древние времена был колодец. Когда я завел речь о раскопках, заведующая улыбнулась:
— О, у нас археологов хватает… Вчера сторож прогнал сразу четверых, с лопатой пришли, даже с каким-то планом… Не было в Порхове никакого подземного хода.
Занятия по сбору материалов для словаря я, не раздумывая, отложил, купил блокнот и на первой странице вывел печатными буквами: «Подземные ходы».
Вскоре появились первые записи.
Припомнился вдруг рассказ деда о том, что в древности был подземный ход из Печорской крепости в Псковскую длиною в целых пятьдесят верст. Дед утверждал, что слышал это от своего деда. Ход тесен, идти можно лишь пригибаясь, но были пещеры для отдыха — с запасами пищи, со свечами и родниками…
Конечно, это была выдумка — плод народной фантазии.
Под Печорской крепостью до сих пор целы пещеры и подземные ходы.
Есть много преданий про ушедшие под землю церкви.
А может, храмы специально строили в земле? На моей родине до сих пор живо предание, что в сельце Владимирец ушла под землю церковь. Говорят, приди на холм-городок в пасху, прильни к земле и услышишь, как где-то под землей поет хор…
Известно, что в древнем Владимире были тайник из камня-плитняка, вылазы, возможно, были подземные хоромы и подземные ходы…
Я вспомнил, что подземный ход описан в повести Гоголя «Тарас Бульба». Не раздумывая, отправился в библиотеку…
Со мной пошла Зина. С того часа, как встретились на танцплощадке, мы расставались лишь на короткое время.
Просыпаясь, я сам торопился на дальнюю, заросшую одуванчиками улицу, к старому, крытому тесом, покосившемуся дому. Завидев меня, Зина выбегала навстречу, открывала калитку…
— Пришел! — удивлялась она, словно и не знала, что я непременно приду…
В библиотеке мне дали второй том Сочинений Гоголя, и я нетерпеливо присел к столу…
Нужное место нашлось сразу, хотя и открыл книгу наугад.
«Обрывистый берег весь оброс бурьяном, и по небольшой лощине между ним и протоком рос высокий тростник, почти в вышину человека… Пробираясь меж тростником, остановились они перед наваленным хворостом и фашинником. Отклонив хворост, нашли они род земляного свода — отверстие, мало чем больше отверстия, бывающего в хлебной печи…» Вход в подземелье был рядом с зарослями камыша, на заросшем бурьяном пустыре, под кучей ненужного хвороста.
Видимо, так же маскировали выходы и вылазы древние псковичи…
Пробежав глазами, я вспомнил, что читал когда-то, еще мальчишкой, совсем иное.
Торопливо принялся листать книгу, в конце ее была первая «миргородская» редакция «Тараса Бульбы».
Снова легко нашлось нужное место. «Татарка, закутавшись крепче в кобеняк, полезла под телегу; небольшой четвероугольник дерну приподнялся, и она ушла в землю… Небольшое отверстие вдруг открылось перед ним и снова захлопнулось…» Описание входа было неправдоподобным; видимо, Гоголю указали на это, и Гоголь узнал точно, какими бывали подземные ходы и выходы…
— Видишь, и у Гоголя не сразу получилось, — сказала в задумчивости Зина. — Нужно идти в древлехранилище, читать старые книги.
— Нет, надо ехать в Синегорье…
Деревни, в которой мы жили в войну, не было. После войны мы поселились в городе, но я часто бывал на родине, неделями жил у одинокой Просы. В доме у Просы лежало мое ружье, хранились вещи, пылился под лавкой чемодан с записями погибшего отца и моими дневниками.
— Что ж, поезжай, — вздохнула Зина.
Я взглянул на часы: до отхода автобуса оставалось четыре минуты…
Успел. Автобус, как всегда, двинулся в путь с опозданием, набитый битком. В темноте, в толкотне я гадал, есть ли в бумагах отца хоть одна запись про подземные ходы…
Старая Проса, увидев меня, не удивилась, ушла по своим делам. Я выволок из-под лавки чемодан, высыпал тетради и связки бумаг на пол.
Как я и думал, записей было мало, три выдержки из писцовой книги… «И велено мне, холопу твоему, в городе во Гдове досмотрети… Есть ли в городе колодци и тайники, и какова в них вода, и в осадное время не будет ли водою скудно…» «И как государь укажет тайнику быть, и лесу надобно на обе стены до воды и на верхний мост полутора сажон, в отрубе 6-ти вершков, 250 бревен, да на тайник на бычок такова же лесу 120 бревен».