Актриса
Тая взяла одну из книжек и стала читать первые страницы, сев в кресло. Я оценил ее деликатность — она не хотела мешать нашему общению с Вианой, витал слух, что Оскар собирался на ней жениться. То ли она настаивала, так как была в положении.
Наконец и Максим проснулся. Те же, явление второе.
— Алешик, ты уже приехал?! Как это так это!..
— Ты уже не помнишь, что встречал меня с утра?!
— Разве? — Он обнял меня и поцеловал. Когда-то я любил своего брата, как Бога. — Сюсай, отчего так болит голова?
Тая улыбнулась краем рта, читая.
— Виачка, а пожевать у нас ничего не найдется?
— Я делаю кофе для Таи.
— И я его с удовольствием приму. Даже в двойном размере и с каким-нибудь «бутер-в-ротом»!
Виана ничего не ответила.
— Алешик, а чего ты такой грустный?
— Без созерцания твоих стройных глаз и фигуры.
— О, это твоему горю легко помочь. Сейчас развеселю, дай только поесть! А разве бывают «стройные глаза»?
— Нет, но стройные фигуры — бывают.
Тая подняла голову:
— Раз говорит писатель, — значит, бывают. И еще как!
Мы взаимно улыбнулись.
— У нее тонкое чувство юмора. А вот и кофий! Его дыхание прекрасно. — Максим потянул ноздрями.
— У нее профессия такая — театр Иронии. Должна по долгу…
— Быть юмористкой, — сказал Максим, и Тая пересела к нам, к мраморному журнальному столику. Максим уже ломал бока бутерброду.
— Алешенька, а что же вы будете, вы ведь с утра ничего не ели?
Виана поняла намек и сказала, что дома ничего нет, но скоро приедет Оскарик.
Он, видимо, должен был заменить мою еду.
— А я ему дам половину своей чашки кофе, — сказал Максим и очень меня этим растрогал. Мы обнялись и расцеловались опять. Все-таки это была моя кровь, хотя и по отцу только. Я все мечтал написать большую сагу «О клане» и только думал, где я возьму на это деньги и время. (Оказывается, уже — не «место и время».) На сагу ушел бы год, даже вчерне.
— Тайка, хочешь куснуть бутерброда? — спросил Максим.
Он не деликатничал особо.
— Нет, Максим, спасибо.
Я подумал, что это полный мудизм — сидеть посреди Германии трем взрослым людям и быть голодными.
Я бы уехал сейчас, если бы не родственники, которые собирались для встречи со мной.
К восьми вечера они стали съезжаться. Патриарх нашего поколения Георгий, напоминающий чем-то «коренного» акробата в четверке, стоящей на его плечах, сгреб меня и задушил в объятиях.
Мы не виделись пятнадцать лет. Он был последний, кто напоминал мне отца: я поцеловал его гладковыбритую щеку. Как у папы… Приехали еще несколько двоюродных братьев, с женами, с детьми. Даже приехала молодая новая родственница из К***, вышедшая замуж за одного из троюродных братьев, который окольными путями добирался в Германию. Все бежали из Империи куда глаза глядят. А некоторые — еще дальше. Кого я никогда не видел, звали Елена. Максим представлял мне новых родственников и детей, и начиналось познание друг друга. Всего собралось человек двенадцать. Я даже не представлял, что так разрослась наша семья на почве Германии.
Я подарил Оскару его виски, и он отвел меня в сторону.
— Какие планы, Алешка?
— Боевые. Если нетрудно, с утра, когда проснешься, съездить в город, чтобы я нашел какой-нибудь пансион или гостиницу, на неделю.
— Ты можешь жить у меня, никаких проблем.
Я чуть не поперхнулся.
— Спасибо. Во-первых, даме, я думаю, будет удобно…
— Кстати, неплохая телка, — перебил он.
— Во-вторых, у тебя тут своя девушка, да Максим сутками не вылазит.
— Это точно! — Он улыбнулся.
— Единственная просьба, найди что-нибудь с небольшой кухней, на рестораны и бары…
— Я знаю одно неплохое место. Договорились.
Больше в этот вечер мы ни о чем не разговаривали.
Стол был голодный. И мои старшие родственницы затеяли жарить картошку, чтобы накормить (хотя бы) Таю и меня. Максим всегда хотел есть, так что он включался в любую еду автоматически.
Зато виски и водка лились рекой, все привезли с собой по бутылке. Надеясь, что… К десяти вечера у меня уже плескалось в голове и я начал всех фотографировать — на память. За Таей ухаживал Оскар. «Моя лапка, — говорил он, — что тебе налить?» Тая перепила его легко.
Потом Георгий, я и Максим позировали вместе, обнявшись, а Тая фотографировала под моим чутким руководством. Я очень сомневался, что из этого что-то получится. Так как камера была профессиональная, а не автоматическая.
К часу ночи все еще прощались в дверях, обнимались и обещали друг другу — всё.
Максим уснул на том же диване, на котором сидел, не раздеваясь. Нам отвели небольшую комнату с готическим потолком под наклоном, в центре которого было окно и над головой темнел космос, из которого по-прежнему шел дождь. Столбы держали уличные фонари, подсвечивающие капли дождя на стекле, — все было весьма романтично и эротично. «Дождь в декабре». Плохое название.
Я знал, что это будет испытательная ночь. Я еще не был с ней после урологической новости… Тая раздевала меня, так как я был без сил после тридцати шести часов неспанья. Кроватная рама стояла в нише, у окна. Впечатление, что дождь падал прямо на лицо. Но повисал на невидимой преграде. Оставаясь висящим там. Как будто на сетке.
— Как вам ваши родственники? Я очень волновалась, чтобы вам понравилось.
— Очень трогательно, мы столько лет не виделись.
— Они, по-моему, вас очень любят, но выражают это по-разному.
— Кто вам больше понравился?
— Георгий, такой представительный, как патриарх. Вы поедете к ним в гости?
— Обязательно.
— Его жена говорила, что они очень стесняются своего жилья…
— Когда я приехал в Америку, у меня не было денег даже на еду… Они хотя бы не голодают. Правда, не считая сегодняшний вечер!..
Тая улыбнулась в темноте. Мы как бы нехотя, словно совсем чужие, обнялись. Ее мягкие губы стали скользить по моей груди. Она была в лифчике и как всегда низко сидящих трусиках-бикини. Ее пышные волосы шептались по моему телу, лаская его. И обвивая, как…
Я сжимал ее грудь, не расстегивая лифчик. Губы спускались к моему поясу постепенно. Я знал, что не смогу в нее войти. Мне будет мешать мысль, преграждать. Я буду думать о… Она раздела меня догола. И губами обхватила головку члена. Язык скользил по уздечке. Ее голова делала поступательные движения. То обхватывая его всего, то почти отпуская. То обхватывая снова, то… Я закрыл глаза и дал накопленному вырваться наружу. Но напряжение не спало. Высвободившись, я пошел в ванную. И, к моему полному изумлению, снова увидел длинно тянущиеся нити вниз.
С утра мы сразу сняли очень уютную пансионатную квартиру, там даже была маленькая кухня, вернее, подобие ее, с электрической плиткой. Мы могли сочинять хотя бы завтраки. Я привез коробки чая «Earl gray». «Германика», так называлось бюргерное заведение, находилось почти в самом центре города. Недалеко раскинулся великолепный парк, через который прошедший попадал в «старый город» с каменными улочками и огромным количеством увеселительных заведений. А рядом находился драматический театр «Spielhause», единственное слово, которое актриса знала по-немецки. Она была рада, что мы живем вблизи театра. В норковой шубе Тая ходила вокруг цилиндрического здания театра, рассматривая афиши. Но зимой не было театрального сезона, и театр стоял закрытым.
После осмотра мы отправились в Национальную галерею, где, к моему удивлению, оказалось большое количество работ Кандинского. Гораздо больше, чем оных осталось в Империи. Где он имел счастье родиться и проживать. Какое-то время. А также Таино знание живописи поразило меня.
Зимой моя депрессия начиналась с новой силой, и я не знал, как ей сопротивляться.
В немецкой аптеке я купил презервативы. Предчувствуя, что все равно мне придется с ней этим заниматься.
На следующий день был назначен поход в бани. Немецкие бани (как и австрийские) я обожал. Это было патрицианское удовольствие, заимствованное у римлян. Они включали глубокий бассейн, паровые сауны, сухие парные с колодезной водой в мраморных углублениях, куда сразу надо прыгать после того, как выскакиваешь раскаленный и распаренный — после сауны.